Леви Тидхар - Юная Венера (сборник) Страница 8

Венероград постепенно отодвигался к горизонту, становясь все меньше и меньше, пока не исчез за пеленой вечного дождя, но, даже когда он пропал из виду, другие признаки присутствия человека на Венере встречались повсюду. «Афродита» обгоняла рыбацкие шхуны и туристические лодки, вышедшие с утра в открытое море, и даже встретилась с потрепанным траулером, неделями рыскавшим в поисках глубоководных морских чудищ. Вдалеке показалось громадное сооружение на сваях: скорее всего нефтяная вышка, принадлежащая Русско-Арабской Корпорации. Иногда встречались маленькие одномачтовые парусники, владельцы которых спешили воспользоваться теплой погодой и попутным ветром. Вообще-то Мировой океан Венеры мало подходил для прогулок на яхтах, ятсмены-любители часто исчезали бесследно.

Ко второй половине дня «Афродита» осталась в одиночестве, но ненадолго. Вскоре в пределах видимости появился первый из виноградных островов, и морской народ повел шхуну к нему.

Ронсон не мог похвастаться прилежной учебой – он бросил колледж и поступил в полицию Нью-Йорка, в результате чего стал полицейским инспектором, но кое-что из школьных знаний об истории второй планеты сохранил. Миллиарды лет назад Венера была практически копией Земли и в достаточной мере похожа на Марс, чтобы предположить, что гипотеза панспермии объясняет генетическое сходство людей, марсиан и жабоголовых. В какой-то момент в начале времен средняя общая температура Солнца поднялась, что вызвало катастрофический парниковый эффект, расплавивший полярные льды и приведший к образованию постоянного слоя облаков с непрерывным дождем. В конце концов всю планету затопило, и материки оказались под водой раньше, чем тектонические сдвиги смогли компенсировать подъем уровня воды. Остался только единый Мировой океан, под поверхностью которого лежали старые континенты с их каньонами и горными хребтами, будто земли Атлантиды, которые никогда больше не увидят дневного света. В некоторых местах дно океана было всего лишь в десятке-другом метров от поверхности, и именно тут подводная растительность росла в изобилии. Одной из самых распространенных ее форм были густые, ветвистые водоросли, которые, вырастая до определенной величины, обретали плавучесть, отрывались от дна и свободно перемещались по поверхности. Океанские течения сносили эти водоросли вместе, они переплетались и образовывали плавающие острова диаметром в несколько километров.

За бесчисленные тысячелетия острова стали пристанищем для самых различных форм жизни. Главным образом – для деревьев с пятнистой корой, чья древесина служила источником любых прекурсоров[2] для фармацевтических препаратов, и яжа в том числе. И как только люди научились путешествовать между планетами, земляне обнаружили, что Венера богата ресурсами, которые только и ждут, чтобы их использовали.

Но не все радовались этому.

– Мы насилуем эту планету, – заявил Миха, прислонившись к планширу правого борта и наблюдая, как жабоголовые проплывают мимо небольшого виноградного острова. Один из них приблизился к шхуне и на своем квакающем языке передал Михе, что им нужна передышка, но не здесь, а на более крупном острове. Анджело, выслушав это требование, неохотно подчинился и бросил якорь возле следующего острова, более крупного. Похоже, русскому, который всю дорогу отмалчивался, захотелось поговорить.

– Насилуем? – переспросил Анджело, который присел под брезентом, натянутым, как навес, над палубой, и жевал бутерброд, который сам состряпал себе на камбузе. – Не стоит так говорить о своей сестре… нехорошо это.

Миха проигнорировал его слова, так же как и Ронсон. Капитан обладал извращенным чувством юмора; сыщик убедился в этом, когда некоторое время назад спустился в рулевую рубку, где Анджело тут же начал травить анекдоты, один другого скабрезнее, пока не обнаружил, что пассажир незаметно сбежал.

– Почему ты так считаешь? – спросил Ронсон у Чокнутого, повернувшись к капитану спиной.

– Мы приходим сюда, – ответствовал Миха, – и гребем, гребем, но ничего не даем взамен. – Он кивнул в сторону жабоголовых, дремлющих среди полуденной жары на склонах холмов из переплетенных водорослей, вьющихся плетей виноградника и мха. – Они страдают, ведь мы крадем их леса, загрязняем воду нефтью, разрушаем острова…

– А они за это ошиваются вокруг Венерограда и воруют у вас шоколадные плитки, – встрял Анджело, хотя никто его и не спрашивал. – По-моему, вполне справедливый обмен.

– Нет. Не справедливый, – упрямо отозвался Миха. – Весь мир за шоколад… совсем не справедливый обмен.

– Ну, конечно… – протянул капитан. – Особенно если учесть, кто впервые подсадил на него местных. – Заметив вопросительный взгляд Ронсона, Анджело продолжил: – Хотите сказать, вы не в курсе? Шоколад вызывает у них привыкание. Как кокаин, а может, и похуже. После того как они пробуют его, им нужно все больше и больше. И как думаете, кто первый предложил им его?

Лицо русского налилось краской.

– Ты лжешь! – выкрикнул он. – Я не первый, кто это сделал. Один из моих товарищей…

– О, разумеется. Может быть, ты не первый, но один из первых. – Анджело швырнул остатки сэндвича за борт и вытер руки о шорты. – А если не ты, то почему ты не прекратил эти фокусы с шоколадом?

Миха отвернулся, не ответив на обвинение. Ронсон понял, что это правда.

– Однажды мы все заплатим за то, что здесь натворили, – тихо сказал детектив.

– Ладно… Вы платите мне за поездку, а день не резиновый, – пробормотал Анджело, поднялся с места и направился к капитанской рубке. – Велите своим жабам подниматься. Я хочу поскорей добраться до места и вернуться домой.

Желание капитана не сбылось. В конце дня жабоголовые все еще не достигли цели, и «Афродите» пришлось искать другой остров, чтобы бросить якорь. Жабоголовые нашли себе место для ночевки на мшистом берегу. Когда океан накрыла тьма, Анджело отпер ящик на корме и вытащил большую сеть. Ронсон сначала подумал, что она предназначена для траления, но капитан велел ему и Михе растянуть ее от рулевой рубки до креплений, возвышающихся над кормой, так что палуба оказалась полностью закрыта. Затем Анджело погасил все палубное освещение и, как только они трое спустились в салон, опустил шторы на иллюминаторах.

Едва они успели поужинать, Ронсон узнал причину этих предосторожностей. Откуда-то послышалось хлопанье крыльев, перемежающееся с пронзительными криками. Как объяснил Михаил, они принадлежали одному из видов венерианских птиц: ночные сорокопуты, хищники, видом и размерами напоминающие пеликанов, но очень опасные. Сорокопуты охотились стаями, стремясь настигнуть добычу возле островов; они не боялись людей, и были случаи их нападения на неосторожных моряков, которые решались выйти на палубу с наступлением сумерек. Сети заставляли их держаться подальше, но, если и они не помогали, одного разряда электрошокера было достаточно, чтобы отогнать сорокопутов на безопасное расстояние. И все же лучшим средством защиты было не появляться на палубе до рассвета.