Роберт Сойер - Жить дальше Страница 8

Сара посмотрела на Дона, потом снова на Мак-Гэвина. Она отпила воды из бокала, вероятно, чтобы выиграть несколько секунд на раздумья.

— Это очень… необычная интерпретация, — сказала она. — Из-за того, что между отправкой сообщения и получением ответа на него проходит так много времени, SETI — это занятие для целых цивилизаций, а не отдельных людей.

— Нет-нет, это не так, совершенно не так, — сказал Мак-Гэвин. — Каковы фундаментальные положения SETI? Наверняка вот этот из их числа: практически любая раса, с которой мы вступим в контакт, будет более развита, чем мы. Почему? Потому что к настоящему моменту мы пользуемся радио всего сто пятьдесят три года, что исчезающее мало по сравнению с четырнадцатью миллиардами лет, в течение которых существует вселенная. Практически наверняка любая цивилизация, с которой мы свяжемся, пользуется радио дольше, чем мы.

— Да, — сказала Сара.

— И что? — добавил Дон.

— А то, — сказал Мак-Гэвин, — что короткий срок жизни характерен лишь для технологически неразвитых цивилизаций. Через какое, по-вашему, время после изобретения радио разумные существа смогут декодировать ДНК или то, что у них является носителем наследственной информации? Через какое время они овладеют переливанием крови, трансплантацией органов, клонированием тканей? Как скоро они справятся с раком и болезнями сердца, или с подобными заболеваниями, оставленными им в наследство их неряшливой эволюцией? Сто лет? Двести? Несомненно, не больше трёхсот или четырёхсот. Согласны?

Он посмотрел на Сару, видимо, ожидая, что она кивнёт. Она не кивнула, и через секунду он продолжил:

— Так же, как инопланетяне, с которыми мы вступим в контакт, почти наверняка пользуются радио дольше нас, они почти наверняка умеют продлевать срок своего существования далеко за пределы той жалкой горстки лет, что длилась их жизнь раньше. — Он развёл руками. — Нет, здесь всё верно: общение между двумя планетами — это не что-то такое, что начинает одно поколение, продолжает другое, и принимает, как эстафету, третье. Даже с учётом временны́х масштабов, навязываемых скоростью света, межзвёздное общение — это почти наверняка общение между двумя конкретными индивидуумами. И вы, доктор Галифакс — наш индивидуум. Вы уже доказали, много лет назад, что вы знаете, как они мыслят. Никто другой этого не смог.

— Я… — тихо сказала она, — я буду рада стать… гмм… лицом компании по отправке нашего следующего ответа, но после этого… — Она слегка приподняла свои узкие плечи, будто говоря, что остальное очевидно.

— Нет, — сказал Мак-Гэвин. — Мы должны сохранить вас на гораздо дольше время.

Сара явно нервничала; Дон видел это, хотя Мак-Гэвин не замечал. Она подняла свой бокал и взболтала содержимое так, что кубики льда застукались друг о друга.

— Что же у вас на уме? Набить из меня чучело и выставить на обозрение?

— Боже мой, нет!

— Тогда что? — требовательно спросил Дон.

— Омоложение, — сказал Мак-Гэвин.

— Простите? — сказала Сара.

— Омоложение. Роллбэк. Мы снова сделаем вас молодой. Вы, несомненно, слышали об этом процессе.

Дон и правда о нём слышал, да и Сара наверняка тоже. Но всего лишь пара сотен людей пока прошли через него, и стоил он до неприличия дорого.

Сара подалась вперёд и поставила свой бокал на гранитную столешницу рядом с местом, где на неё опирался Мак-Гэвин. Её рука дрожала.

— Это… это стоит целое состояние, — сказала она.

— Оно у меня есть, — ответил Мак-Гэвин.

— Но… но… я не знаю, — сказала Сара. — Я… то есть, это правда работает?

— Посмотрите на меня, — сказал Мак-Гэвин, разводя руки в стороны. — Мне шестьдесят два, согласно моему свидетельству о рождении. Но мои клетки, мои теломеры, мой уровень свободных радикалов и любой другой индикатор говорит, что мне двадцать пять. А чувствую я себя ещё моложе.

У Дона, должно быть, отвисла от удивления челюсть.

— Вы думали, я сделал подтяжку лица или что-то в этом роде? — спросил Мак-Гэвин, поглядев на него. — Пластическая хирургия — это как заплатка для программы. Быстрая, сляпанная наспех заплатка, которая частенько создаёт больше проблем, чем устраняет. Но омоложение — это как переписать программу заново, это настоящее решение. Вы не просто снова выглядите молодым — вы становитесь молодым. — Его тонкие брови взбежали на высокий лоб. — И это то, что я вам предлагаю. Полноценная омолаживающая терапия.

Сара выглядела потрясённой, и заговорить ей удалось не сразу.

— Но… это смешно, — сказала она, наконец. — Никто даже не знает, работает ли она на самом деле. Я имею в виду, вы выглядите молодым, может быть, даже чувствуете себя молодым, но терапия появилась совсем недавно. Никто ещё не прожил заметно дольше, чем обычный срок жизни. Нет доказательств того, что этот процесс в самом деле продлевает вам жизнь.

Мак-Гэвин махнул рукой.

— Было множество тестов на лабораторных животных. Они все снова становились молодыми и потом старились совершенно нормально. Мы видели, как мыши и даже лемуры проживали свой удлинённый срок жизни без малейших проблем. Что касается людей, что ж — мои врачи говорят, что за исключением нескольких специфических индикаторов типа колец роста на зубах в биологическом смысле мне двадцать пять, и с этого момента моё старение снова пошло естественным образом. — Он развёл руками. — Поверьте мне, это работает. И я предлагаю это вам.

— Мистер Мак-Гэвин, — сказал Дон, — я правда не думаю, что…

— Только вместе с Доном, — прервала его Сара.

— Что? — Мак-Гэвин и Дон сказали это одновременно.

— Только вместе с Доном, — повторила Сара. В её голосе появилась твёрдость, которой Дон не слышал многие годы. — Я не буду даже думать над вашим предложением, если вы не предложите того же моему мужу.

Мак-Гэвин медленно сполз со столешницы и встал прямо. Он зашёл за свой стол, повернувшись к ним спиной, и посмотрел в окно на свою раскинувшуюся внизу империю.

— Это очень дорогая процедура, Сара.

— А вы — очень богатый человек, — ответила она.

Дон смотрел на спину Мак-Гэвина, на его тёмный силуэт на фоне яркого неба. Наконец, Мак-Гэвин проговорил:

— Я завидую вам, Дон.

— Почему?

— Потому что у вас есть жена, которая настолько вас любит. Я так понимаю, вы женаты больше пятидесяти лет?

— Шестьдесят, — ответил Дон. — Два дня назад была годовщина.

— Я никогда… — начал Мак-Гэвин, но потом замолчал.

Дон смутно вспомнил что-то о случившемся давным-давно скандальном разводе Мак-Гэвина и отвратительном судебном процессе, в котором он пытался опротестовать добрачный контракт.