Александр Лазаревич - Генератор желаний Страница 8

И на это, возможно, кто-то возразит, указав на компьютер. Вычислительная машина может почти бесплатно моделировать эксперименты, которые, будь они проведены в натуре, потребовали бы огромных затрат ресурсов. Однако не стоит слишком обольщаться по поводу того, что эксперимент, проведенный над математической моделью вместо природы, обошелся нам так дешево. Дешевка и есть дешевка: мы не вступали в диалог с природой, а лишь немного пожонглировали ее ответами из старых диалогов, составив из них модель и прогнав ее на ЭВМ. И ЭВМ указала нам на те возможности, которые изначально были заложены в эти ответы, но которые мы, по своему скудоумию, проглядели. Эксперименты на ЭВМ не открывают ничего принципиально нового, они лишь обращают наше внимание на то, что мы не заметили в старом. Прогресс техники, основанный т о л ь к о на экспериментах с математическими моделями, не является прогрессом с точки зрения вышеприведенного определения, ибо не открывает принципиально новых возможностей. Например, пусть в результате экспериментов с математической моделью была найдена новая, более эффективная форма крыла самолета. Тот факт, что удалось построить адекватную математическую модель, дающую правильный ответ, означает что вся необходимая информация уже была получена в старых натурных экспериментах, и новые натурные эксперименты были бы в этом смысле избыточны. Но те первые эксперименты в аэродинамической трубе, на основании которых была построена математическая модель были абсолютно необходимы.

ЭВМ – всего лишь эффективный пресс для выжимания соков из плодов знания. В докомпьютерную эпоху, когда мы занимались выжиманием соков вручную, мы делали это неэффективно, и большая часть сока оставалась в мякоти, которую мы выбрасывали. Теперь, когда у нас появился мощный пресс, мы вторично пропускаем через него ту же мякоть и снова получаем сок, хотя новых плодов и не собирали. Кое у кого это породило опасную иллюзию, что будто бы сбором плодов можно вообще не заниматься и вечно жить за счет дожимания сока из отбросов.

Стремление получать информацию чисто логическим, теоретическим путем, без прямого обращения к природе, является характерным признаком предбарьерной эпохи – вспомните хотя бы средневековых схоластов. Это стремление порождено ограниченностью ресурсов, не позволяющей проводить широкомасштабные эксперименты и оно само способствует увековечиванию этой ограниченности. Преувеличение значения математики, и вообще теоретического мышления, также порождено нехваткой ресурсов. Когда нам чаще всего бывает нужна математика? Когда чего-нибудь не хватает и мы решили это "что-нибудь" сэкономить. Траекторию полета ракеты и режим работы ее двигателей приходится точно рассчитывать только потому, что в баках нет излишков топлива и его надо тщательно экономить. С другой стороны, водителю автомобиля нет нужды просчитывать свой путь на компьютере. Он может довольно далеко отклоняться от намеченного пути и вправо и влево, и все равно достигнет цели – объем топливного бака автомобиля позволяет производить непредвиденные маневры.

Люди чье мышление сформировалось в эпоху ограниченности ресурсов конечно скажут, что подобное растранжиривание топлива – сущее безобразие, и что на автомобиль надо поставить компьютер для расчета наиболее экономной траектории с наименьшим расходом топлива и минимальным ущербом для окружающей среды. Я сам когда-то был одним из этих людей, и мне стоило большого труда понять, что "транжира" автомобиль обладает одним огромным преимуществом перед "экономисткой" ракетой: водитель автомобиля имеет гораздо большую свободу действий по сравнению с космонавтом, который, фактически, отдал компьютеру право управлять ракетой. Я понял, что только изобилие ресурсов способно дать человеку настоящую свободу, и что только свобода является истинной целью человеческого существования: свобода от голода, свобода от болезней, свобода от страха, свобода мечтать, и свобода осуществлять свои мечты. Это – цель, а все остальное лишь средства к ее достижению.

Экономить – значит во многом ограничивать свою свободу, и потому экономия допустима лишь в качестве временной меры, принимаемой в надежде достичь большей свободы в будущем. В качестве долговременной политики экономия совершенно неприемлема. Тот, кто экономит, рискует навсегда смириться со своей бедностью – использование экономии в качестве "нового ресурса" ослабляет стимул к поискам действительно новых, неограниченных источников ресурсов.

Только изобилие ресурсов может дать человечеству полную свободу, а изобилия ресурсов можно добиться, лишь преодолев межпланетный барьер роста. Никакие будущие достижения науки не отменят необходимости взаимодействовать с космосом. Например, если ученым даже и удастся овладеть управляемым термоядерным синтезом, мы не сможем использовать этот новый источник энергии на полную мощность, не преодолев космического барьера. Дело в том, что вся энергия после использования превращается в тепло, и с этой точки зрения сегодняшний уровень потребления энергии на Земле – предельный: если его увеличить, произойдет таяние полярных льдов, подъем уровня океана, изменение климата, одним словом – экологическая катастрофа. Выходит, что на Земле термоядерный реактор можно использовать лишь в пределах имеющегося уровня потребления энергии. Все те наши потребности и фантазии, которые сегодня являются нереальными по причине их высокой энергоемкости, так и останутся нереальными, если мы не найдем способа выбрасывать излишек тепла в космос, а это уже означает взаимодействие с ним, т.е. преодоление межпланетного барьера роста.

Итак, цивилизация ХХ-го века – это цивилизация стоящая перед межпланетным барьером. Вот в чем ее суть, вот где глубинные корни особенностей ее экономического и политического устройства, ее идеологических и художественных течений. История ХХ-го века распадается на две внешне очень непохожие эпохи – до научно-технической революции и после. Если первый период был периодом безраздельного властвования стандарта и централизма, второй период, казалось бы, несет надежду на возвращение индивидуальности вещам и людям.

В самом деле, после того как социальные завоевания социализма подхлестнули борьбу трудящихся на Западе за повышение уровня жизни, рабочая сила стала стоить так дорого, что сделалось экономически выгодным создание и широкое применение промышленных роботов. В соединении с другим продуктом противостояния двух лагерей – компьютером – робот может сам собирать информацию о заказчике и передавать ее изготовляемому предмету. Причем стоимость процессов сбора и передачи информации в результате автоматизации этих процессов, будет совершенно ничтожной. Поясню это снова на примере обуви (читатель может сам распространить этот пример на любой другой товар). Представьте, что Вы пришли в обувной магазин 21-го века. На экране дисплея Вы выбираете цвет и модель (а может быть, создаете свою модель из предлагаемых элементов) и вводите эти данные в компьютер. Затем вставляете ногу в сканирующее устройство, которое мгновенно определяет форму ступни и по проводам передает эту информацию в соседнюю комнату, где вместо длинной конвейерной линии прошлых времен стоит один единственный универсальный робот, способный выполнять любые операции любым инструментом быстрее самого высококвалифицированного рабочего. Через одну-две минуты Вам приносят Ваши ботинки. Они нигде не жмут и их не надо разнашивать. При этом стоимость их почти не отличается от стоимости ботинок произведенных массовым способом. Возможно, они даже дешевле: в их стоимость не входит стоимость хранения на складе готовой продукции и ее транспортировки.