Олег Лукьянов - Покушение на планету Страница 8

Гордий вышел наконец к горе. Как и следовало ожидать, местность неузнаваемо изменилась. Когда-то вверх по склону серпантином поднималась каменная лестница, состоявшая из трех тысяч ступеней. Согласно освященному веками обычаю, само восхождение по лестнице, занимавшее немало времени, входило в ритуал поклонения божеству. Теперь лестницы не было. По склону вверх и вниз бегали ярко раскрашенные вагончики фуникулера, а склон был выложен в шахматном порядке каменными плитами, между которыми росла зеленая трава. У остановки толпилась группа нарядных молодых людей, ожидавшая очередного вагончика, который в этот момент делал круг по кольцу. Гордий поморщилея, увидев миниатюрную статуэтку Тимры, установленную на крыше вагончика. Какое кощунство! Молодые люди, толкаясь, со смехом полезли в вагончик. Ясное дело, они ничего не понимают в красоте, а едут наверняка из чистого любопытства — поглазеть на экзотику.

Гордий и не подумал садиться в фуникулер. Пройдя мимо остановки, он полез вверх по склону…

Восхождение заняло у него больше часа, хотя подниматься по плитам было очень удобно. Но Гордий основательно отвык от таких нагрузок и вынужден был время от времени делать остановки, чтобы передохнуть. Пассажиры пробегавших мимо вагончиков смеялись и показывали на него пальцами.

Наверх Гордий вылез совершенно мокрым и опять сидел, остывая на ветру. Внизу, залитый морем огней, раскинулся Хохотун, город-распутник, а наверху, в темных небесах, всё хохотали, сменяя одна другую, глумливые рожи.

Гордий закрыл глаза, сосредоточиваясь, изгоняя из сердца гнев. Бог с ними, с этими нелепыми существами… в конце концов они тоже люди, хотя и утратившие божественный огонь. К храму богини он должен прийти умиротворенным. Прочь дурные чувства. Гордий поднялся и пошел по краю дороги к долине.

Если бы среди ночи раскололась надвое Луна или с небес обрушился огненный дождь, это потрясло бы Гордия гораздо меньше, чем то, что он увидел. Он вышел из-за поворота в долину и остановился как вкопанный, потому что у него вдруг онемели ноги. На мраморной площади храма Тимры не было! Вместо него здесь стояло сооружение, которое не могло бы присниться Гордию даже в кошмарном сне, поражавшее своим изощренным, умышленным бесстыдством. Оно походило на две гигантские, вспучившиеся до небес ягодицы, сделанные из какого-то матового, полупрозрачного материала. И оно сияло в ночи, создавая вокруг себя что-то вроде нимба! Там, внутри, за матовой поверхностью, вспыхивали разноцветные огни и мелькали тени.

Омерзительное строение нагло попирало священное место, бросая вызов богам, но это было еще не самое ужасное. Его бесстрашные создатели довели свою богоборческую идею до конца. Вверху над срамными полукружиями кокетливо раскинулась световая надпись: "Секс-клуб "Красотка Тимра", а еще выше, освещенная со всех сторон прожекторами, стояла на постаменте сама ясноликая кроткая богиня!

Медленно, как в тяжелом сне, переставляя ноги, Гордий сделал несколько шагов и снова остановился, прислонившись к стволу какого-то дерева. Отвратительное зрелище притягивало взгляд, примагничивало, подавляя волю и ум. Гордий почувствовал внезапный приступ отчаяния, смешанного с ужасом, как бывает, когда человек сталкивается с безжалостным и непобедимым врагом. Мироздание рушилось прямо на глазах. Зачем понадобилось разрушать прекрасный храм, который никому не мешал? Почему не сбылось древнее пророчество и Нандр не покарал святотатцев?

По лицу Гордия, обжигая кожу, текли медленные тяжелые слезы. "Я сожгу их своим плазмометом", — с детским гневом подумал он, забыв, что плазмомета у него давно уже нет. Гордий смотрел, не отводя глаз, на золотую богиню, оглушенный, окаменевший, безгласый, сам похожий на статую. Перед глазами его плыло…

Вдруг он увидел или ему показалось, что Тимра стала медленно-медленно поднимать голову. У Гордия все внутри омертвело, перехватило дыхание. Он упал на колени, молитвенно скрестив на груди руки, и совершенно отчетливо увидел, что улыбка исчезла с лица Тимры! Богиня смотрела вниз с грустью, укоризной, надеждой. Гордий отпрянул, глядя на статую расширенными от ужаса глазами.

