В. Бирюк - Урбанизатор Страница 75

Такое, довольно примитивное «расслоение общества», давало немалый эффект. И в производительности, и в выявлении основных психотипов. Были видны те, кто был «первыми», кто хотел «стать первым», кто ничего не хотел — «день прошёл и ладно». И — лентяи.

Одних в эту последнюю категорию загоняла физическая слабость, других — тупость, третьих — хитрость. Общее было то, что они больше берегли себя, свои силы. Не вытягивали свою долю в общем труде. Не отказываясь, естественно, от общественного куска.

«Я тружусь на монтажу.Час — посплю, час — полежу».

А жрёт потом… как настоящий.

С воришками разбираться легче, а вот с лентяями… Способы…

Так они известны! Отработаны в русских артелях до блеска. До такой степени, что уже просто маразм.

«— А путь куда держите? — продолжал спрашивать старшой артели.

— На Ветлугу пробираемся, — отвечал Патап Максимыч. — Думали на Ялокшинский зимняк свернуть, да оплошали. Теперь не знаем, куда и заехали.

— Ялокшинский зимняк отсель рукой подать, — молвил дядя Онуфрий, — каких-нибудь верст десяток, и того не будет, пожалуй. Только дорога не приведи господи…

…

…вы уж, братцы, кто-нибудь проводите нас до зимняка-то, — сказал Патап Максимыч.

— На этом не погневись, господин купец. По нашим порядкам этого нельзя — потому артель, — сказал дядя Онуфрий.

— Что ж артель?.. Отчего нельзя? — с недоумением спросил Патап Максимыч.

— Да как же?.. Поедет который с тобой, кто за него работать станет? Тем артель и крепка, что у всех работа вровень держится, один перед другим ни на макову росинку не должен переделать аль недоделать… А как ты говоришь, чтоб из артели кого в вожатые дать, того никоим образом нельзя… Тот же прогул выйдет, а у нас прогулов нет, так и сговариваемся на суйме (Суйм, или суем — мирской сход, совещанье о делах), чтоб прогулов во всю зиму не было.

— Да мы заплатим что следует, — сказал Патап Максимыч.

— А кому заплатишь-то?.. Платить-то некому!.. — отвечал дядя Онуфрий. — Разве возможно артельному леснику с чужанина хоть малость какую принять?.. Разве артель спустит ему хошь одну копейку взять со стороны?.. Да вот я старшой у них, „хозяин“ называюсь, а возьми-ка я с вашего степенства хоть медну полушку, ребята не поглядят, что я у них голова, что борода у меня седа, разложат да таку вспарку зададут, что и-и… У нас на это строго….

Видя, что толку не добиться, Патап Максимыч хотел уже бросить дело и ехать на авось, но Захар, что-то считавший все время по пальцам, спросил его:

— Без двугривенного пять целковых дашь? — За что ж это пять целковых? — возразил Патап Максимыч. — Сами говорите, что в прошлу зиму без гривны полтора рубли на монету каждому топору пришлось.

— Так и считано, — молвил Захар. — В артели двенадцать человек, по рублю — двенадцать рублей, по четыре гривны — четыре рубля восемь гривен — всего, значит, шестнадцать рублей восемь гривен по старому счету. Оно и выходит без двугривенного пять целковых.

— Да ведь ты на всю артель считаешь, а поедет с нами один, — возразил Патап Максимыч. — Один ли, вся ли артель, это для нас все единственно, — ответил Захар. — Ты ведь с артелью рядишься, потому артельну плату и давай… а не хочешь, вот те бог, а вот и порог. Толковать нам недосужно — лесовать пора.

— Да ведь не вся же артель провожать поедет? — сказал Патап Максимыч.

— Это уж твое дело… Хочешь, всю артель бери — слова не молвим — все до единого поедем, — заголосили лесники. — Да зачем тебе сустолько народу?.. И один дорогу знает… Не мудрость какая!»

«Артель» — основной, почти единственный способ найма работников, организации труда. И не только лесорубов — гребцы, бурлаки, косцы, землекопы… Те же купцы — ходят по Руси сходно. Я про это уже…

Коллеги! Не путайте «Святую Русь» с «буржуинством». Деньги у нас… бывают. Но значения — не имеют.

«А кому заплатишь-то?.. Платить-то некому!».

Забавно, но в окончании приведённого выше отрывка из Мельникова-Печерского, артель, «правильно посношав ежиков», приходит к той же цене, что была предложена с самого начала. Убив половину рабочего дня всей артели. Но с чувством глубокой уверенности в «правдивости» своего решения.

Я неплохо считаю в уме. Однако объяснять очевидные вещи всякому долбо… артельщику… Пока до каждого дойдёт, пока они все поймут и согласятся… Поэтому я с артелями не разговариваю, все торговые переговоры сваливаю на Николая.

Меня тошнит от русских артелей! Потому что любой «шаг в сторону» приводит их в ступор. Начинается бесконечный крик, «поиск консенсуса» и «сношение ёжиков». Группа разных людей подстраивается, по уму, под самого тупого. Пока до последнего не дойдёт — решения не будет.

Для человека, работающего с инновациями — это смерть. Процесс общения вызывает такое отвращение, что хочется повеситься. Сами по себе, каждый в отдельности — могут быть приличными, приятными людьми. Но постоянное подозрение, что будет нарушено основное правило:

«Тем артель и крепка, что у всех работа вровень держится, один перед другим ни на макову росинку не должен переделать аль недоделать…»,

подозрение, направленное, прежде всего, не на инноватора, но своих «товарищей в борьбе», делает процесс обновления, рационализации — мучительным.

Для меня артель — непригодна. Из-за реакции на «шаг в сторону». Запустив процесс «градостроения», я буду его менять. Должен же я, наконец, научиться стекло варить! И, соответственно — окна вставлять. По месту — разные точки застройки будут иметь свои особенности. По специализации — люди будут делать несравнимые работы. Землекоп и плотник… разные таланты. А без специализации — не будет роста производительности. По времени: всякое изменение требует столь длинных переговоров…

Всё наперёд проговорить нельзя — слишком много «новизней».

И что делать?

При уравниловке — артель подстраивается под самого тупого и ленивого, при индивидуалке — нет средств проконтролировать каждого.

А опыт сесесерии на что?!

Вместо артелей — бригады. Принцип всеобщего консенсуса — долой. Равенство — долой. Выборность начальников — долой. Есть бригадир. Который несёт персональную ответственность. Передо мной. И обладает достаточной полнотой прав. Как по приёму в бригаду, так и по исключению, как по поощрению, так и по наказанию.

Фактически — строится стая. Со всеми свойственными такому способу группового выживания, социальными ролями. Конечно — без крайностей и патологий. «А четвёртого, толстого — съели» — не надо.