Аврам Дэвидсон - Рорк! Страница 8

— Эй, Ран, — сказала она, беря его за руку. Они пошли рядом, и она продолжала держать его за руку. Если бы это было в уединенном месте, он бы не удивился так, но удивление тут же уступило место инстинктивному пониманию. Она была ребенком, когда впервые прибыла сюда, и для нее было естественно идти, взявшись за руку любого встречного мужчины… она так и продолжала поступать. Это не в обычаях мира извне. Но ей об этом никто не говорил.

— Эй, Ран, — повторила она, крепко пожимая его руку и глядя ему в лицо. Она улыбалась. Он ответил ей несколько вынужденной улыбкой, но все же ответил. Она кивнула и снова улыбнулась. Многое в ней напоминало мать и совсем немного отца, разве лишь глаза.

Нельзя сказать, чтобы Ломар увлекся ею, но она была такой новой, такой возбуждающе свежей, что поневоле привлекала к себе. И, конечно, она ему нравилась, и чем дальше, тем больше.

Береговая тропа заканчивалась на вершине обрыва.

— Итак, это Северное море, — сказал он. Оно зеленое и, насколько он мог видеть, все покрыто белыми полосами повторяющегося рисунка не столько от ветра, сколько от микроскопических форм морской жизни. Море уходило в бесконечную даль.

— Да, — сказала Линдел. Она указала на что-то на краю горизонта. Вон там Северный холод.

— Что? Где? Это пятно? В самом деле?

Она засмеялась.

— Нет, это неправда. Новичкам всегда так говорят. Отсюда нельзя увидеть Северный холод. Это только облака. Отец мне говорил, что ваш обычный ранг три, а временный семь. Это очень необычно. Знаете. что, Ран? («Что?»). Если вы выполните это задание — увеличите сбор краснокрылки, то сразу перескочите через четыре ранга. Да, вы можете. Директорат сделает это, клянусь. Даст вам постоянный седьмой ранг. Тогда вы сможете в пятьдесят лет выйти на пенсию. Если захотите. Смотрите…

Она наклонилась и зачерпнула что-то.

— …морской квирк. Старый ток Дэдди, должно быть, уронил его из своего ведра. — Она сдавила его, животное открыло что-то напоминающее рот, издало писк — квирк, квииирк, квиииррркк, — закрыло рот и замолчало.

— Это нам на обед… — Она сжала квирка в руке. Слева на небольшом расстоянии Ломар видел береговой клуб, купальные помещения, раздевалки, дансинг, поля для игр; она тянула его направо. Тропа спускалась в углубление, море исчезло из вида, но запах его остался. Нагретый солнцем песок тропинки, растения по сторонам — все имело свой особый, специфический запах — сухой, резкий, теплый, приятный… Внезапно она остановилась.

— Если не хотите купаться обнаженным, мы можем пойти в клуб, сказала она. — Некоторые не хотят этого. У них бородавки на теле или еще что-нибудь…

Он ответил на ее вопрос. У него на теле лишь несколько маленьких бородавок. Она кивнула, и он сказал себе: «Спокойней, ты не знаешь, чего она хочет… Тебе быть здесь еще пять лет, и ей тоже. Она так молода. Не кидайся на нее. Не сейчас, еще не сейчас…»

Он хорошо плавал, знал много стилей плавания. Этого здесь никто не умел. Дно твердое, лишь кое-где встречалась на дне тина, а пена (они швыряли ее друг в друга горстями и, покрытые пеной, застывали в притворно скромных позах) оказалась очень липкой, хотя не мешала нырять. В конце концов ее пришлось соскребать песком, и они оба выпачкались. К тому же от насыщенной солью воды чесались царапины на теле.

— Ну, что ж, это была вступительная плата, — сказала Линдел, глядя, как он очищается от пены. — Вы ведь не надеялись заняться тут со мной любовью?

— В некотором смысле — надеялся, — ответил он.

— Это не очень приятно в таком виде… Позже, когда будем чистыми, может быть… Как вам понравилось мое тело?

— Отличное тело. И станет еще лучше через несколько лет. Но и сейчас оно прекрасно. Хотел бы я познакомиться с ним поближе. — Она кивнула, выжимая свои выпачканные в пене волосы.

— Ваше тоже ничего. Надеюсь… Не надоест ли оно вам через год? Я имею в виду свое тело.

— Конечно, нет. Через год? — Что хотела она этим сказать? Здесь ничего не изменяется за год. Пульс Станции бьется с пятилетним интервалом. Пятилетие, пятилетие… Что-то, как искра, промелькнуло в его мозгу. — Ох, кто?

Губы ее задрожали, потом она заговорила:

— Мантосен. Мой любовник. он никогда на признавал меня. О, все знали. Но он никогда не танцевал со мной первым, не оставался на ночь и на позволял мне оставаться, не носил моего кольца и вообще… Уж слишком близок был день Ку. Он боялся — так он сказал мне, что на него окажут давление, заставят жениться на мне и взять с собой на Ку-корабль. Окажут давление! Немного понадобилось давления… — она презрительно не закончила фразу. — Я была всего лишь подстилкой. Ему понадобилась женщина, и я стала ею. А я была такой податливой, такой мягкой. О, как я была уверена! Я ему все упаковала. А он сказал в самую последнюю минуту, что его планы изменились… — глаза ее блестели, дыхание прерывалось.

Но Мантосену мог и не говорить… Она и сама знала, давно знала.

— О! Я это чувствовала… я вся горела, а в следующую минуту застывала. И строила планы. Напою его, найму нескольких токов, мы стащим его, связанного, на Ласт Ридж и оставим там. И я буду сидеть в убежище, в полной безопасности — вы узнаете потом, где это — и буду слушать, как приближаются рорки, и как он кричит, кричит, кричит…

Голос ее прервался коротким всхлипыванием. Она глядела на него с презрением, относящимся ко всем мужчинам. Потом прокашлялась. Они были уже достаточно сухими, чтобы одеться; молча оделись. Нет, конечно, конечно, ничего похожего на Линдел нельзя встретить на Старой Земле. И может быть, такие девушки встречаются на других малонаселенных колониальных планетах…

В его комнате они вымылись под душем и вычистились. Ни следа печали или ненависти не осталось на ее лице, она без зова пришла в его объятия. Но совсем не нежеланная, о, нет, не нежеланная. Потом она лениво перебирала пальцами влажные от пота волосы у него на груди и внизу живота, она пела старые токские песни ясным, не совсем хорошо поставленным, но крепким голосом. Они снова вымылись под душем; пока он одевался, она без единого слова, не взглянув на него, ушла.

Второй офицер и командир Станции должны были узнать. Здесь быстро распространялись сплетни — тем или другим путем известие дошло бы до них, но Тан Карло Харб не делал никаких замечаний и не показывал виду, что знает. Он хороший хозяин, с отличным столом и обильным баром. Его дом полон интересных вещей, а беседа, переходя от третей песни «Галактиады» к охотничьим путешествиям с дикими токами, легка и увлекательна. Но когда они сидели за столом и разговаривали, у Ломара больше не было желания повышать голос.