Аластер Рейнольдс - Звездный лед Страница 73

– Я рад, – ответил Джим.

Бойс наклонился, уткнув подбородок в плечо жены:

– Джим, привет. Помнишь меня?

– Да. Я помню. Перри. – Он заморгал, будто желая прочистить глаза. – Но старше теперь. Что с тобой случилось?

– То же, что и со всеми нами – исключая тебя, Джим. Тебе повезло. Ты заснул.

– И спал с ангелами, – выговорил Чисхолм.

– Привет, Джим, – подал голос Эксфорд. – Помнишь меня? Я был твоим доктором. И другом. Мы обычно проводили много времени вместе. Говорили обо всем, слушали музыку. Ты научил меня разбираться в Мингусе… Я до сих пор благодарен тебе за это.

– Райан… я вспоминаю тебя. И Мингуса. Океан Мингуса. «Берд коллз». Как море. Но это все было… – Он потупился, словно увидел нечто постыдное. – Все это было так давно. Как вы можете помнить это сейчас?

Эксфорд вынул офтальмоскоп из чемоданчика:

– Джим, ты не против, если я загляну в твои глаза?

– Нет, конечно. Пожалуйста, – разрешил он по-детски доверчиво и охотно.

Эксфорд придвинулся, осторожно тронул пальцами правой руки кожу у левого глаза Чисхолма. Взял в другую руку офтальмоскоп, посветил Джиму в глаз. Тот моргнул и неподвижно застыл. Эксфорд посветил в другой глаз, отключил офтальмоскоп и посмотрел на Светлану.

– Конечно, для уверенности мне нужно тщательно обследовать его. Перед тем как мы потеряли Джима, глиобластома сильно поднимала внутричерепное давление. Повышение сопровождается не только головными болями и рвотой, но и папиллоэдемой – отеком диска зрительного нерва. При этом выгибается наружу сетчатка. Но я не вижу ничего подобного. Сосуды сетчатки пульсируют нормально, край ее не расплывчат. Может быть, есть следы давних кровоизлияний в сетчатку, но недавнего нет ничего. Ничего такого, что можно было бы заметить.

– И что это значит? – спросила Света.

– Мне необходимо провести все нужные тесты в Крэбтри. Просканировать мозг. Но очень похоже на то, что спикане сильно уменьшили либо вообще удалили глиобластому. – Он коснулся рукой лба Джима. – Но вот температура у него чертовски высокая. Надо вытащить его из этого скафандра и как можно скорее перевезти в Крэбтри.

– Джим, ты помнишь это место? – спросила Барсегян. – Помнишь, в каком мы находимся мире?

Он озадаченно встрепенулся.

– На Янусе, – выговорил он после раздумья.

– Да! – выдохнула она с облегчением.

Значит, даже если память его и неточна в деталях, но все-таки сохранила общую картину. А на ней, как на скелете, можно вырастить плоть с текстурой и цветом.

– Как долго? – спросил Джим.

– Мы здесь уже тринадцать лет. Ты покинул нас девять лет назад.

Впервые у него пробудился интерес к окружающему. Он неуклюже повернулся, посмотрел на стены, потолок. Кажется, это движение утомило Джима.

– Это Крэбтри?

– Нет. Мы сейчас в Поддырье. Это исследовательский форпост. Ты помнишь, как упал с «железного неба»?

– Да, – ответил он, улыбаясь, будто вспоминал нечто забавное. – «Небо». Я шел по нему.

– А потом упал в дыру, которую инопланетяне просверлили для нас.

– Я помню, как падал, – ответил он, приподнимая руку и растопыривая пальцы. – Это хороший скафандр. Лучше, чем наши прежние.

Затем резко посмотрел на Свету:

– Я не помню, чтобы «небо» было раньше.

– Его и не было, – ответила она. – Спикане построили его вокруг нас перед тем, как мы стали замедляться. Наверное, это вроде заслона, чтобы защитить нас во время торможения.

– Как давно они сделали «небо»?

– Больше года назад. Оно уже сыграло свою роль – мы прибыли в спиканскую структуру живые и здоровые. Как ты сейчас.

– Спиканскую структуру, – выговорил он с улыбкой.

– Ты помнишь ее? – спросила она, улыбаясь в ответ. – Это здорово.

Улыбка исчезла с его лица.

– Да, я помню спиканскую структуру, – проговорил он снова голосом ровным, лишенным всякого выражения.

– Так вот, мы сейчас в ней. За двести шестьдесят световых лет от дома. Но мы долетели – и живы. Мы сумели. Теперь осталось только добраться назад.

– Я помню… да, – медленно сказал он.

– Джим, успокойся, – выдохнул встревоженный Перри.

– Я… помню. – Чисхолм нахмурился.

Лицо его омрачилось и затем потеряло всякое выражение, стало пустым и мертвым, как тогда, когда он только что снял шлем. Не лицо, а скорее посмертная маска, почти лишенная индивидуальности и выразительности.

