Алексей Артамонов - Смерть Земли Страница 8

Меня привели в комнату, где все было белым, царила стерильная тишина. От всего этого веяло какой-то неестественностью, казалось, сам воздух был здесь стерилизован. Белые стулья, белые кровати, белые стены… Если здесь пожить немного, то, пожалуй, можно сойти с ума. У белого цвета странная особенность: он делает все объемней, кажется светлым и добрым, но через некоторое время начинает угнетать. Видимо, такая белизна и в человеке, в слишком больших количествах, начинает угнетать, скрывая за собой все самое темное. Вот почему «чистенький» человек, этакий «святоша», который нравится всем, не делает зла, но и добра никому еще не сделал, вызывает большие опасения у самых пытливых умов.

– И вы сможете вот так же оживить, или, как вы называете это, реконструировать, членов нашего совета и их семьи? – Рослый мужчина с вечно молодым телом и лицом сидел в деревянном кресле, вдыхая запах хвои и цветов, которые изобиловали в саду.

– Необходимы некоторые тестирования, иначе кто знает, какой процесс может наступить. Если уже реконструированного мы попытаемся омолодить, нужно вначале испробовать на ком-нибудь из уже реконструированных, – доктор говорил неуверенно, словно боялся разочаровать своими словами собеседника, – я предлагаю начать уже завтра, тем более что один из реконструированных всеми руками «за», да и ему после операции будет проще интегрироваться в наше общество.

Сосны мерно раскачивались, источая запах хвои. Они то успокаивались, то вновь начинали раскачиваться, словно сказочные великаны, каждый раз реагируя тем самым на дуновение ветра.

– Это кто же из них? Тот, которого нашли после аварии в болоте или сумасшедший, который решил потягаться с вулканом? – мужчина засмеялся. – Как только научитесь быстро и без дефектов оживлять, я тоже сделаю какой-нибудь из этих трюков. А представляете, как это будет выглядеть для предвыборной кампании, а?

Собеседник доктора, мечтательно, посмотрел на небо.

– Вы всё-таки решили баллотироваться на пост президента? – чтобы прервать недолгую паузу, спросил доктор.

– Всё это формальность, мой милый Джонс, все это формальность. – Откровение мужчины прервал слуга, который сообщил, что пришел персональный тренер по йоге. – Хорошо, сейчас иду, – ответил собеседник, – о чем это я? Ах да. Всё это формальность, наша семья владеет своим бизнесом, другая своим, мы ещё в университете были в одной организации, а теперь все силы вкладываем в экономическую мощь и в эти разработки по омоложению. В наших руках – экономика, проще говоря – деньги. Думаете, парламенты, сенаты, синоды и прочее играют какую-то роль? Далеко ли они пойдут, если их лишить их вкладов в банках, топлива, еды, да того же омоложения? В лучших борделях, которыми владеют наши компаньоны, отдыхают и президенты, и генсеки, и кардиналы – все. Считайте, милый доктор, что пост президента для меня – просто развлечение, так, потешить собственное самолюбие. И еще, – встав, он наклонился над доктором. – Я очень откровенен с вами, очень, может даже чересчур. Это не просто так. – Затем, изменив тон, он выпрямился, сказав напоследок: – Простите, сейчас у меня занятия йогой. Йога – прекрасное средство, чтобы сохранить молодость и здоровье. Ведь так, доктор?

Джонс еще немного посидел под раскачивающимися соснами, источающими прекрасный аромат. Он все прекрасно понимал. Понимал, что бросить просто так все и уйти не сможет, он на крючке такой вот откровенности.

– Чёрт бы побрал его откровенность! – Иногда он начинал завидовать тому второму реконструированному, который сгорел над вулканом. – Может, тоже вот так вот полететь с ним и… м-да, – внезапно он вспомнил, что каждую неделю они проходят тщательный медицинский психологический осмотр и за мысли о самоубийстве ему грозит лечение. – А ведь всё это создавал я, – сказал, вздохнув, доктор.

– Что будем делать с этим чокнутым? Вчера он флиртовал с нашей медсестрой! – негодуя, обратилась к доктору брюнетка.

– Если не ошибаюсь, вчера второй реконструированный, напившись, пытался изнасиловать Элизабет, нашего психолога, а потом разнес всю посуду в палате, – безразлично ответил доктор, – что вам дался этот парашютист или пилот? Может, он вам нравится? – Глаза доктора смотрели куда-то в пустоту.

– Он ВАМ нравится! – сказала брюнетка. – Я это давно заметила, Джонс!

– Ну и что? – Джонс почувствовал уверенность в своих словах. – А вы знаете, как его звали при жизни?

