Юрий Брайдер - Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров Страница 8

— Кто приставит? К какому делу? — насторожился Смыков.

— А это вы скоро сами узнаете, — ухмыльнулся человечишко. — Только стоять вот так просто сейчас не положено. Недолго и беду накликать. Вы разве сигнала не получали?

— Какого сигнала?

— А прилетала тут к вам одна такая… блискучая…

— Не знали мы, что это сигнал, — пожал плечами Смыков. — Уж простите нас, неуков.

— Коли вы новенькие, может, вам это и простится. Хотя наперед знать нельзя… Курева не найдется? — Последняя фраза прозвучала отнюдь не просительно, а скорее вкрадчиво-угрожающе.

— Сами, знаете ли, бедствуем… — замялся Смыков. — Но ради первого знакомства так и быть… Зяблик, дай ему закурить.

— Табак не шахна, на всех не хватит, — буркнул Зяблик, однако одарил бородача щепотью махорки в комплекте с квадратиком газетной бумаги.

Тот ловко свернул корявыми пальцами козью ножку, прикурил от кресала Смыкова и глубоко затянулся.

— Крепка, едрена мать… Отвык уже, — он закашлялся.

— Халява всегда глотку дерет, — мрачно заметил Зяблик.

— Откель будете? — пуская дым на собеседников, поинтересовался человечишко.

— Все оттуда же, — осторожно ответил Смыков.

— Документов, конечно же, не имеете?

— Почему же? Как раз таки и имеем, — задрав полу своей куртки, Смыков зубами разорвал низ подкладки и вытащил красную книжку, заботливо укутанную в несколько слоев целлофана.

Человечишко осторожно раскрыл ее на первой странице и — не то из уважения, не то по неграмотности — прочитал по слогам:

— «Ком-му-нис-ти-чес-кая пар-тия Со-вет-ско-го Со-ю-за… Смы-ков Ва-ле-рий Е-мель-я-но-вич»… Где-то мне вашу фамилию приходилось слышать. Да и личность вроде знакомая… Вы не в райпотребсоюзе служили?

— Берите выше. В райотделе милиции. — Смыков уже овладел ситуацией и позволил себе проявить профессиональную бдительность. — И поскольку мне ваша личность совсем незнакома, извольте удостоверить ее документально.

— Где уж там, — сразу пригорюнился человек с дубовыми веточками на петлицах. — Уничтожил я документы. Согласно устной инструкции заместителя председателя горсовета товарища Чупина… Чтоб врагам не достались… И как это вы меня не помните! Я же одно время председателем охотхозяйства служил. Правда, недолго. А потом егерем состоял в Старинковском лесничестве…

Тихон Андреевич Басурманов был одним из посыльных, отправленных руководством Талашевского района в областной центр за разъяснениями по поводу необычайных стихийных явлений, не только выбивших каждодневную жизнь из привычной колеи, но и грозивших в самом ближайшем будущем сорвать уже начавшуюся битву за урожай.

Поскольку первая партия посыльных сгинула без следа и среди населения уже гуляли провокационные слухи о голых неграх и косоглазых чучмеках, перекрывших все дороги не только республиканского, но и районного значения, Басурманову был поручен обходной маршрут, проходящий через леса и болота, вдали от людных мест и оживленных трасс.

Не вызывало сомнений, что так хорошо, кроме него, никто не справится с этой ответственной задачей. И дед, и отец, и вся родня Басурмановых по мужской линии служили в егерях. Лесные чащи были для них, как для горожанина — сквер, а повадки зверей, птиц и рыб они понимали куда лучше, чем побуждения людей. Ружья, капканы, самоловы и рыболовные снасти были в доме Басурмановых таким же незаменимым предметом утвари, как горшки, сковородки и ухваты.

Специфический образ жизни воспитал из Басурманова существо с внешними признаками человека, но с повадками и мировоззрением лесной твари, единственная цель которой — удовлетворение собственных телесных потребностей.

Свои служебные обязанности, основной из которых была охрана фауны от браконьеров, он выполнял весьма ревностно, хотя побуждали его к этому отнюдь не добросовестность или любовь к животным, а дремучее чувство собственника, наряду с человеком свойственное и тиграм, и матерым волкам, и даже сивучам. Все двести гектаров вверенного Басурманову леса принадлежали только ему одному, и для соперников здесь места не было.

Впрочем, как и многие хищники, смельчаком он отнюдь не являлся. Беспощадно подминая под себя всех слабых (не только животных, но и людей), Басурманов имел привычку лебезить и заискивать перед сильными мира сего. Уважать он никого на этом свете не уважал, но до времени побаивался. Его жизненное кредо напоминало поведение шакала, сегодня трусливо крадущегося вслед за львом в надежде поживиться объедками, а завтра смело вгрызающегося в еще теплое брюхо издыхающего царя зверей.

Что касается его качеств охотника, тут Басурманову равных в Талашевском районе не было. С одинаковым успехом он ходил и на лося, и на кабана, и на рысь, и на зайца. Обмануть его не могла ни хитрая лиса, ни осторожная норка. Немало городских модниц щеголяло в мехах, добытых лично им. Читал Басурманов еле-еле, писал еще хуже, зато звериные следы распутывал так, что ему мог бы позавидовать даже пресловутый Натти Бампо, он же Кожаный Чулок и Соколиный Глаз.

Само собой разумеется, что ни одно серьезное охотничье мероприятие, будь то открытие охоты на водоплавающую дичь или облава на волчий выводок, без Басурманова не обходилось. В его приятелях числилось чуть ли не все районное начальство. Среди наиболее азартных охотников были судья, прокурор и начальник милиции. Имея такой авторитет в высших инстанциях, Басурманов мог бы жить припеваючи. Мог бы, да не получалось. Недостатки Басурманова являлись прямым продолжением его достоинств. Законы дремучего леса и звериной стаи не очень-то вписывались в структуру человеческого общества, среди которого ему волей-неволей приходилось жить.

Беспричинная ревность и порождаемое ею перманентное рукоприкладство, вполне естественное в кругу мартышек, не находили понимания со стороны жены Басурманова. В правоохранительные органы постоянно поступали заявления об избиениях, которым он подвергал не только потенциальных браконьеров, но и грибников вкупе с любителями лесных ягод. Привычка давить колесами служебного газика всех встречных кошек вызывала неодобрение даже у самых близких его приятелей.

Однако больше всего Басурманов страдал из-за своей прямо-таки принципиальной необязательности. Он всем что-то обещал, но никогда даже не пытался эти обещания сдержать. Наивные люди, которые не могли взять в толк, что глупо надеяться на исполнительность и честное слово медведя или, скажем, щуки, очень обижались на Басурманова. Кроме того, он совершенно не осознавал понятия «нельзя» и мог напиться до бесчувствия перед весьма важной встречей, облапать в людном месте приглянувшуюся ему женщину, без зазрения совести подмыть любую понравившуюся ему вещь.