Мария Скрягина - Секрет корпорации Страница 8

Любовь к деньгам, к прибыли стала динамической силой мировой экономики. Каждой семье — четыре автомобиля. Автомобиль устаревает за год. Мир — большая автомобильная помойка, обильно политая бензином. А самолеты, загрязняющие небо и землю, а нефтеналивные танкеры, сочащиеся черным золотом? В результате — таянье ледников и угроза глобальной катастрофы. Дети в мегаполисах рождались с аллергией, астмой, бронхитами. Воздуха уже не было! Разве изобретение корпорации не стало спасением человечества? Это была попытка дать людям возможность получить свободное время для самое себя, для общения с природой. Return to innocence. Вернуться к невинности. Новый чистый мир без границ. Возврат к точке отсчета, когда можно заново придумать будущее человека. Но ничего не перевернулось. Власть над миром захватила другая группировка — место «нефтяников» заняли «экологи». И гонка потребления, овеществления продолжилась. Отдельный человек слишком слаб, чтобы противостоять этому. Никто не хочет становиться изгоем, аутсайдером. — Я медленно заливалась краской. Неужели он думает, что и я тоже — в корпорацию — из-за денег?

— А мы, папа, почему наша страна не играет никакой роли в мировой политике, почему зависит от корпорации, почему сдалась? Или история о Великой империи всего лишь миф? Если она была, то почему исчезла?

— Один замечательный ученый, большой поклонник Великой империи, долгое время занимался проблемой разрушения, или, если угодно, обрушения, этого государства. Труд получился хороший, «Психология страны на переломе» и дальше заумная расшифровка, не помню точно. Он даже получил Нобелевскую премию за эту работу. Так вот, он изучил много разных документов, мемуаров, архивов, телевизионных передач и газет, пытался углубиться в обычную, повседневную жизнь простого человека. Его интересовал вопрос: почему и в какой момент гражданин стал равнодушен к судьбе своей страны, а, следовательно, к своей судьбе. Почему человек отказался воспротивиться, встать на баррикады, отстоять свое право на нормальную жизнь, почему народ, победивший в одной из крупнейших и кровопролитнейших войн, смирился, отдал себя на заклание? И вот, несмотря на Нобелевскую премию, на объем этой монографии, он ни черта не понял. Написал банальные выводы, но понять не смог.

Другой исследователь пытался выяснить причины патологической привязанности интеллигенции к странам Запада. Что скажет Запад? Что подумает Запад? Мы должны быть как Запад. Мы должны ориентироваться на Запад. Просто мантра какая-то. Запад лучше, умнее, моральнее, чем мы, варвары с окраин. Кто придумал это? Откуда? Западный агитпроп? Но почему воспринят настолько близко к сердцу, что можно попирать свою родину ногами и еще гордиться этим? Вечная тяга к мировому сообществу, хотя ведь ясно было, как Божий день — мы и есть это мировое сообщество, у нас люди, территории, культура, вера и убеждения, сила, наконец. Но нет. Запад лучше. Логичным продолжением была работа о предательстве национальной элиты. Президенты, чиновники, олигархи, депутаты, интеллигенция… Новейшие комплексные подходы, системный метод, многомерные исследования, мультинаучные теории. И все впустую. А выводов нет, на что надеяться в будущем — неясно. Может быть, мы уже состоялись. По одной теории у каждого народа есть всплеск некой энергии, пассионарности, свой великий период, у Португалии и Испании — эпоха Географических открытий, у Франции — бонапартизм, у Британии — колониализм, у Германии — эпоха Бисмарка и так далее. Потом энергия иссякает — и все. Остается существовать так-сяк, вспоминая о великолепном прошлом. А еще теория мирового правительства, теория большого спектакля, теория фаталиста. Как видишь, твой отец знаток теорий. В этом-то и слабость науки, ученых, много теории, жизненной практики — никакой.

— Так что делать? Безнадега, папа?

— Надо верить. Вот как ты веришь, когда совершаешь переход, что он возможен, вопреки всем законам физики, так и здесь. Вера — сильная штука.