– Простите…

Светлана потянулась через стол, взяла его за руку:

– Джим, все в порядке. Я знаю, тебе сейчас очень трудно, но все будет хорошо, поверь мне. Ты теперь с друзьями. Мы позаботимся о тебе.

– Простите, – повторил он.

Из его горла вырвался всхлип, будто вокруг нее затягивалась невидимая удавка.

– Мне так жаль…

– Джим!

– Простите.

Он застонал ритмично, словно охваченный кошмаром, тяжело и хрипло дыша. Лицо исказилось мукой. Стоны сделались отчаянным криком, какого Светлана не слышала раньше и не хотела услышать больше никогда. Казалось, отчаяние Джима переросло в кромешный ужас, будто в голове просыпалось огромное, неподъемное людям знание, и стон был единственной человеческой реакцией на него.

Джим умолк, и его молчание показалось страшнее стона. Судорожно дыша, взмокший от пота, он обвел всех круглыми, полными ужаса глазами.

Затем закрыл их и обмяк, наклонившись вперед, а голова бессильно повисла, упершись в ворот шлема.

Глава 23

Возвращаясь в Крэбтри, они уложили Джима на пол «Крестоносца». Чисхолм был жив, дышал ритмично, но оставался без сознания. Не сняв скафандр, едва ли можно было помочь ему.

– Попробуем разрезать? – предложила Дениз вполголоса, будто опасаясь лежащего на полу Чисхолма. – Если будем медленно… ведь не придется беспокоиться о разгерметизации?

– Главное, соблюдать осторожность, – ответил Эксфорд, коснувшийся горла Джима, проверяя пульс. – Если начнется сердечный приступ – будем резать. И с ножом к нему только я подойду. Пока его состояние стабильно. Если придется, я, наверное, смогу подвести к нему капельницу.

– Согласен с Райаном, – подал голос Перри. – Должен быть способ достать его из скафандра, не разрезая. Не следует повреждать скафандр без крайней нужды.

Он опустился на колени возле Джима и провел рукой вдоль сглаженного бугра нагрудника. Там не было экранов, выходов или розеток, но сверху, у слияния нагрудника с основным материалом, виднелась мозаика фигурных панелей. Конечно, они могли оказаться лишь украшением, но почему именно здесь, а не в другом месте? Самое логичное место для управления – как раз поверх нагрудной панели. Туда удобно дотягиваться одетой в перчатку рукой, тыкать небрежно пальцем. Перри тронул самую левую кнопку в форме равностороннего треугольника.

– Осторожно, – прошептала Светлана. – Тут может быть и кнопка самоуничтожения.

– Интересно, как же мне определить эту самую кнопку? – Перри глянул на жену.

Затем он снова посмотрел на скафандр и прижал большим пальцем треугольник. Послышалось несколько фраз на незнакомом языке. Голос женский, спокойный и властный.

– Кто-нибудь понял? – осведомился Перри.

– Не-а. – Надис взяла шлем и держала его у самого уха, чтобы лучше слышать.

– Попробуй еще раз, – посоветовала Светлана.

Перри опять нажал. Шлем заговорил, похоже повторяя ранее сказанное, но суровее. Перри выждал пару секунд и снова нажал. Голос прозвучал еще тверже и суровее, будто предупреждая: он повторяет в самый последний раз.

– Не иначе, она говорит: не то нажал, – резюмировал Перри. – Так и кажется, что она выговаривает: «Я уже три раза сказала».

– Зачем на панели делать кнопку, если ее нельзя нажимать? – поинтересовалась Света.

– Я вот что думаю, – сообщила Дениз, постукивая пурпурными ноготками по серой поверхности шлема, – быть может, ее имеет смысл нажимать только в том случае, когда шлем наденут?

– Не исключено, – согласился Перри.

– Дай-ка мне посмотреть, – сказала его жена, опускаясь рядом на колени. – Ты же давил на треугольник?

– Угу. Он может значить что угодно.

– Или что-то весьма специфическое и очевидное, – сказала она и обвела взглядом всех в каюте. – Народ, треугольник. Три стороны.

– Что-то не доходит пока, – пожаловался Перри.

– Три газа: СО2, О2, N2. Нет смысла регулировать тримикс, если шлема нет! Может, она и говорит: «Надень шлем, болван, тогда я и смогу помочь тебе».

Перри рассмеялся.

– Ну, не иначе!

– А какой следующий символ?

– Три горизонтальные полоски друг над другом.

– Нажми.

Голос зазвучал снова – на этот раз спокойнее, и фразы другие.

– Кто-нибудь узнал это? – спросила Светлана.

– Я – нет, – ответил Перри. – Хотя звучало похоже на японский. Но не японский.

– Может, китайский? – предположила Надис. – Наверное, стоит позвать Вана…

– Вряд ли это китайский, – ответила Света, покачав головой. – Но кажется, мы на верном пути. Это что-то восточное, азиатское, язык, который слышали мы все. Чужое наречие, невольно западающее в память во время отпуска, когда слышишь его вокруг. Мы распознаем звучание, структуру, но не содержание.