Салыуй - Дмитрий Александров Страница 8

Глава 11. Беспредел

Через день возле свежеокрашенных ворот спасательной станции, рыкнув мотором, остановился чёрный «Лэнд-Крузер». К воротам подошёл плотный мужчина средних лет в сером спортивном костюме.

— Кого искал? — спросил Иван, приоткрыв створку.

— Побазарить надо. У тебя один фраер живёт, он нам нужен.

— Нет его сейчас.

— Мы подождём. Открывай.

Неожиданных гостей было трое. Того, что подошёл к воротам, называли Серым. Он собрался было подняться в «спасовку», но Иван преградил ему путь:

— Ты кто такой вообще?

Тот сплюнул в сторону, щёлкнул по застёжке на груди:

— Я из «берёзовских». А вот кто ты такой, что твой фраер беспредел творит?

Иван шевельнул челюстью:

— Понты свои оставь. Конкретно говори: что он вам сделал?

Несколько обескураженный спокойствием простого на вид дядьки со станции, Серый засунул руки в карманы, затем снова вынул, сжал и разжал кулаки:

— Короче: пацаны сидели отдыхали. Дальше походу…

В этот момент через калитку со стороны леса вошёл Егор. Петли скрипнули, и все обернулись в его сторону.

— Этот? — спросил басом толстый высокий парень с веснушками на лице и руках.

— Я без понятия. Походу этот, — ответил Серый. Он повернулся в сторону Егора, снова засунул руки в карманы: — Эй, деревня! Иди сюда!

Егор подошёл к ним прежним шагом. На лице его не было ни страха, ни удивления; карие глаза смотрели по-детски наивно на незнакомых людей.

— Ты чо с Витьком сделал? — Серый подошёл к Егору вплотную, толкнув его грудью.

— Не гони, — остановил того Иван. — Поясни давай.

— Витёк в больничке. По беспределу этот фраер на них напал в лесу.

— Егор, что произошло, — спросил Иван, повернувшись к юноше.

— Три человека насильно увели девушку в лес. Она хотела убежать. Я случайно там оказался.

— Это чо, твоя девка? — накинулся на Егора Серый. — Ты знаешь вообще, на кого ты наехал? Витёк — племяш Стаса. Теперь тебя на куски разберём, понял?!

— Что за Стас? — вмешался Иван.

— Я Стас, — заговорил наконец третий. Он стоял позади, держась большими пальцами рук за карманы джинсов; на левом запястье поблескивали большие часы, должно быть, золотые. Иван повернулся к нему:

— И что ты предъявляешь? Егор разобрался с тремя твоими пацанами из-за девушки — это их проблемы. Где беспредел увидел? У него что, нож был, топор? — он вдруг остановился, подумав, что ещё не знает, решалось ли всё на руках. Иван взглянул на Егора:

— Что у тебя было?

— Два бидона. Пустые.

— Ну и цирк… Походу, лучше вам это забыть, или пацаны твои станут анекдотом. Всё, баста, — бросил Иван Стасу.

— А ты чо такой важный? — ответил тот.

— Иди спроси у Пашки Заводского.

Услышав названное Иваном имя, тот сразу кивнул своим товарищам:

— Ладно, поехали.

Пашка Заводской, глава одной из областных группировок (находившейся к тому же в «соглашении» с «берёзовскими») был у Ивана в долгу: тот однажды спас его сына, пьяным прыгнувшего с катера в холодную воду. Это произошло ещё до возвышения Павла С., в начале девяностых бывшего мастером на умирающем местном заводе. Позже Павел несколько раз предлагал Ивану работать на него, подарил безбожно дорогие часы, штучное ружьё. Поняв, что Иван имеет какое-то своё, особое понятие о произошедшем и к тому же не согласится ни на что менять только что заполученное уединение на озере, он хотел вложиться в обустройство станции. Сначала Иван отказал. Зимой они снова встретились: Павел отмечал свой день рождения. Снова заговорили о станции — Иван обещал подумать. А теперь, глядя не только на разрушения, вызванные необъяснимой стихией, а больше на стареющую постройку, ставшую ему домом, ржавчину, с которой он боролся, но которую невозможно было победить, Иван начал подумывать о том, чтобы согласиться. Не разделяя в целом образа жизни людей, подобных Павлу, он думал так: «Их создало время. У одних совести совсем нет, у других, таких, как Пашка, — есть. Лучше, если наверху будут те, что с совестью».

* * *

На следующий день на станции никто не появился. Иван решил, что спешить ехать к Павлу не стоит, но на всякий случай передвинул ящик с ружьём к кровати. С Егором он обсудил произошедшее ещё накануне. Позвал его вечером к костру и долго рассказывал о том, как устроена жизнь. До этого дня Старорук не осознавал, что Егор, казавшийся во многих делах равным ему по опыту, в деле общения с людьми был совершенным ребёнком.

— Чесслово, прям как Маугли. Где ж ты такой вырос? — спросил тогда Иван. И вовсе это был не вопрос, а рассуждение: он не рассчитывал на ответ юноши, поскольку Егор однажды отказался говорить о своём прошлом, а лезть в душу было не в правилах Ивана. Однако Егор вдруг ответил.

— Здесь. У Пайтыма, — произнёс он и посмотрел в сторону озера.

— Вот тебе и х-хурма на блюде… — Иван почесал затылок, но продолжать тему не стал: незачем.

В том странном разговоре Старорук намекнул юноше, что хорошо было бы проведать спасённую девушку.

— По твоим словам выходит, что её защитить некому. А что, если ей решат отомстить?

— За что, дядя Иван?

— Ну… Через неё — тебе. Понимаешь? Тебе ведь станет неприятно, если с ней что-то случится?

Егор ответил не сразу, но, подумав, кивнул головой:

— За водой пойду — загляну. Я знаю, где её дом.

— Вот и ладно.

* * *

Прошло три дня.

Тихо было на дачах, тихо возле озера.

В ночь на четверг вдруг зашёлся лаем Чавач. Иван, терпевший два вечера, на третий выпил перед сном водки и потому встал на лай не сразу. Он достал ружьё, вышел из «спасовки» и увидел горящий сарай. Егор тенью метался между ним и пирсом: зачерпывал по два ведра и бежал выливать их в разгоравшееся пламя. Иван крутанулся было взять огнетушители, но с досадой махнул рукой. Егор всё таскал и таскал воду, не обращая внимания на призывы Ивана бросить. Только когда Иван схватил его за руку, приговаривая: «Ну будет, будет», Егор остановился.

— Ты чего меня не разбудил? Или кричал?

— Я думал, потушу.

— Да разве тут потушишь!

Иван стоял и смотрел на пляшущие языки пламени. «Ну что, эти отомстили? — спросил он сам себя. — Как-то непохоже. Не-по-хо-же». Он решил, что на следующий день всё же заедет к Павлу, чтобы, как выражался Иван, прояснить.