Тут раздался звук колокольчика от калитки, Умный дом стал вежливо здороваться приятным баритоном с Федором Игнатьевичем, с балкона что-то сказала мама, и я поспешила к себе. — Пап, я пойду, мне надо позвонить…

Странная мысль крутилась у меня в голове. Отец сказал что-то весьма необычное. Я зашла к себе в комнату. Рысик, развалившись на моей кровати, вылизывал шерстку. Скоро он ко мне и добычу таскать начнет. Хотя, что ему добыча, когда тут бесплатно рыбу раздают.

— Дом, позвони Сергею.

— Веселовскому? — вежливо уточнил баритон. Никак не могла понять, почему этот голос называют баритоном. Мама так всегда говорит, и я за ней повторяю по привычке. А вдруг это не баритон, а этот, как, его, тенор?

— Да, Веселовскому.

— Одну секунду. Готово. — На стене напротив моей кровати загорелся экран, потом появилось Серегино изображение. Он сидел за столом, протирая тряпочкой линзы телескопа, видимо, собирался поохотиться на звезды.

— Сережка, привет! У меня что-то важное.

— Ты догадалась?

— Думаю, да.

— Молодчина! Приедешь?

— Поздно уже.

— Тогда — до утра?

— До утра!

Я легла на кровать. Радости не было. Я думала об Артуре. Носитель тайного знания, благодаря чему он владел нами, нашими душами и судьбами. Говорил зрячим, что они слепы и учил видеть. Незаменимый, щедрый, просвещающий. Я не хотела его ненавидеть, но меня еще никто не предавал, и первая боль от предательства была злой.

Взволнованный моим пульсом Дом предложил травяного чая, я отказалась. Ничего не хотелось. Разве что спать. Рысик встряхнулся и побежал в лес, для него время охоты только начиналось. Я закрыла глаза и тут же уснула, чтобы утром начать маленький мятеж.

У нас был час до начала первой смены. Мы никого не хотели подводить и собрались пораньше, чтобы в запасе оставалось время до первых переходов. Мое появление в зале отправки встретили тягостным молчанием. Все переживали так же, как я. Они ждали меня, оставалось только поделиться с ними своим открытием.

— Я знаю, в чем секрет. Я скажу вам, но потом… Давайте пойдем к Штуцеру.

— А смысл? Нас тут же всех уволят!

Света запротестовала:

— Нет, Артур не такой, он будет с нами, он не сможет иначе. Корпорация — нечто абстрактное, система, структура, а мы ведь живые, мы — близкие ему люди!

— Так или иначе, пусть скажет, с кем он. — И мы отправились в Штуцеровку.

Артур стоял перед нами, прямой, спокойный, гордый. Он был уверен в собственной правоте, и вряд ли что-то могло его поколебать, даже кучка бывших студентов.

— К чему весь этот обман, Артур? Эта игра? Эта школа?

— Ребята, друзья мои, вы злитесь, вы возмущены, и в чем-то вы правы. Но разве я был вам плохим наставником? Разве не я вас научил дружбе, взаимопомощи, уважению? Разве не я вас научил мечте человеческой — летать, преодолевать время и расстояния? Я принес в вашу страну новые возможности, подумайте над этим. Вспомните, что было до корпорации! Ваш народ жил только за счет истощения земных ресурсов, вы же занимались исключительно продажей нефти, газа, губили свою природу, не стремились ни к чему созидательному. Ваши головы были запудрены мифами о прошлом, о Великой империи, ее победах, культуре, религии, но мифами ведь нельзя жить! Я помог вашей стране приблизиться к мировому сообществу, шагать в ногу со временем. Ваше государство смогло войти в семью цивилизованных стран. Подумайте об этом прежде, чем кидать мне в лицо какие-то обвинения. Каждый из вас был мне дорог, как мой собственный ребенок. И я, как и вы все, переживал из-за изменений, которые произошли в корпорации, из-за несчастного случая с Мариной… Скажите, в чем я был неправ?