Клиффорд Саймак - Магистраль вечности (сборник) Страница 8

Джейсон обвел рукой комнату.

– Вот книги, – сказал он. – Если она захочет прийти и прочесть… В подвалах есть еще, от пола до потолка. Может брать какие угодно, но мне бы не хотелось, чтобы она уносила их из дома. Потерянную книгу не заменишь.

– Я пришел к тебе с этой просьбой, – сказал Красное Облако. – К тому и вел разговор. Спасибо за предложение.

– Отрадно, что нашелся человек, который хочет их прочесть. Уверяю тебя, для меня это честь.

– Полагаю, – проговорил Красное Облако, – нам тоже следовало позаботиться о книгах, но теперь уже поздно. Насколько я понимаю, большинство книг погибли от времени. Их погубили грызуны и сырость. А наши люди не решаются отправляться на поиски. Мы не любим древние города. Они такие старые и замшелые и полны призраков – призраков прошлого, о котором мы по сю пору не желаем вспоминать. У нас есть несколько книг, и мы их бережно храним. И отдаем долг чести прошлому, обучая читать наших детей. Однако для большинства это неприятная обязанность. Но не для Вечерней Звезды; она стремится читать.

– Не захочет ли Вечерняя Звезда, – спросил Джейсон, – прийти сюда и пожить с нами? Присутствие молодой девушки оживило бы дом, а я готов помогать ей советом в выборе книг.

– Я передам ей, – сказал Красное Облако. – Она будет очень рада. Ты, конечно, знаешь, она называет тебя дядя Джейсон.

– Нет, я не знал, – ответил Джейсон. – Я польщен.

Двое мужчин помолчали в тишине библиотеки. Часы на стене громко отсчитывали секунды.

Красное Облако пошевелился:

– Джейсон, ты следил за временем. За тем, сколько прошло лет. У тебя даже есть часы. Мы не имеем часов и не вели счет. Не обременяли себя понапрасну. Мы встречали каждый день и проживали его сполна. Мы живем не днями, а временами года. А времена года мы не считали.

– Где-то, – сказал Джейсон, – я мог потерять день или два или день-другой добавить – точно не скажу. Но счет мы вели. Прошло пять тысяч лет. Физически я в том возрасте моего деда, когда он стал вести записи. После этого он прожил почти три тысячи лет. Если я последую его примеру, я проживу полных восемь тысяч. Это кажется невозможным, и даже не совсем прилично человеку жить на свете восемь тысяч лет.

– Однажды, – сказал Красное Облако, – мы, может быть, узнаем, куда исчезли люди и почему мы так долго живем.

– Возможно, хотя я не надеюсь. Я вот о чем подумал, Гораций…

– Да?

– Я мог бы собрать партию роботов и послать их, чтобы они расчистили для вас поля. Они слоняются тут без дела. Я, правда, знаю, как вы относитесь к роботам…

– Нет. Большое спасибо. Мы примем кукурузу, и муку, и все остальное, но на помощь роботов не согласимся.

– Что, в сущности, вы имеете против них? Вы им не доверяете? Они не будут вам докучать. Они просто расчистят поля и уйдут.

– Рядом с ними мы чувствуем себя неловко, – сказал Красное Облако. – Они не вписываются в наш уклад. Напоминают, что с нами случилось, когда пришли белые люди. Мы полностью порвали с прошлым, сохранив лишь несколько вещей. Простые металлические инструменты, плуг, хозяйственную предусмотрительность – мы больше не живем, сегодня пируя, а завтра голодая, как бывало до появления белого человека. Мы вернулись к прежней жизни в лесах и в прериях. Мы стали жить, полагаясь только на самих себя; так должно быть и впредь.

– Кажется, я понимаю.

– Я не уверен, что мы и в прошлом доверяли роботам, – продолжал Красное Облако. – Не до конца. Те, что работают на ваших полях, они, может, и ничего. Однако дикие… Я говорил тебе, что теперь их много выше по течению реки, на месте какого-то старого города…

– Да, я помню. Миннеаполис. Вы их видели много-много лет назад. Они что-то строили.

– Они и сейчас трудятся, – сказал Красное Облако. – Мы это видели издалека, когда спускались по реке. Они там кишмя кишат и что-то строят и строят. Огромное здание, хотя на здание оно не похоже. Роботы не стали бы возводить жилой дом, верно?

– Вряд ли. Во всяком случае, для себя. Непогода им не страшна – они сделаны из сверхпрочного сплава. Он не ржавеет, не изнашивается, выдерживает практически все. Непогоду, холод, жару, дождь… им все это нипочем.

– Мы там не задерживались, – продолжал Красное Облако. – И держались подальше. Смотрели в бинокль, однако увидели не много. Чувствовали себя неуютно; я бы сказал, испугались. И быстренько убрались подобру-поздорову. Вряд ли там что-то на самом деле нам угрожало, но рисковать мы не стали.

