Роберт Шекли - Новые Миры Роберта Шекли. Том 2 Страница 8

— Ну, в общем-то, — сказал профессор Карпентер, — концепция параллельных миров представляется возможной, но недоказуемой, по крайней мере теми средствами, которые мы успели создать. Лично я склонен считать ее успокоительной сказкой, хотя в этом вопросе более компетентен мой добрый друг и известный психолог профессор Мун.

В тот вечер Рэйчел приготовила свою знаменитую фаршированную индейку с клюквенным соусом, и пирог из сладкого картофеля с меренгами, и даже ребрышки по-китайски на закуску, хотя китайцы и не верили в конец света, несмотря на плакаты-почтовые марки с предупреждениями. Весь мир опять начал курить, кроме нескольких упрямцев, отказывавшихся поверить в конец света и потому боявшихся рака легких. Те, кто лежал на смертном ложе, пытались протянуть еще немного, «чтобы, когда уйду я, весь мир отправился за мной». Некоторые врачи оставались на своем посту, называя это своим нелепым долгом, прочие же безостановочно играли в гольф и теннис, даже не пытаясь попадать по мячам.

У индюшки оказалось четыре ноги и восемь крыльев. По телевизору идут похабные шоу: раз всему конец, то все позволено. На деловые письма отвечают, что в голову придет: «Дорогой Джо, возьми-ка свой контракт и засунь себе в жопу шоу закончено и я могу тебе наконец сказать какая ты сволочь но на случай если Конца не будет имей в виду что это письмо шутка и ты такой замечательный человек что наверняка ее оценишь».

Все мы оказались зажаты между непримиримыми требованиями осторожности и наплевательства. А если мы не умрем? Чтобы поверить даже в конец света, нужна вера — это относится и к профессорам, и к посудомойкам.

В последнюю ночь мира я бросил курить. Нелепость. Какое это имеет значение? Я сделал это, потому что Рэйчел всегда утверждала, что значение имеют нелепости, и я всегда верил в это, так что я вышвырнул пачку «Мальборо» в окно и слушал, как профессор Мун говорит: «Исполнение желаний, или его составная часть, исполнение мортидо, не могут быть, пользуясь терминологией Элиота, на законных основаниях обобщены в объективный коррелят. Однако если принять во внимание Юнга и рассматривать конец света как архетип, не говоря уже о Weltanschauung, то наше понимание растет по мере того, как наше tiempo para gastario исчезает в черной дыре прошлого, содержащей все наши надежды и чаяния».

Пришел последний час. Я глодал индейку, Эдвард вышел из своей комнаты, чтобы набрать себе тарелку грудинки и спросить, что я думаю об окончательной версии его последней главы, и я ответил: «Стоило бы еще поработать», и Рэйчел заметила: «Это жестоко», а Эдвард возразил: «Да, я тоже так подумал» — и ушел к себе. Улицы за окнами были пусты, только несколько несчастных бродили в поисках свободного телевизора, и мы с Рэйчел употребили большую часть наркоты и напропалую переключали каналы. Я вынес пишущую машинку в кухню и принялся все записывать, а Рэйчел говорила об отпусках, которые нам следовало взять, и я думал о женщинах, которых стоило любить, и без пяти двенадцать из комнаты снова вышел Эдвард и показал мне переписанную последнюю главу, а я заявил: «Вот теперь сделано как надо», и он ответил: «Я так и думал, а кокаина больше не осталось?» И мы разделались с остатком наркотиков, и Рэйчел закричала: «Бога ради, прекрати наконец стучать по клавишам!» И я заявил: «Я должен это все записать», и она обняла меня, и Эдвард обнял меня, и мы трое обняли ребятишек, которым позволили не идти в постель, потому что наступал конец света, и я пробормотал: «Рэйчел, прости меня за все», и она ответила: «И ты меня прости», а Эдвард добавил: «Я вроде ничего дурного не сделал, но простите вы и меня». «За что простить?» — хором спросили малыши, но, прежде чем мы смогли сказать им, за что, прежде чем поняли это сами…

Рука помощи

В то утро Трэвиса уволили с работы. Да, она была скучной и низкооплачиваемой, но все же служила хоть какой-то зацепкой в жизни. Теперь у него не осталось ничего, и он держал в руке средство, с помощью которого намеревался прервать свое полное отчаяния и унизительное существование. В бутылочке находился быстрый, надежный и не причиняющий боли яд, украденный на предыдущей работе в химической компании, где это вещество использовали как катализатор.

Из-за прежних попыток самоубийства немногие еще остававшиеся приятели считали Трэвиса невротиком, желающим привлечь к себе внимание. Что ж, на этот раз он им покажет, и они пожалеют о своих словах. Может, даже жена выдавит слезинку-другую.

Мысль о жене укрепила решимость Трэвиса. Любовь Леоты со временем превратилась в безразличную терпимость, а потом и в ненависть — острую, всепоглощающую и едкую, против которой он оказался бессилен. Ужас заключался в том, что сам он любил ее до сих пор.

«Давай, чего тянуть?» — подумал он и, закрыв глаза, поднял бутылочку.

Но не успел он поднести ее ко рту, как она вылетела из его руки.

— Что ты надумал? — услышал он резкий голос Леоты.

— По-моему, это очевидно.

Она с интересом вглядывалась в его лицо. У Леоты, крупной женщины с грубоватым лицом, был дар непрерывно делать кому-либо гадости. Но сейчас ее лицо смягчилось.

— Ты всерьез собирался это сделать, верно?

— И сейчас собираюсь, — ответил Трэвис. — Не сегодня, так завтра или на следующей неделе.

— Никогда не верила, что ты на это решишься. Кое-кто из твоих приятелей полагал, что у тебя хватит смелости, но только не я. Что ж, пожалуй, я и в самом деле превратила несколько лет твоей жизни в ад. Но надо же кому-то принимать решения.

— Мои проблемы уже давным-давно перестали тебя волновать, — заметил Трэвис. — Почему же ты меня остановила?

Леота ответила не сразу. Неужели ее сердце дрогнуло? Трэвис никогда еще не видел жену такой.

— Я неверно тебя оценила, — сказала она наконец. — Всегда считала, что ты блефуешь, лишь бы вывести меня из себя. Помнишь, как ты грозился броситься из окна? Высунулся из него… вот так.

Леота высунулась из окна двадцатого этажа.

— Не делай этого! — крикнул Трэвис. Улыбнувшись, она скользнула обратно в комнату.

— Как странно слышать такое от тебя. Только не говори, что я все еще тебе небезразлична.

— Могу и сказать, — произнес Трэвис. — Могу, если… ты и я…

— Возможно, — отозвалась Леота.

В душе Трэвиса вспыхнул огонек надежды, хотя он едва осмеливался его замечать. Женщины всегда такие странные! Вот и сейчас она почему-то улыбается. Крепко взяв мужа за плечи, Леота сказала:

— Я не могу тебе позволить убить себя. Ты даже не представляешь, какие сильные чувства я к тебе испытываю.