Михаил Тырин - Истукан (сборник) Страница 8

Услышав это, Петр Алексеевич соскочил с койки и вместе с мужиками пошел искать Вавилу, чтоб устроить ему добрую головомойку.

Нашли его, конечно, в нумере чужеземца. Вавила был сплошная любезность, он держал в руках корец с квасом и так сладко улыбался, словно сам был сахарный.

– Ну-ка выйди, – бросил ему Жбанков, нахмурив брови.

В коридоре купец прежде взял его за рыжий вихор и хорошенько потряс.

– А ну, рыжая бестия, выкладывай сюда монеты, что у пассажира взял!

– На что тебе мои монеты? – озлобился Вавила. – Он сам мне их передал, стало быть, мною заработанные.

– Все, что ты заработал, я тебе дома сполна выдам, – угрожающе пообещал Жбанков. – А это – что ты делаешь – есть грабеж и обман в чистом виде. Я тебе позорить нас не дам!

Вавила, сверкая глазами, оглядел собравшихся.

– А ежель не отдам?

– А ты отдай, – мирно посоветовал ему Степан, делая такое движение, будто засучивает рукав.

Вавила еще некоторое время разглядывал противников, решая, как быть. Сама мысль расстаться в один момент с дармовым капиталом была для него досадной.

– У чужеземца там целый мешок золота, – буркнул он. – Не убудет.

– А хоть два мешка, – твердо ответил Жбанков, – все одно не твое.

– Не прекословь старшому, – сердито проговорил дед Андрей. – Отдай все добром, пока просят.

Вавила процедил сквозь зубы какое-то мудреное проклятие и вынул из-за пазухи тряпочку, в которой были завернуты монеты.

– Забирайте, – презрительно сказал он. – Небось завидуете, что сами не догадались, а теперь отымаете.

– Поди с глаз вон, – объявил купец, а сам взял тряпочку и отправился с ней в нумер к пассажиру.

– Наши извинения, – сказал он, протягивая деньги. – Я говорю, один дурной жеребец весь табун осрамит. Негодящий он человек, и впредь не давайте ему денег.

Чужеземец настороженно шевелил ушами и никак не мог понять, что говорит ему Жбанков. Он даже не протягивал рук, чтоб забрать деньги.

– Вот, берите, нам чужого лишнего не надо. – Ку-пец положил сверток на пол и повернулся уходить. Но прежде он успел оглядеть нумер. Постоялец разложил повсюду свои вещи, открыл коробки. В углу покоился мрачной громадой его истукан. Ростом он был на две головы выше Степана. Шеи не было, но в верхней части имелась темная большая дырка, несомненно, рот. А по бокам неизвестный ваятель провел глубокие борозды, обозначив, что у идола есть и руки. Камень казался шершавым и скверно обработанным. Жбанков подумал, что скульптор Фейфер, к которому он как-то ездил заказывать гипсовых амуров на крыльцо, смог бы сработать такого идола куда искуснее. Он бы и камень отшлифовал, и узорчиков разных высек, даром что немец.

Но пора было возвращаться к делам. Благодушие слетело с Вавилы, как шелуха, и он еще больше чужака возненавидел. Теперь он не только кричал и сквернословил в ответ на его причуды, но сам искал повода столкнуться, наговорить дерзостей да еще и незаметно дать тумака.

На следующий день такой случай ему представился.

К обеду все ожидали пропадания тяжести предметов. А до того, как обещал Меринов, произойдет некая круговерть, связанная с торможением и разворачиванием снаряда. Хоть никто и не понимал, зачем тормозить на половине дороги, но перечить не стали. У мужиков нашлись дела, а Жбанкову и Гаврюхе надлежало пристегнуться к койкам и лежать тихо, ожидая, пока разворот кончится. Жбанков не преминул вспомнить, что в нумере пассажира стоит кое-как закрепленный идол.

– Сходи-ка, братец, привяжи его покрепче, – велел он Вавиле. И затем, повернувшись к деду Андрею, добавил: – И ты иди. Поможешь да и поглядишь, чтоб рыжий опять денег не просил.

Вавила пробурчал, что прислужником к «этой обезьяне вислоухой» не нанимался, но тотчас пошел исполнять повеление. Чужеземца они застали за малопонятным перекладыванием багажа, которое, впрочем, происходило у того довольно постоянно. Он вечно вынимал и клал на пол какие-то камни, тряпицы, свитки, узорчатые доски, а затем перекладывал их в ином порядке и снова рассовывал по местам.

Дед Андрей сразу узрел, что веревки, которые они со Степаном так тщательно накрутили на идола, съехали и болтаются кое-как. Возможно, пассажир сам их расслабил с неизвестной целью. Тем более что и узлы имели совершенно иной вид. Степан вязал тройные, а ныне имелось лишь жалкое их подобие, веревки были словно намотаны неопытной рукой ребенка.

– Помогай его двигать, – сказал дед Вавиле. – Надо ближе к стене притыкнуть, чтоб не болталось.

К тому времени благодаря маневрам снаряда в пространстве уже чувствовалась легкость во всем теле, и оторвать идола от пола стало делом посильным. Однако он все же был весьма массивным. Едва лишь дед Андрей прижимал к стене верхнюю часть, как низ стукался и отлетал. Вавила тоже что-то пытался сделать, но безуспешно – то ли специально, то ли из-за бестолковости. И злился он вполне натурально, и называл каменную глыбу такими скверными словами, что дед подумал: «Хорошо, пассажир ни бельмеса не понимает, а то бы нажаловался Жбанкову».

Что касается пассажира, то он проявлял некоторое беспокойство. Он суетился, повизгивал и прыгал за спинами, опасаясь за целость своего каменного имущества. Когда же Вавила вновь стал сквернословить и в сердцах пнул идола ногой, поднялся такой визг, словно в обезьянник запустили бешеного тигра. Чужеземец начал хватать Вавилу за одежду, рвать на себя и кричать ему прямо в глаза, корча немыслимые физиономии. Вавила побелел от омерзения и гневно сверкнул глазами, оттолкнув пассажира прочь. Тот кувыркнулся через голову, встал на ноги и опять подскочил, продолжая орать. Правда, никого трогать уже не решился. Тут и дед не выдержал и пробормотал в адрес визгливого существа пару ядреных слов.

Дело тем временем не продвигалось ни на вершок. Идол нипочем не хотел прильнуть к стенке плотно, чтоб быть крепко привязанным. Он так и норовил массой своей вырваться из рук и завалиться на пол. Хотя он весил теперь немного, все равно очутиться между стеной и этой каменной громадой казалось делом малоприятным.

Вавила, окончательно остервенев, снова стал долбить его ногой и толкать изо всех сил, отчего идол начал с гулким звоном биться о железную стену. И опять повторилась старая история – пассажир с оглушительным визгом бросился на Вавилу и вцепился тонкими пальчиками в рыжую шевелюру.

– Уйди от меня, нечисть, гнида, паскуда!!! – заорал Вавила и со всех сил пнул пассажира ногой. Тот опять перевернулся через себя, но не смог остановиться и влетел головой прямо в стену.

Что-то хрустнуло...

Чужеземец в один миг перестал кричать, медленно опустился на пол и застыл.

Оба – и Вавила, и дед Андрей – с минуту молча глазели выпученными своими глазами, как пассажир лежит, не шевелясь и не издавая звуков. Затем дед часто-часто задышал, вскочил, опомнился и помчался по коридору.