И. Даль - Коэффициент интеллекта Страница 8

Он делает себя выше сантиметров на пятнадцать, осветляет волосы, блеклые глаза наливаются голубизной. Девушки таких любят. Феликс сам любит себя таким, он уверен, что настоящий он — здесь и сейчас, а не вовне. Улыбнувшись себе белоснежной улыбкой кинозвезды, Феликс желает оказаться среди людей.

Небо черно и усыпано звездами, которые время от времени срываются со своего места, несутся вниз и останавливаются почти над головами собравшихся людей, рассыпаясь яркими фейерверками и собираясь затем в слово «Baccardy».

Людей здесь сотни. Все молодые, красивые, подтянутые. Все выглядят беззаботными и счастливыми. Свои тревоги они оставили вовне, а сюда пришли жить. Они смеются, танцуют, пьют коктейли из высоких бокалов. Воздух пронизан музыкой, она громкая, но не мешает говорить.

Феликс такой же, как они все. Он ощущает себя частью чего-то огромного и значимого, он смеется и танцует со всеми. Он желает себе рюмку текилы, выпивает ее, закусывает соленым лаймом. Он протанцовывает сквозь толпу к понравившейся высокой блондинке. Она улыбается ему, подмигивает — красавица с загорелой кожей и талией настолько тонкой, что Феликс может обхватить ее ладонями. Они танцуют рядом, почти касаясь друг друга телами, смеясь и ничего не говоря.

Когда Феликсу надоедает танцевать, он тянет девушку за руку, они делают несколько шагов и оказываются на берегу моря. Шумят волны, дует соленый ветер. В этом месте наступает рассвет. Вокруг никого.

Девушка улыбается. Маленькое клубное платье на ней сменяется цветастым саронгом, ноги босы — туфли исчезли. Они идут вдоль полосы прибоя, держась за руки.

— Я Феликс.

— А я Лидия.

Какое-то время они молчат. Феликс отчаянно прикидывает, как завязать разговор. Наконец:

— Прекрасный рассвет, правда?

— Ага, дизайнеры постарались. Но могли и получше сделать.

— Дизайнеры?

— Ну да. Должен же кто-то это делать — придумывать, создавать. Поддерживать. Этим люди занимаются. Это работа.

— Наверняка это очень интересно, — мямлит Феликс.

Лидия поворачивается к нему. В глазах пляшут чертики.

— Только поначалу. А потом становится рядовой работой. Рутиной.

— М-м-м, — отвечает Феликс.

Разговор не клеится. Феликсу становится неуютно, он уже жалеет, что ушел с вечеринки. Не знает, как вести себя с Лидией. Чтобы как-то поддержать разговор, спрашивает:

— А ты откуда знаешь?

— У меня был некоторый опыт. Но не слишком удачный. В общем, проект закрыли. А ты разве никогда не пробовал?

— Ну… нет вообще-то. То есть я, конечно, где-то слышал об этом…

— Пользователь, значит…

— Что?

— Да нет, ничего. Неужели тебе никогда не было интересно?

— Ну, было… слегка.

— Ясно. Скажи, это твоя настоящая внешность?

Вопрос, прямо скажем, бестактный.

— Что? А, ну да, конечно.

— Ладно, Феликс. Приятно было познакомиться. Мне пора.

Лидия делает несколько шагов в море и исчезает — наверное, переносится куда-то еще. Черт, Феликс опять все испортил. Настроение на нуле. Глубокий вдох. Выход.

Феликс открывает глаза в своей постели. Вытаскивает кабель из разъема на затылке. Чувство обиды не покидает его, даже когда он проваливается в сон.

Следующим вечером он снова подключает кабель. Но идет в этот раз не в чужие миры. Он оказывается в пустыне своего собственного сознания. Он хочет понять, о чем говорила Лидия. Он очень хочет хотя бы начать.

3. Учитель

На протяжении всей своей истории люди всегда творили миры, воплощая в полотнах, книгах, архитектуре частичку души. Некоторые создавали империи — правда, для этого вида творчества часто было необходимо разрушить созданное другими.

Впрочем, есть и такие, кто никогда не пытался. По мнению Ивана Варфоломеевича, творец в них спит, и для пробуждения ему требуется только толчок. Есть те, кому этот толчок дает сама жизнь, а есть и те, кого могут подтолкнуть другие люди…

В черной космической пустоте мерцают далекие звезды. Ближайшая — красный карлик, копия Солнца в представлении Марка. Вокруг звезды по орбитам вращаются четыре планеты, которые Марк уже успел сотворить. Возможно, рано или поздно он сможет сделать их обитаемыми, но это высший пилотаж, до которого Марку еще очень далеко.

Это необычный выбор — космос в качестве собственного мира. Согласно богатому опыту Ивана Варфоломеевича, такой выбор делали единицы — слишком сложно, слишком масштабно, слишком чуждо для неподготовленного человеческого разума. Горы, равнины, моря — знакомое, уютное и земное — творят часто, здесь не нужно ничего домысливать, это легко. Марк замахнулся на большее. И, надо признать, получается у него довольно неплохо. Особенно для второго сеанса.

В первый сеанс он создал этот космос, звезды вдалеке, причем космос получился не сферой, а чем-то аморфным, растягивающимся почти до бесконечности (опять же, в представлении Марка) в любом направлении.

Солнце и планеты он создал только что.

Это удивительно — видеть хрупкое человеческое тело там, где должна находиться пятая планета. По-видимому, о присутствии Ивана Варфоломеевича Марк начисто забыл. Это хорошо, пусть творит свободно, не оглядываясь на приглашенного наставника.

Судя по всему, Марк в эйфории. Кажется, он смеется. Иван Варфоломеевич фокусирует внимание на Марке — и правда, смеется. Его видимое тело постепенно растворяется — решил научиться обходиться без него? Что ж, похвально.

Тело Марка окончательно теряет четкость и начинает расти. На глазах оно утрачивает человеческие очертания, раздувается, становится больше и явно стремится принять форму шара. Через некоторое время размеры шара уже в несколько раз превышают размеры всех четырех планет вместе взятых. Шар окружен слоем плотных белых облаков.

Среди учеников Ивана Варфоломеевича еще ни один не пытался сделать себя планетой. Марк уникален в своем стремлении познать непознаваемое. Но планета-гигант, которой сделал себя Марк, не вращается вокруг своей оси. Новое тело ученика будто парализовано, обездвижено, оно может сейчас нестись только по созданной ранее Марком орбите.

Учитель чувствует панику юноши, острую потребность сделать хоть что-то. Марк пытается заставить двигаться хотя бы облака. Разумом он понимает, что поверхность планеты должна быть не такой — не безжизненным камнем, окутанным слоями эфира. Он явно зашел в тупик. Иван Варфоломеевич осторожно прикасается своим сознанием к облакам, уплотняет их, создавая атмосферу, нагревает ее слои до различной температуры. Потоки поднимаются к поверхности, образуя широкие красные и белые полосы.