Александр Ломм - Исполин над бездной. Фантастическая роман Страница 8

Заставив себя ласково улыбнуться, Канир поманил парня к себе:

— Пойдем со мной, милый Феруш! Я прокачу тебя на машине, куплю тебе орехов, конфет, жареных каштанов!.. Ну давай руку, не бойся!

— Дядя добрый? — обратился парень к матери и, наклонившись, заглянул ей в лицо.

— Добрый, сынок! Самый добрый на свете! Иди с ним, покатайся!

— Агу, Феруш! Иди ко мне, иди! Мы поедем на ярмарку, ты будешь кататься на карусели, верхом на лошадке! — изо всех сил сюсюкал Канир, маня парня к себе.

Карусель оказалась самым убедительным аргументом. Парень отошел от матери и доверчиво ухватился за руку доктора. Радуясь легкой победе, Канир поспешно выхватил из кармана несколько ассигнаций и сунул их старухе.

— Здесь двести суремов, ведрис. Это вам на пропитание от профессора Нотгорна, пока мы будем заниматься вашим сыном. А теперь до свиданья, ждите нас ровно через месяц!

Старушка машинально взяла деньги, но глаза ее при этом были неотрывно прикованы к сыну.

— До свиданья, ведеор доктор! Да пошлет вам бог единый полной удачи! Ашем табар!.. До свиданья, Феруш! Будь умным мальчиком! Слушайся дядю! Он любит тебя так же, как мама!..

Канир повел парня прочь. У поворота Феруш задержался, обернулся назад и весело помахал матери рукой.

— Ту-ту, мама, ту-ту! — крикнул он во все горло и раскатисто захохотал.

Протер Вигурий любил поесть. Даже опала, которой его подверг гросс сардунский «за скудоумие и нерадивость», нисколько не испортила ему аппетита. Прочитав неприятное известие, доставленное курьером личной канцелярии сына божьего, протер лишь густо хрюкнул от досады, но уже через час преспокойно уселся за обеденный стол и принялся поглощать одно блюдо за другим. Покончив с обедом, он отправился в диванную немного вздремнуть. Но не успел пристроить свое тучное тело на мягких подушках, как явился мальчик в короткой малиновой ряске и осторожно коснулся его плеча.

— Ваше беспорочество, вас просят к телефону!

— Скажи, что я занят молитвой и освобожусь не раньше чем через два часа! — проворчал Вигурий, не открывая глаз.

— Я так и сказал, ваше беспорочество, но ведеор, который хочет с вами говорить, все равно просил доложить вам. И еще он просил сказать, что это касается ведеора Маска!

— Дурень! С этого и надо было начинать! Этого Маска мне бог единый послал в наказание за грехи…

Тяжело поднявшись с дивана, протер Вигурий пошел к себе в кабинет. Здесь он опустился в кресло, громко зевнул и тогда только взял лежавшую на столе трубку.

— Слушаю!

— Это вы, ваше беспорочество? — торопливой испуганной скороговоркой затрещала трубка.

— Да, да, это я!

— Добрый день, ваше беспорочество! Простите, что осмелился оторвать вас от молитвы! Но дело очень важное!..

— Да кто вы, собственно, такой?! — рявкнул Вигурий.

— Вы не узнали меня по голосу, ваше беспорочество? Я служу у ведеора Маска! Помните, я доложил вам, в каком направлении ведеор в черном увез моего больного хозяина!..

— Помню, помню! Ну что там у тебя за новости, выкладывай!

— Час назад, ваше беспорочество, тот же ведеор в черном привез нашего хозяина обратно! Сказал, что он под наркозом, велел его уложить в постель, а сам уехал!

— А фамилию, фамилию его ты не узнал?!

— Не смог, ваше беспорочество. Все произошло так быстро! А четверть часа назад наш хозяин пришел в себя, и мы увидели, что он не в своем уме! Экономка сразу пошла за доктором, а я бросился звонить вам!

— Погоди! Что значит «не в своем уме»?

— Он никого не узнает, ваше беспорочество, и ведет себя, как малое дитя!

— Хорошо, дружок, молодец, что позвонил! Я сейчас же приеду!

Минут через десять, облаченный в белую мантию, Вигурий уже мчался на машине по широким проспектам Сардуны, а еще через двадцать минут вошел в дом Гионеля Маска.

Растерянные слуги немедленно проводили князя Гроссерии к своему больному хозяину и бесшумно скрылись.

Старик лежал в кровати, обложенный подушками. Он был в сознании, но дышал прерывисто, с хрипами, словно загнанный зверь. Взгляд его, полный ужаса, блуждал с предмета на предмет. Вигурий откинул широкий рукав белоснежной мантии и, взяв больного за руку, спросил:

— Раб божий Гионель, ты узнаешь меня?

В ответ на этот простой вопрос старик вдруг горько расплакался и проговорил:

— Я боюсь!.. Я хочу к маме!.. Я не хочу карусель!..

Протер был поражен таким странным помрачением рассудка: умирающий старик считал себя маленьким ребенком! Подождав, пока его всхлипывания и странные выкрики прекратятся, протер ласково погладил его сухую жилистую руку и обратился к нему с новым вопросом:

— Кто ты? Скажи мне, кто ты!

— Я маленький Феруш! Я хочу к маме! В Гух-Норб! Я не хочу карусель!.. Я не хочу конфет! — пролепетал в ответ больной, глядя на протера умоляющими, полными слез глазами.

Что-то толкало Вигурия расспрашивать дальше.

— А кто тебя отобрал у мамы? Как ты попал сюда? — продолжал допытываться Вигурий, потрясенный услышанным, и старик ответил:

— Меня взял добрый дядя! Он покатал меня на машине! Ту-ту! Ту-ту! Феруш катался на машине!.. Потом дядя дал конфет… Потом другой дядя уколол, и Феруш плакал! Злой дядя, противный! Мне больно, мне больно! Я хочу к маме!

Старик расплакался навзрыд, и протер ничего больше не сумел от него добиться. Кое-как совершив обряд третьего очищения и тем самым полностью подготовив своего клиента ко встрече с неизбежным, Вигурий уступил свое место врачу, который уже несколько раз с нетерпением заглядывал в комнату больного.

Врач провозился с умирающим стариком минут пятнадцать. Когда он вышел в холл, протер Вигурий спросил его:

— Что вы скажете о больном, доктор?

— Состояние пациента значительно ухудшилось, ваше беспорочество. Не понимаю, зачем понадобилось его куда-то возить! Дорога сильно повредила ему. Температура сорок, пульс сто двадцать, сердце работает с перебоями… — ответил врач.

— А что вы скажете о его странной потере рассудка?

— Обыкновенный бред. Он считает себя маленьким ребенком. Это бывает. Воспоминания детства и тому подобное. Придется созвать консилиум, но боюсь, что ничего существенного уже сделать не удастся… — спокойно ответил врач и, поклонившись, вернулся в комнату Маска.

Попросив расторопного слугу извещать его каждых два часа по телефону о состоянии больного, протер Вигурий уехал домой и стал ждать. Вести поступали все менее и менее утешительные. В восемь часов вечера протеру сообщили, что великий Маск скончался.

Двое мужчин в просторном белоснежном облачении князей Гроссерии сидят у круглого стола в огромном кабинете и расточают друг другу обворожительные улыбки. Один из них — протер Мельгерикс, личный секретарь его святости гросса сардунского, второй — опальный протер Вигурий, пришедший добиваться высочайшей аудиенции.