В. Бирюк - Урбанизатор Страница 79

На морозе… — не здорово. Пришлось… зайчиков по-пускать. Убедился. Но ещё долго он вдруг упирался взглядом в моих сопровождающих — всё никак не мог понять: ну почему этот молодой, серенько одетый парень — «Зверь Лютый»?!

Дядя, честно: я и сам не пойму. Просто Иггдрасилом вот так зашпындорило.

Снова та же проблема: как они говорят. Не в смысле языка, не в смысле — что. В смысле — «как». Постоянно хочется уйти. Сделать чего-нибудь полезного, посмотреть чего-нибудь нового. В каком-нибудь другом месте. А потом я вернусь, и вы мне всё, вами сказанное, но в двух словах…

— В те давние-давние времена, когда земля была богата, зимы тёплыми, а люди и звери говорили на одном языке…

Понятно, что «зверский» язык был эрзянским.

Вопрос: на каком языке Создатель сказал: «Да будет свет!»? — Да на том же! На нашем, племенном. Трибоцентризм называется. «Тейповое мышление». Вот в нашем тейпе — люди! А в остальных… так, унтерменш. Хуже зверей — звери-то в старину по-нашенски балакали.

Прерывать нельзя, уйти нельзя… Кому нельзя?! Мне?!

— Кор-роче, азор-р! Что ты с под меня хочешь?

Только хуже стало. Подскоки, упрёки, намёки, экивоки… Я — не дипломат, факеншит, средневековый!

— Николай, Илья — выслушайте их. Мне от них ничего не надо. И я им ничего не дам. Будут наезжать — гоните в шею. Дойдёте до конкретики — позовёте. А я в селение пойду. Похоже, наши на стропилах экономят — плосковатые крыши делают.

Азор обиделся и ушёл. Потом был второй заход — уже без меня. Потом третий. Потом… по Калевале: «А на третий день, на четвёртую ночь — понял он…».

— Вы хотите назад свои селения? — Нет. Вы хотите виру за убитых в Каловой заводи — нет. Вы хотите освобождения полона, взятого в Кудыкиной горе — нет, вы хотите плату за эту землю — нет. Что ещё вы от меня хотите?!

— Э… ну… хлеба.

— ?!

— А ещё аксамитов, паволок, шелков, мечей, сабель, ножей, золота, серебра, поясов дорогих, шапок, халатов…

— А в морду?

— В морду, в мешках, в тюках, санями… Э… чего?!

Это — не чисто эрзянское, не чисто дипломатическое. Так, методом последовательного приближения, половинным делением от двух идиотизмов — продавца и покупателя, строятся все переговоры — и торговые, и дипломатические, по всему средневековому миру. Люди совершенно не ценят своё время, профукивают свои жизни. Зато — общаются.

Но ключевое слово прозвучало — «хлеба».

Всё-таки, война сильно прижала местные племена. Они — богатые, но — голодные. Тряпки и блестяшки — есть, а хлеба — нет. Жадность и глупость заставила их всю прошлую зиму кормить армию эмира в Бряхимове. Позже движение больших воинских масс распугало в здешних краях людей и зверей.

«День — год кормит» — русская хозяйственная мудрость.

Несколько таких «кормящих» дней были упущены. А напоследок я добавил. Избиением разных атей и сумбурной откочёвкой выживших на зимовья.

— Гоже. Тащите барахло — заплатим хлебом. И другими нашими товарами. И вот ещё. Присылайте мужиков с топорами. Найму лес валять.

Дальше — сплошные «лабы с коллоквиумами». Всего личного состава нашего торгового техникума имени Николая. От: «как при первом взгляде отличить продавца от пустобрёха», до: «увязка саней с грузом при движении по пересечённой местности зимой».

Я, честно, и половины его хитростей не знал. Николай это усёк, напыжился, загордился. Молодец мужик, классно работает. Но надо малость «спешить»:

— Николай, что-то наши горшки не берут. А давай мы им «третий бесплатно» сделаем.

— Э… Ну… А это чего?

У меня два амбара Горшениной продукцией забиты. Когда новосёлы приходят — мы оттуда берём. Амбары пустеют. Потом Горшеня, спешно, как на гонках, их заново набивает. Успокаивается и возвращается к своим поливам.

Когда «утки» начали менять «подарки эмира» на наш хлеб — мы цены несколько… подвинули. Впятеро. В каждую сторону. Как купцы рязанские пытались. Но мы вынесли на торг ещё и свои изделия.

— Горшочек? Чёрнолощёный? Хорошо. Пожалуй, возьму один.

— Возьми два. И третий — даром.

«Жаба» — великая сила. Особенно — у «простодушных дикарей». Которые всей своей «простатой души» только и мечтают меня нае… обмануть. Страстное желание, которое, как им кажется, исполняется. Даром же! Халява же!

Все довольны. Все — лучатся доброжелательностью и истекают приязнью. А остаток хлеба, который они могли бы взять вместо этой посуды, переходит на следующий торговый день.

Конкретный покупатель реагирует на красоту, на скидку, вовсе не на реальную нужду своего кудо. Была бы у них монополия, власть, государство — они бы на такие штучки не покупались бы. Они бы сами меня… развернули. Как я взул рязанцев.

Но… демократия форева! Каждый кудатя сам решает за своё кудо. А он сам, своим желудком — чувствуют голод последним. Зато есть другие приоритеты:

— У тебя внучек любимый есть?

— Как не быть. Трое.

— Так возьми им в подарок коников. Глиняных, крашенных. Не дорого — по лисице за штуку.

— Не, хлеба нужно.

— Смотри сам. Но… внучки таким редким подаркам — рады будут, дедушкиной заботе — по-умиляются. У других-то, у внуков — такого и близко… А для тебя… только тебе одному… но чтоб никому… особая… у нас говорят — акция. Третий — бесплатно. Даром! В уважение, значит. Чтобы у каждого внучека — свой коник. Чтобы в дому твоём, стало быть, было мирно да радостно. Мы ж тебе зла не желаем, пусть детишки порадуются.

— А, ладно, давай!

Годовое потребление хлеба хоть в 12 веке, хоть в 21 — около 7 пудов в зерне. У меня на Стрелке доходило до полутысячи голов. Но не постоянно, и состав другой — не средне-статистический. Ещё, чисто из-за моих привычек, люди предпочитают есть ржаной хлеб с отрубями, а не пшеничный тонкого помола. Не знаю насколько это их личное желание, но иначе… не кошерно.

— Господин Воевода — сам! Чёрный хлеб ест, а ты…!

А за пшеницу эрзя дают втрое, у них и в хороший год пшеница — малая часть. Снова: были бы на торгу простые мужички — брали бы «числом поболее, ценою по-дешевле» — у каждого свои детишки по лавкам сидят, в пустом горшке ложками дно скребут. А вот кудате… Ему лучший кусок. Всегда, без вопросов, «как с дедов-прадедов заведено». Так пусть «лучший кусок» будет ещё и просто лучше! Решать-то именно тому, чей «рот радуется».

Патриархальная демократия — отнюдь не всеобщее равенство. Люди-то разные. «Человек в авторитете» и кушать должен… «авторитетно».

Как пищевые привычки связаны с социальными ролями… да хоть на шимпанзе посмотрите.

«Торговый баланс» всё больше перекашивает в нашу пользу. А ведь я ещё всяких штучек из европейско-американско-русской торговли с туземцами не применяю. Их же ещё и спаивать можно!