Сергей Чекмаев - Везуха Страница 8

А под конец обмена нежданно-негаданно свалилась на ребят экскурсия в Стоунхендж. Вообще, ничего подобного программой не предусматривалось, но в дело вмешался Его Величество Случай. Местные парни, отмечая гостевую победу любимого «Арсенала» над «Миллуоллом», разогревшись подходящими к случаю напитками, ввязались в драку с болельщиками проигравшей команды. Потери понесли обе стороны, парой шишек миллуолльцы не отделались, но и брэдфордская компания пострадала изрядно: сотрясение мозга, трещина в ключице, сломанная челюсть…. Трое оказались на больничной койке и на несколько недель могли забыть как о футболе, так и об экскурсии в Стоунхендж. А освободившиеся места в группе надо было чем-то заполнить, и попечительский совет решил пригласить на экскурсию русских ребят. По каким-то своим, неведомым критериям Алла Аркадьевна отобрала Андрея и двух девчонок из параллельного класса – Катю и Ирину.

В экскурсионном автобусе русские оказались в центре внимания. Иринка прекрасно играла на гитаре, а в Британии, как нигде, ценят бардов. Поначалу просто хотели скрасить скучную дорогу, а в итоге получился импровизированный концерт. То Иринка песню споет, то Крис – тоже неплохой гитарист, только зажатый какой-то, неискренний. Гитара у Криса была не совсем такая, как Ира привыкла, да и стеснялась она немного, но когда разыгралась… Инструмент полностью перешел к ней в руки, и Крис даже и не думал забирать назад – далеко ему было до Иринки. Так и сидел пораженный, слушал, раскрыв варежку, как и все остальные.

Британцы притихли. Даже их преподаватель, о чем-то непринужденно болтавший с Аллой Аркадьевной, тоже в итоге пересел поближе – слушать. Мало кто понимал слова, особенно Окуджаву и Высоцкого, поэтому в паузах, когда Иринка подтягивала струны, непривычные к такой размашистой манере игры, вполголоса просили перевести. Андрей с Катей старались, как могли. Надрывные, с выплескивающейся толчками, как кровь из порванной артерии, ритмикой песни Высоцкого производили на слушателей неизгладимое впечатление.

«…и еще будем долго огни принимать за пожары мы,Будет долго зловещим казаться нам скрип сапогов,Про войну будут детские игры с названьями старыми,И людей будем долго делить на своих и врагов…»

В Британии тоже писали песни о войне, да и чужие поют, французские, американские… Но все-таки о другом, не о силе и героизме, и даже не о подвиге. Все больше о нелегкой доле летчиков-истребителей, что даже сон о любимой девушке не успевают досмотреть, – снова тревожно ревет сирена. И мелодии сосем другие – плавные, задушевные, но нет напора, надрыва, скрытой силы, потому и не цепляет.

Странный концерт как-то по-особенному сблизил ребят в автобусе. Больше, чем совместная учеба, экскурсии, вся эта «народная дипломатия». Впервые они ощущали себя вместе, не по чьему-то приказу, не по решению кого-то там, наверху, а по собственному желанию.

А когда Иринка перешла на Цоя, британцы уже втянулись настолько, что даже стали пытаться подпевать. На экскурсию поехали ребята из трех групп, не только из той, что принимала русских, потому язык худо-бедно знала едва половина, но старались вовсю. Пусть не всегда получалось, пусть… зато пели все вместе.

Странно он выглядел, наверное, этот автобус, весь такой строгий, даже чопорный, в общем, – типично британский, с несущимся из окон дружным хором:

«Группа крови на рукаве,мой порядковый номер – на рукаве.Пожелай мне удачи в бою! Пожелай мне-е-е…»

Иринка потом рассказывала, что Крис и еще один парень из другой группы – Роберт, просили ее записать слова и аккорды. Понравилось, значит. А через пару дней Андрей случайно услышал доносящийся из-за полуприкрытых дверей аудитории знакомый припев: кто-то неумело наигрывал «Канатоходца»:

«Посмотрите, – вот он без страховки идет.Чуть левее наклон – упадет, пропадет,Чуть правее наклон – все равно не спасти,Но, должно быть, ему очень нужнопройти четыре четверти пути».