– Мне безразлично, как его звали, я знаю одно – это неудачная реконструкция!

– Сейчас это не имеет значения, но раньше вы бы были, как это, соотечественниками, – так же безразлично, продолжал доктор, – этот парень из Восточной Европы.

– Ну и что?

– А может, вы его очень дальняя родственница! – доктор засмеялся.

– Вы не в себе? – девушка явно была удивлена и разгневана.

– Простите, Маргарет, я просто устал, у меня была сложная встреча с заказчиком, – Джонс понял, что такое поведение выглядит, по меньшей мере, вызывающе, а то и странно в подобном мире.

– Я понимаю… – девушка старалась говорить мягче.

– Готовьте первого для «пластики», – сказал доктор. – Этого, как его? Алкоголика.

– А что делать с парашютистом?

– Ну, мы же не можем его просто так убить? – Джонс сказал это с явным раздражением. – И кстати, Маргарет, вы были красивы и до изменений.

Доктор ушел, так и оставив Маргарет стоять в оцепенении. Единственная мысль проскользнула в ее голове, мысль о том, что коллега обезумел. Несмотря на его молодое и красивое тело, ей он показался сгорбившимся стариком, уставшим от всего, что его окружало.

Ночью мне приснились мои крылья. Как жаль, что они сгорели тогда. Я понимаю, что такая привязанность к бренной вещи чревата постоянным страданием от одной мысли, что ты больше не владеешь ею. Но меня расстраивало не то, что исчезли сами крылья, деньги, которые были потрачены на их изготовление, а то, что я сижу здесь, словно какой-то пленник, никто не выпускает меня, никто не считается с моим мнением. Я понимаю, что среди всей этой тишины уже было принято решение избавиться от меня, пусть даже его не озвучили. Второго, скорее всего, омолодят, потом «выпустят» в свет, а свои дни он закончит так же, как закончил много столетий назад. Вот интересно, потом его станут оживлять вновь? Да, станут. Такие люди интересны всем и всегда, власть любит тех, кто прозрачен, кто просто хочет сытно поесть, красиво пожить. Тех, кто слишком много думает, не любят нигде, из такого лучше сделать героя или пророка, но посмертно, перед этим как-нибудь красиво убив.

– Эй, реконструированный номер два! – мои пространные философствования прервала брюнетка.

– Меня зовут Кузнецов Игорь Павлович, а не номер там какой-то, тем более не второй.

– Какие мы обидчивые, – она засмеялась. – Ты вспомнил свое имя? Не хочешь развлечься, тебе, наверное, скучно торчать здесь целыми днями?

– Если только с тобой, Маргарита, – я язвительно улыбнулся.

Это ранило самолюбие девушки окончательно, но она скрыла свой гнев, ради цели, какой-то очень важной, но это не омоложение. Мало того, если она столь обходительна со мной, значит, все дело в ином… Она хочет меня убить. Да, да, будем изъясняться просто и лаконично, просто убить.

– Мы сделали для тебя новые крылья, – она лукаво обратилась ко мне, – ой, простите, для вас, как там вас по имени?

– Спасибо, – я не сделал ни малейшей гримасы раздражения.

Что же в них не так? На вид, вполне сносно. Может, я и разобьюсь насмерть, но полетать успею.

– Можно вас чмокнуть в знак благодарности? – я решил добить стервозную девицу, но, видимо, такого слова в их времени не знали. – Поцеловать?

– Потом, как вернетесь, – ответила она.

– А я думал, мы уже перешли на «ты», – улыбаясь, сказал я, попутно надевая шлем.

Эта конструкция была явно совершенней той, на которой летал я. И парашют предусмотрели, как мило с их стороны.

Внизу была земля, которая казалась еле видимой лентой среди квадратов-небоскребов. Лифт нас поднимал все выше и выше. Оказалось, что он был связан с какой-то вышкой, которая позволяла ему подниматься на много километров над землей. Если предметы потеряли объём, то мы, как минимум, метров на пятьсот поднялись. Все были отвлечены зрелищем заката, и, пользуясь этим, я старательно осмотрел свое снаряжение и увидел небольшую записку, запрятанную в одной из дымовых шашек.

«Эти шашки не дымовые, они разорвут вас на части». – Слова в записке были лаконичны и подпись: «Доброжелатель».

Я спрятал записку обратно. Кто же это мог быть, этот загадочный доброжелатель? Доктор? Если бы он знал, то не допустил бы всего этого?.. Эта стерва – брюнетка? Тоже нет. Охранники? Они ждут не дождутся, когда я превращусь в фейерверк. А может… Точно! Там со мной беседовал психолог, как я понял, он единственный, кто считал, что мое поведение естественно и правильно, кажется, его уволили потом.