Виталий Забирко - Жил-был кудесник Страница 8

Жилбыл поднял голову и посмотрел в жёлтые глаза Лета.

- Почему Государыня сегодня грустит? - спросил он.

- Вот и пиши об этом! На то ты и Летописец! - раздражённо крикнул Лет.

- Но я не знаю - почему.

- А ты и не должен знать, - отрезал Лет. - Твоё дело описывать каждый день то, что ты видишь. Вот и пиши: "Сегодня Государыня была грустна..." Или - "грустила"? Ну, тебе виднее, как.

- А кому это нужно? - неожиданно спросил Жилбыл. Впервые он подумал об этом и задал вопрос.

- Как - кому? - опешил Лет, но тут же нашёлся. - Кому надо, тому и нужно! А кому нужна жужилья радуга? Ты так скоро спросишь, кому нужна Государыня!

- Я спрашиваю не о том, - досадливо поморщился Жилбыл. - Послушай, Лет, а Летопись вообще кто-нибудь читает?

Лет замер на стропилах. С минуту он молчал, затем неуверенно проговорил:

- Кто-то, наверное, когда-нибудь прочитает...

- Лет, ты ведь здесь с самого начала, - сказал Жилбыл. - Ты помнишь первого Летописца?

- Да, - буркнул Лет. - Ты на моей памяти семьдесят четвёртый.

- Так что, за всё это время никто и никогда не брал читать Летопись?

На этот раз Лет промолчал, сконфуженно спрятавшись за стропилами.

- Значит, никто... - вздохнул Жилбыл. - А мне можно?

- Что - можно?

Из-за балки появился один глаз Лета.

- Почитать.

- А зачем?

Теперь уже два глаза Лета насторожённо смотрели из-под крыши беседки на Жилбыла.

- Быть может, я узнаю причину, так расстроившую Государыню сегодня.

Жёлтые немигающие глаза Лета пыхнули неодобрением. Но сам он молчал.

- Что - нельзя? - спросил Жилбыл.

Лет отвёл взгляд и неуверенно затоптался на стропилах.

- Вообще-то запрета нет...

- Так дай мне Летопись!

Лет медленно спустился по колонне на пол беседки.

- Может, не надо? - просительно протянул он.

- Надо, - усмехнулся Жилбыл.

Тенка, сидевшая на обруче на голове, подхихикнула, и Жилбыл погрозил ей пальцем.

Лет тяжело вздохнул и полез в нору. Отсутствовал он долго, но, наконец, выбрался назад, держа в руколапах плоскую деревянную шкатулку со свисающими с неё обрывками пыльной паутины.

- Может, всё-таки не будешь читать? - снова жалостливо попросил он.

- Буду, - решительно сказал Жилбыл.

Лет горестно покачал головой и, смахнув паутину, протянул шкатулку Жилбылу.

- Бери. Только будь аккуратен.

Жилбыл вздрогнул. О том же предупреждала его Государыня. Многое знает она. И многое предвидит...

- Это вся Летопись? - изумился он, взяв шкатулку. На удивление, она оказалась практически невесомой.

- Вся. Шкатулка волшебная. Сколько в неё листов не клади, или сколько не возьми, будет одинаково.

Жилбыл поставил шкатулку на стол и открыл. Любопытная Тенка спорхнула с обруча и чуть ли не нырнула в шкатулку.

- Не мешай, - строго сказал Жилбыл, и жужинья послушно взлетела выше, зависнув в воздухе рядом с его головой.

В шкатулке мерцал белый туман, в котором плавала тоненькая стопка листов.

"Лишь зарделась заря над лугом, как жужинья Тенка..." - прочитал Жилбыл последнюю строчку на верхнем листе, и его брови недоумённо поползли вверх.

- Так это же я писал! - вновь изумился он.

- А кто же ещё, - язвительно буркнул Лет. - Ты не с той стороны открыл Летопись. Переверни её.

Жилбыл закрыл шкатулку и увидел, что резная вязь на крышке складывается в слова: "Конец Летописи". Он перевернул шкатулку. На другой стороне было вырезано: "Начало". С благоговейным трепетом он открыл крышку и увидел там выцветший от времени древний лист пергамента, исписанный мелкими витиеватыми письменами.

- "Жил-был Летописец"... - с трудом разобрал он первые слова.

В это время сгорающая от любопытства Тенка опустилась ниже и зацепилась крыльями за перо, торчащее из чернильницы.

- Ах! - только и успела испуганно вскрикнуть она, как чернильница опрокинулась, и чернила выплеснулись на Летопись.

Земля дрогнула, и небо над Светлой Страной потемнело. Белый туман в шкатулке погас, а рукопись, залитая чернилами, стала коробиться, как от огня, превращаясь в прах.

- Вот и доигрались... - зловеще сказал Лет чужим голосом. Его жёлтые глаза стали наливаться кровавым светом.

Под крышей беседки вдруг противно захлопали кожистые крылья, и на пол посыпались комочки сухого помёта. Беседка задрожала, по её мраморным колоннам пошли трещины. Шнуры Волшебной Линзы лопнули, и она с грохотом обрушилась на пол, брызнув в стороны бесчисленными осколками.

Жилбыл вскочил и стремительно выбежал из беседки. То, что он увидел, ошеломило его. Исчез безобразный шрам на лестнице, а с ним и ровное ковыльное поле. Лестница стала шире, но ступени с правой стороны были выщербленными, с огромными трещинами и выбоинами, а вместо перил торчали ржавые острые шипы. Холм восстановился, и теперь по правую сторону от лестницы был голый каменистый склон, за которым открывался вид на сумрачную долину с диким непролазным лесом и чёрными мёртвыми болотами, местами затянутыми слоистыми испарениями. Оттуда тянуло промозглой сыростью, гнилью и тлением.

- Государыня! - в ужасе закричал Жилбыл и вскинул взор к вершине холма. И увидел, как под восстановившейся аркой, увитой с левой стороны цветами, а с правой - сухой мёртвой лозой плюща, медленно, со скрипом, поворачивается трон, являя ему и всему миру левый лик Государыни. Лик злобной костлявой старухи с всклокоченными седыми космами, облачённой в грязные чёрные лохмотья.

- Мне страшно... - цепляясь за рубаху Летописца, билась крыльями Тенка.

Жилбыл прикрыл её ладонью, прижимая к сердцу. И только тут понял, что всё: и добавившаяся половина лестницы, и восстановившийся склон холма, и открывшаяся ему панорама дикого леса с гнилыми болотами, - то, что он до сих пор считал правой стороной, на самом деле для Государыни было левой...

Будильник затрещал крупнокалиберным пулемётом, и я, бросившись на стол, как на амбразуру, накрыл будильник телом. Краем глаза я всё же уловил, как Шипуша, с не уступающей моей реакции стремительностью, юркнула за холодильник.

Чёрт побери, ну и сон! Но почему именно Волшебная Страна? Согласно канонам психологии, должно было присниться что-то из блаженной юности... Да я вообще не думал, что усну!

Я поставил на плиту чайник, убрал в нишу пальто и направился в ванную комнату. Воду только начали подавать, и я, пережидая, пока кран раскашляется воздушными пробками, скопившимися за ночь в трубах, застыл перед зеркалом. Ну и вид у меня! Рубашка помята, седая борода всклокочена, как космы у левого лика Государыни, под глазами набрякшие сине-чёрные мешки. Хорошо бы сбрить бороду, но об этом можно только мечтать. Мыло у меня сохранилось ещё из старых запасов, но вот лезвия, как, впрочем, и зубная паста, кончились, и сейчас мне не по карману.