В Солсбери добрались уже после заката. На ночь остановились в небольшой гостинице. Хотя – какое там «на ночь»! Так, несколько часов перекантоваться, согреться, перекусить, выпить чего-нибудь горяченького… И снова в дорогу. Ведь в Стоунхендже, понятное дело, положено встретить рассвет. Без этого никак, иначе, считай, что и не был здесь. Даже экскурсоводы местные живут по странному графику: ложатся в восемь вечера, встают затемно, что называется – с петухами. Группы собираются часа в четыре, а то и в три – от времени года зависит, чтобы минут за двадцать до рассвета уже быть на месте.

Неподготовленного человека Стоунхендж подавляет. Громоздкие, практически необработанные каменюки, сравнимые возрастом с египетскими пирамидами, вкопаны в землю примерно на треть. Это и есть менгиры – основные сооружения Стоунхенджа, «каменной ограды».

Сухонькая, чуть сутуловатая экскурсоводша неопределенного возраста, прикрыв глаза, самозабвенно вещала, заваливая группу цифрами: диаметр основного круга, «кромлеха» – почти тридцать метров, внешнего – девяносто семь, высота самого большого менгира – восемь с половиной. Гидша так увлеклась, что почти не замечала, как заскучавшие от монотонного изложения ребята принялись возиться, пытаясь одновременно проснуться и хоть немного согреться. Руководители косились неодобрительно, одергивали особо буйных, но, если честно, и сами были бы не прочь размяться или запалить костерчик. Холодно ведь. Начало ноября в Британии и так не самое уютное время года, а с северо-запада еще и ветерок неслабый задувает. Плюс роса: трава уже пожухла, но вересковые заросли с верхушки до корней усыпаны поблескивающими в лучах приближающегося рассвета капельками. Даже толстая джинсовая ткань не спасала, а каково девчонкам в юбках и колготках?

Хорошо сухарику-гидше: болотные сапоги чуть ли не по пояс да вязаная овечья безрукавка – и от росы, и от ветра защитилась. Хоть бы предупредила! Ей-то все нипочем. Вон как заливается, чистый соловей!

– …подобные Стоунхенджу сооружения ученые называют «кромлехами», от бретонского «crom» – круг и «lech» – камень.

– Ну, это она чего-то заговаривается! – шепнул Андрей Иринке. – Десять минут назад менгир с того же бретонского переводила. Камень – это «men», а «hir» – длинный.

Два менгира, накрытые сверху каменной плитой, как оказалось, зовутся трилитом.

Заодно выяснилось, что ученые до сих пор не договорились о точном назначении Стоунхенджа. Вроде бы – «пригоризонтная обсерватория», предназначенная для астрономических наблюдений. Только вот что-то слабо верится, чтобы за две тысячи с лишком лет до нашей эры кто-нибудь всерьез озаботился изучением движения небесных тел. Разве что где-нибудь в Урарту или Ассирии. Но не здесь же, среди полудиких бриттов с корнуольцами! Скорее всего, наблюдали тут действительно за небом, но больше для того, чтобы день равноденствия или солнцестояния не пропустить. Еще считается – гидша не без гордости на этом заострилась, – хозяева Стоунхенджа, друиды, могли солнечные и лунные затмения предсказывать, правда, только после того, как накопили фактический материал лет за двести. Ну, а потом самое время соплеменников шокировать, намекая на прямую связь с богами. Мол, если какие проблемы, сейчас быстренько солнце остановим – мало не покажется! Небось, никто и пикнуть не смел. Такие ребята легко могли силы целого племени мобилизовать, чтобы нагромоздить всю эту каменную вакханалию. Жрецы, но не астрономы же!