— Я отомщу, Тимра! Клянусь тебе, отомщу! — забормотал он, стуча зубами. Его трясло, как в лихорадке, и он повторял одну и ту же фразу: — Отомщу, Тимра, отомщу!

А потом он услышал, как за спиной молодой веселый голос сказал:

— Это паломник с Медузы. Они все бухаются на колени, когда увидят наш клуб.

Гордий был по природе своей добрым человеком и, несмотря на все потрясения, пережитые в прошлой жизни и теперь, не знал все же, что такое настоящая ненависть. А тут узнал. Это страшное в своей непредсказуемости чувство подняло его на ноги. Схватив подвернувшийся под руку камень, он с рычанием бросался на толпу у входа…

Его спасла случайность — среди жаждущих попасть в клуб в этот момент не оказалось ни одного супера. Увидев бегущего человека — лохматого, разъяренного, с занесенной для удара ""рукой, люди с криками рассыпались в стороны, раздался истерический женский вопль. Этот вопль отрезвил Гордия. Он остановился, бешено вращая глазами и сжимая в руке камень. А в следующую секунду сработал инстинкт самосохранения. Гордий понял, что едва не совершил непоправимую глупость. Усилием воли он загнал ярость внутрь, выпустил из рук камень и, повернувшись, пошел прочь от клуба…

"Я отравлю им существование, — с ненавистью думал он, шагая через город к заливу, — буду устраивать диверсии, убивать по одиночке…"

Еще ни разу в жизни ему не наносили такого тяжелого, такого циничного оскорбления. Гордий оглох и ослеп от гнева. Картины возмездия, которое он учинит бессовестной планете, громоздились в его возбужденном мозгу, сменяя одна другую. Дада… он устроит тайную мастерскую, будет делать бомбы с часовым механизмом и взрывать их — в метро, магазинах, местах массового скопления людей. Пусть они узнают, что такое страдания и смерть! А он будет неуловим… изменит внешность… станет осторожным и хитрым, как хищный зверь…

Гордий почти бежал по улице, изумляя своим видом редких прохожих. Уже перевалило за полночь, и люди попадались не часто. В это время суток на полную мощность работали многочисленные увеселительные заведения города, словно пылесосы очищая улицы от людей.

Но гнев, даже очень сильный, не мог держаться слишком долго в душе Гордия. Быстрая ходьба и ветер с моря отрезвили его. Вернувшись на яхту, он, не раздеваясь и не включая света, лег на диван в салоне. Вспышка ярости угасла, сменившись мучительным, как послеоперационная боль, чувством. Гордию не хотелось ни пить, ни есть. Тяжелое чувство разрасталось, терзало ум, порождая страшные вопросы. Почему Нандр, творец Вселенной и всего живого в ней, позволил осуществиться скотскому идеалу четырех Близнецов? Позволил настолько, что оставил безнаказанным надругательство над величайшей святыней! Неужели были правы Близнецы, утверждая, что мир — это вечная игра самосущей, замкнутой в себе материи, не имеющей ни цели, ни смысла? От этой мысли, после всего происшедшего как будто очевидной, у Гордия все мертвело внутри, и он ощущал себя трупом, в котором продолжает существовать только больное, мятущееся сознание. Нет, немыслимо! Можно отказаться от многобожия, от буквального, народного толкования мифов, к чему и пришла интеллигенция индустриального периода, но выбросить из мироздания Бога вообще? Нет и нет! Живое устроено слишком сложно и целесообразно, чтобы допустить, что оно образовалось случайно, в результате бессмысленной игры неразумных частиц. А такие явления, как сознание, совесть, любовь, все человеческие чувства? Они-то не разлагаются ни на какие частицы. Ни под каким самым мощным микроскопом не обнаружить частиц любви или ненависти, боли или страха. Аргументы казались убедительными, и Гордий оживал. Увы, ненадолго… Снова его сознание атаковали убийственные вопросы.