Андрей Столяров - Послание к коринфянам Страница 7

– Ну? – едва они переступили порог, резко спросил Президент.

Он сидел за громадным столом, утыканном ручками и телефонами, справа от него, точно зеркало, поблескивал экраном огромный дисплей, а слева, протянув к столу ноги и поигрывая пистолетами, очень демократично развалились на низком диванчике трое личных охранников – при галстуках, но без пиджаков. По слухам, недавно на Президента было совершено очередное покушение, и после этого команда его настояла, чтобы он ни на секунду не оставался без прикрытия. Впрочем, Марка это вполне устраивало. Потому что он и сам таким образом попадал под защиту. По крайней мере, можно было ненадолго расслабиться.

– Ну так в чем дело? – между тем, еще более резко спросил Президент. – Я вас слушаю. Ну? Вы что, онемели?

Он не поздоровался и даже не поднял глаз от бумаг, которые просматривал с похвальной скоростью, только вдруг наморщился мощный бугристый лоб. О его фантастической грубости ходили легенды. Говорили, что Президент способен даже на рукоприкладство. Во всяком случае, по отношению к своим ближайшим сотрудникам. Впрочем, Марка это тоже устраивало. И поэтому, почувствовав, как Павлин подталкивает его локтем в бок, что, дескать, не робей, держись веселее, он свободно пересек кабинет, он свободно пересек кабинет, оказавшийся, к счастью, не таким уж обширным, сел на стул, положил ногу на ногу, и, немного сдвинув перекидной календарь, мешающий удобно поставить локоть, сказал очень наглым, самому себе неприятным тоном:

– Нет, это я вас слушаю! – А когда Президент, подняв голову, вздернул от неожиданности большие светлые брови, добавил с теми же неприятными, но приковывающими внимание интонациями. – Надеюсь, вы мою записку читали? С документами, переданными вам, ознакомились? Тогда оставьте пожалуйста ваши бумаги. Речь идет об очень серьезном деле!

Воцарилась томительная пауза. Только слышно было, как полузадушенно пискнул Павлин где-то далеко за спиной, да охранники, перестав вертеть пистолеты, с некоторым любопытством воззрились на посетителя.

Вероятно, в этом кабинете к таким интонациям не привыкли.

А сам президент, по-видимому, даже слегка растерялся, но сейчас же массивные хозяйственные черты его лица пришли в движение, приоткрылись черные глазки, до сих пор заслоненные наплывами толстых век.

Он недобро усмехнулся.

– Ты откуда взялся такой умный? Университет, что ли, кончал? За дураков нас тут принимаешь? Ну ты глянь, ту-дыть, до чего докатилась интеллигенция: если, значит, человек из народа, так они его уже и за человека не считают. Быдло, значит, для них, серая скотина… – Президент с трудом, как будто ему мешал тугой воротник, покрутил головой на бычьей шее, щеки у него несколько отвисали, а так называемая «партийная» стрижка придавала черепу зализанные очертания. Больше никто не шевелился, даже Павлин за спиной у Марка перестал дышать, словно умер. – Я тебе, значит, так скажу, – продолжил Президент. – Не ты и никто другой указывать мне не будут. Вот у меня где советчики, вот тут, на шее, понял? Интеллектуалы долбанные! Все бы вам гипотезы сочинять. Я сам знаю, что нужно народу. Я сам – народ, понял?..

Крупное лицо его наливалось кровью, брови надвигались и надвигались, пока гневными валиками не встали над переносицей, нос, отекший грушей, еще больше раздулся. Вероятно, такая мимика должна была внушать подчиненным уважение и страх, но Марк вдруг подумал, что, судя по всему, Президент отрабатывал ее вполне намеренно: репетируя перед зеркалом, советуясь со специалистами. И от этого она стала ему еще более ненавистна.

Он сказал:

– Давайте не будем тратить времени. Учтите: меня сейчас разыскивают по всей Москве. И если обнаружат в вашем кабинете, то обязательно уберут. Устранят физически. И вас уберут – тоже. И всех присутствующих…

Тогда Президент вдруг расслабился, словно у него кончился весь запас ярости – сел поудобнее и, достав американские сигареты, закурил, пуская дым подвернутыми мужицкими губами.

– Да? – брюзгливо и недоверчиво спросил он. – Говоришь, уберут? Ну это, знаешь ли, не так просто. – Обернулся и посмотрел на свою охрану, которая немедленно подтянулась, а крайний справа, видимо, старший, значительно покивал, что, мол, не беспокойтесь, Хозяин, через нас, мол, и на танке не пройдут. Снова повернулся к Марку и сказал уже серьезно, без актерской игры. – Теперь по поводу твоего доклада. Интересный доклад, читал – прямо не оторвешься. Но ведь, если подумать, то – бред собачий. Какой Дьявол, к этакой матери, какой Сатана?! Ведь меня же, к такой матери, примут за идиота. Ведь твоя же интеллигенция и заклюет: журналисты, писатели там, академики всякие… Это же какой тогда поднимется вой; мракобесие, мистика, игра на темных инстинктах. А с другой стороны, конечно, наоборот: дескать, президент, оказывается, во власти жидомасонов. Ты, тем более собираешься работать по лагерям, – то есть, нам придется как-то подключать уголовников. – Президент, останавливая возражения, сделал протестующий жест. – Подожди, подожди, ты сначала меня послушай… Я тебя понимаю, что это – армия Сатаны. Но попробуй, объясни это нашим придуркам. Ведь придется кое-кого из уголовников отпускать? Или что, ликвидировать их после этого? Нет, по-моему, здесь у тебя ерунда. Вы же сами придумали всякие права человека. Нет, как хочешь, но все-таки – полный бред. А, быть может, и хуже, чем бред – политическая провокация. Так сказать, выстраиваешь на меня компромат. Мы сейчас у Павлинова спросим по этому поводу. Расскажи нам, Павлинов, кого ты сюда привел? Что-то, знаешь, все это мне не очень нравится…

За спиной у Марка началось какое-то шевеление, покряхтывание, наверное, Павлин готовился извлечь из себя голос. Сейчас продаст, подумал Марк, заранее напрягаясь, он был совершенно уверен, что Павлин продаст, и вдруг с изумлением, даже не поверив в первую секунду, услышал:

– За этого человека я ручаюсь…

– Чем ручаешься? – немедленно спросил Президент.

– Головой…

И Президент, как бы отметив про себя что-то существенное, соглашаясь, кивнул:

– Головой – это серьезно.

После чего опять воцарилась пауза.

Вот тебе и Павлин, потрясенно подумал Марк. Говорили – Павлин, Павлин. Павлин продаст ни за грош. А Павлин – это, оказывается, личность. И друзей, Павлин, оказывается, не продает…

Его затопило теплое чувство благодарности. Однако, радоваться было преждевременно, и поэтому он спросил, пользуясь благоприятным моментом: – Извините, Сергей Николаевич, вы в Бога верите?

Президент даже крякнул от неожиданности. Тем не менее, передернув плечами, ответил с достоинством:

– Православный, как будто… – а затем, немного подумав, добавил. – Крестили в детстве. – И еще немного подумав. – Креста не ношу…