Глава 4

Вечерняя Звезда шла сквозь осеннее утро и разговаривала с друзьями, которых встречала на пути. Будь осторожен, кролик, когда щиплешь клевер: рыжая лисица вырыла себе нору прямо за холмом. А ты что стрекочешь, пушистый хвостик, и топаешь на меня лапкой? Мимо проходит твой друг. Ты обобрала все орехи с тех больших деревьев возле ущелья, прежде чем я успела до них добраться. Радуйся, потому что ты счастливейшая из белок: у тебя есть глубокое дупло в старом дубе, и там будет уютно и тепло, когда придет зима, и у тебя повсюду припрятана еда. Цыпка моя, тебе сейчас не время. Почему ты уже здесь, на чертополохе? Тебе еще рано. Ты бы должна прилететь, когда в воздухе закружатся снежные хлопья. Ты опередила своих собратьев; тебе будет без них одиноко. Или ты, как и я, радуешься последним золотым дням?

Девушка шла сквозь утреннее солнце, а вокруг золотилось и пламенело разноцветное великолепие редколесья. Она видела металлически блестящий золотарник, небесно-голубые астры. Она ступала по траве, когда-то сочной и зеленой, а теперь побуревшей и скользкой. Она опустилась на колени и провела рукой по зелено-алым пятнам лишайника на древнем сером валуне, и сердце у нее пело, ибо она была частью всего этого – да, даже частью лишайника, даже частью валуна.

Она взобралась на вершину гряды, и теперь внизу лежал густой лес, покрывавший холмы по берегам реки. Здесь начиналось ущелье, и она двинулась вниз. В одном месте из земли бил родничок, и девушка шла по ущелью, а рядом, прячась в камнях, бежал и пел ручеек. Ей вспомнился тот, другой день.

Тогда было лето, холмы покрывала зеленая пена листвы, и на деревьях пели птицы. Она крепко прижала к груди амулет и опять услышала слова, что сказало ей дерево. Это, конечно, очень дурно, женщина не должна заключать соглашение с деревом. И ладно бы с березой, или тополем, или каким-нибудь иным деревом, поменьше, более женственным. Но с ней говорил старый белый дуб – дерево охотника. Дуб стоял впереди, старый, в наростах, сучковатый, могучий; несмотря на всю свою толщину и мощь, он казался припавшим к земле, словно приготовился к бою. Листья его побурели и начали сохнуть, но еще не опали. Дуб кутался в свой воинственный плащ, хотя деревья вокруг уже стояли совсем обнаженные.

Девушка спустилась к нему по склону и отыскала в могучем стволе дупло, древесина вокруг которого гнила и отслаивалась. Привстав на цыпочки, она увидела в тайнике амулет, положенный туда много лет назад, – маленькая куколка из стержня кукурузного початка, одетая в шерстяные лоскутки. Амулет потемнел от воды, которая просачивалась в дупло, однако сохранил свою форму.

Вечерняя Звезда положила в дупло новое приношение, аккуратно поместив его рядом с первым.

– Дедушка Дуб, – сказала она, почтительно опустив глаза, – я уходила, но не забывала о тебе. И долгой ночью, и ярким днем я тебя помнила. Сейчас я вернулась сказать, что могу снова уйти, хотя теперь это будет иначе. Но я никогда не покину этот мир насовсем, потому что слишком сильно его люблю. И я всегда буду тянуться к тебе, и ты будешь знать, когда я протяну к тебе руки. А я буду знать, что на этой земле есть тот, кому я могу довериться и на кого могу положиться. Я тебе искренне благодарна, Дедушка Дуб, за силу, что ты мне даешь, и за твое понимание.

Она смолкла и подождала ответа, но его не последовало. Дерево не заговорило с ней, как в тот, первый, раз.

– Я не ведаю, куда пойду, – продолжала она, – и отправлюсь ли вообще, но я пришла тебе об этом сказать. Чтобы разделить с тобой чувство, которое не могу разделить ни с кем другим.

Она опять помолчала в ожидании ответа. И не дождалась слов, но ей показалось, что могучий дуб встрепенулся, словно пробуждаясь ото сна, и будто огромные руки простерлись над ее головой и нечто – благословение? – снизошло на нее с ветвей дерева.

Она медленно, шаг за шагом, попятилась, не поднимая глаз, затем повернулась и бросилась бежать прочь, вверх по склону, и душа ее полнилась тем чувством неведомого, что изошло от старого дуба.

Девушка споткнулась о корень, петлей торчавший из земли, упала руками на огромный ствол поваленного дерева, приподнялась и уселась на него, огляделась. Старого дуба отсюда уже было не видать – его заслоняли другие деревья.

Вокруг тихо, ничто не шелохнется в подлеске, и птиц не видно. Весной и летом их было здесь множество, но сейчас они либо улетели на юг, либо где-то собирались в стаи перед отлетом. Внизу, на реке, стаи уток ссорились и шумели на заводях, а заросли тростника кишели черными дроздами, которые то и дело свистящей тучей взмывали в небо. Но отсюда птицы улетели, и в лесу стояла торжественная тишина с легким привкусом одиночества.