Гарри Гаррисон - Крыса из нержавеющей стали. Кн.2 Страница 71

Был ли у меня выбор? Я не знаю. Возможно, сам вид этой машинки, проникающей в мозг, а также усталость сделали свое дело. Я, не задавая никаких вопросов, просто подчинился, оставив щелочку надежды, чтобы можно было наблюдать. Ханасу поколдовал над машинкой и снова приложил ее к шее мальчика. Ничего не произошло. Потом он открыл дверь и сел на место. Секунду спустя пришел мальчик и внес тарелку.

— Я принес вам обед, господин Директор, — сказал он.

— Оставь его и больше не приходи. Я не хочу, чтобы меня беспокоили.

— Да, господин Директор, — он повернулся и ушел.

Я вышел из своего убежища.

— Эта машинка одна из многих, которые вы использовали на мне? — спросил я.

— Да.

— Это самая мерзкая и отвратительная вещь, какую я когда-либо видел и слышал.

— Это просто машина, — ровным голосом произнес он и положил ее на полку. — Я сейчас не хочу кушать, а ты, должно быть, здорово проголодался. Давай, займись едой.

Слишком много всего и слишком быстро приключилось со мной, чтобы я мог думать о еде. Только сейчас я осознал, насколько проголодался, и готов был слопать целую корову, причем сырую. Я откинул салфетку с тарелки и при виде еды у меня сразу потекли слюнки. Это была все та же безвкусная высушенная рыба, которой меня пичкали на корабле, но мне она показалась прекрасной. Я жевал, чавкал и слушал Ханасу.

— Я стараюсь понять причины, по которым ты назвал машину отвратительной. Ты, наверное, имел в виду цель ее применения?

Я кивнул, поскольку рот у меня был набит.

— Тогда я понимаю. Это меня очень огорчает. Я очень умный, иначе я бы не был первым в классе, потом первым в комитете. Долгое время я размышлял и пришел к выводу, что большинство людей на этой планете либо тупы, либо лишены воображения, а чаще всего и то и другое. Ум и воображение являются помехой для выживания в таких тяжелых условиях, как наши. И мы целенаправленно искоренили их. Это означает, что я мутант, выродок. Отличаться от них я стал не сразу. Это дремало во мне годами. Я верил всему, чему меня учили, и всегда был первым в учебе. Я никогда не задавал вопросов, потому что здесь это не принято. Только слепо подчинялся. Теперь я задаю вопросы. Мы — не самая высшая раса человечества, просто мы другие. Наши стремления уничтожить всех или подчинить себе — смехотворны. То, что мы поддерживаем пришельцев в войне против нашего же вида — это самое крупное наше преступление.

— Вы правы, — сказал я, проглатывая последний кусок и сожалея, что он последний. Я мог все повторить сначала.

Ханасу продолжал так, будто меня не слышал.

— Когда я это понял, то попытался изменить наши цели. Но это было невозможно. Я не могу изменить ни одного слова в программе обучения детей. И я полностью привязан к школе.

— Я могу все изменить, — сказал я ему.

— Разумеется, — ответил он, приблизившись ко мне. Потом его неподвижное лицо съежилось, уголки рта поднялись вверх. Он улыбался незаметно, но все-таки улыбался. — А зачем, вы думаете, я хотел встретиться с вами? Ты можешь сделать все, что я запланировал, о чем думал всю жизнь. Спасти людей этой холодной планеты от них же самих.

— Достаточно одного сообщения. Только координаты этой планеты.

— Ага, а потом ваша Лига прилетит сюда и уничтожит нас. И вы скажете, что это трагическая неизбежность.

— Нет. С ваших голов не упадет ни один волос.

— Это широкий жест, но он мне тоже не нравится! Нечего меня одаривать или дурить! — в его голосе прозвучал гнев.

— Но это правда. Вы даже себе представить не можете, как будет реагировать весь цивилизованный мир, узнав, в каких условиях вы развивались. Безусловно, определенное количество людей, узнав о вас, захотят взорвать эту планету. Поэтому широкой публике и общественности ничего не будет известно о нашем договоре. Только Лота будет наблюдать за вашими людьми, чтобы они не наделали беды. И предложит вам обычную помощь и содействие.

Он растерялся:

— Я не понимаю. Так они не уничтожат нас?

— Оставьте свои мысли об уничтожении. Это ваши понятия. Жить или умереть. Убить или быть убитым. Такая философия господствовала в ранние мрачные века человечества, но мы благополучно оставили их позади себя. Мы, может, и не представляем собой лучшую цивилизацию или идеальную этическую систему, но у нас отрицательно относятся к насилию. Почему вы оказываете содействие пришельцам? Именно они, расправившись с нами, сотрут вас в порошок. У нас же давно нет армий, военного флота. Мы ни с кем не воюем, пока не появляются люди, подобные вам, и не пытаются перевести стрелки часов на 20 тысяч лет назад. У нас нет нужды убивать. Давно уже нет.

— Существует закон. Если человек убивает, то он, в свою очередь, должен быть убит.

— Ну и что? Этим не вернешь мертвого к жизни. И общество, которое так поступает, в конечном итоге убивает само себя. Но я вижу, что вы опять хотите возразить. Строгое наказание никогда не отпугивает преступников. Насилие ведет к насилию, убийство — к убийству.

Ханасу прошелся взад-вперед по комнате, стараясь понять это, понять такие чуждые ему мысли. Я облизал тарелку, потом ложку. Он вздохнул и опустился на стул.

— Все, что вы мне сейчас наговорили, не вмещается в моем сознании. Я должен изучить это, но в данный момент нет времени. Самое важное сейчас, это сделать то, о чем я думал многие годы. Надо остановить планы Кекконшики. Слишком много убийств. Это закончится только тогда, когда мы все будем убиты. Ты говоришь, что вы не прикончите нас, мне хочется тебе верить. Но это не имеет значения. Я готов послать сообщение твоей Лиге.

— Как?

— Вот об этом ты и должен мне рассказать. Если бы я знал как, я бы сделал это без тебя.

— Да, конечно. — Теперь я мерил шагами комнату. — Письмо отсюда не пошлешь. Интересно, а есть ли здесь псиграммисты. Эти могли бы передать. Да, но как их об этом попросить? А что, если радио?

— Ближайшая база Лиги находится в 430 световых годах.

— Мы не можем так долго ждать. Придется придумать, как мне проникнуть на корабль, который будет отправляться в дальний рейс.

— Я думаю, это невозможно.

— Я просто уверен в этом. Что же вы можете предложить другое? Вы задаете мне риторические вопросы. Но ведь должен быть выход. Может, мне лучше поспать. Есть тут безопасное место…

Неожиданно раздался сильный продолжительный звук. Мои брови поползли вверх.

— Это коммуникатор. Внешний вызов. Встаньте так, чтобы вас не было видно, вон к той стенке.

Он сел за стол и повернул рубильник.

— Ханасу, — произнес он.

— К вам прибудет команда военных через несколько минут. Они опечатают все ходы и выходы школы. Чужестранец бежал в вашем направлении и, возможно, прячется где-то у вас. Транспорт с еще шестью группами уже в пути. Не волнуйтесь, школа будет обыскана, и его поймают.