Иван Беляев - Фригорист Страница 8

– Твою мать, – громко ругалась тетка в бигудях, размахивая руками, – я ж тебе сто раз говорила: это, – она обвела рукой маленький скверик, – моя фазенда. Мне по хрену что Генка тебе разрешил, я тут весь день пекусь, навар с посуды мой.

Она ласково погладила почерневшей от солнца и грязи рукой засаленную матерчатую сумку, болтавшуюся на выступе спинки. Лежавшая в сумке стеклотара издала характерный звук, столь милый ушам синюхи. Другая сумка, объемистая и потерявшая от долгого употребления форму, стояла между ее колен. Она была набита всякой всячиной. Стрелков увидел торчащий пучок зеленого лука, надкусанную буханку хлеба, какие-то старые тряпки, горлышко пластиковой бутылки, прочий хлам.

Он мне ничего не сказал, – возражала молодуха, нахмурив брови, – да потом в конце концов ты че, купила все это?

– Ну ты, блин, даешь! – зло ухмыльнулась пожилая синеглазка, – если правил не знаешь, так нечего соваться! А ты думала, приготовили тут все для тебя, накося выкуси, – она вскочила с лавки и, показывая шиш, покрутила им перед носом у молодухи. – Мальчики, мальчики, – заегозила она с отвратительной для старой женщины вертлявостью, заметив идущих к свободной лавке двух парней с бутылками пива, – бутылочки дадите потом?

На ее минуту назад искривленных от злобного презрения губах забегала подобострастная улыбочка. Она засеменила к парням.

– Над душой не стой! – буркнул один.

– Да-да, – льстиво улыбалась бабка, – конечно. Я вон там сижу, – она развернулась и ткнула пальцем в лавочку, на которой сидела печальная молодуха, – не торопитесь…

Она прошаркала к оставленной лавке и снова уселась рядом с молодухой.

– Местечко славное, калымное, – издевательски усмехнулась она, косясь на замершую в тоскливом молчании женщину, – оно и понятно…

Та отрешенно пожала плечами и, встав, побрела прочь. В Стрелкове проснулась мальчишеская вредность. Он поднялся с лавки, прошел мимо удовлетворенной отступлением неопытной сборщицы бутылок старухи и, подойдя к висевшей на спинке сумке, спустил ручки так, что сумка не удержалась и грохнулась на асфальт. Жадно наблюдавшая за пьющими пиво парнями синюха вначале не поняла что случилось, потом, ошарашенная происшедшем, вскочила и едва не встала на колени перед лежавшей на асфальте сумкой. Она боязливо огляделась и с кислой миной стала разбирать содержимое сумки.

– Ох ты японский городовой, как же это я! – сокрушалась она, выгребая осколки.

Две бутылки не пострадали. Она любовно переложила их в разбухшую полипропиленовую сумку, потом продолжила разборку.

– Получила, старая лошадь? – хихикнул Стрелков под самым ухом у тетки. Для этого он низко нагнулся.

Та отшатнулась, едва не упав на спину, чем вызвала судорожно-визгливый смех сидевших неподалеку девиц.

– Кто здесь? – испуганно прошептала она.

– Жадность твоя, – тихо и зловеще произнес Стрелков, – гореть тебе в аду, кошка драная!

Он приглушенно засмеялся, чем нагнал на тетку жуткий страх, и пошел прочь.

Он нагнал молодую синюху и, поравнявшись с ней, зашагал с ней в ногу. Она шла рассеянно разглядывая витрины, что-то бормоча и напевая себе под нос. У Стрелкова шевельнулась мысль, что она немного не в себе. Женщина безотчетно улыбалась, чем приводила Сергея в недоумение. Ее лицо, такое унылое и бледное несмотря на кричащий макияж, теперь расцветало то и дело детским восторгом. Стрелков озадаченно стоял рядом с ней, замершей возле винно-водочного магазина. Недолго поразмышляв, она вошла. Стрелков, забыв, что стал невидимым, едва не столкнулся с полным низеньким мужчиной, выходящим из магазина. Сергей буквально впечатался в стену между двумя дверями, чтобы пропустить мужика. Проникнув в магазин, Сергей заметил, что женщина взяла, к его удивлению, не водку, а розовенькой газировки. Полный стакан. Отойдя с ним к окну – столики она почему-то игнорировала – она стала медленно пить из него, наблюдая за уличным движением. «Точно не в своем уме», – подумал Стрелков. И тут на него накатила волна страха. Дело в том, что он хотел выпить, просто умирал от желания облегчить себе существование хоть на какое-то время. И вдруг его мозг полосонула мысль: «Меня же не видно!» На миг эта мысль показалась ему не более, чем сказочным трюком, бредом волшебника-старца.

Так не бывает, – повторял он, но опуская глаза и натыкаясь на пустоту вместо руки и ноги, понимал, что так случилось и случилось именно с ним. Нужно было срочно выпить! Он приблизился к прилавку, у которого стояла очередь из трех человек. Продавец, широкоплечий гиперстеник с золотой цепью на массивной шее и огромным перстнем на руке, лихо отпускал продукцию. Магазин не отличался изысканной клиентурой. И в действиях бармена-продавца сквозила невнимательная быстрота автомата, которая часто изобличает презрение и скуку, прячущую зевоту под сосредоточенной деловитостью, прикрывающей в свою очередь безразличие стяжателя – какая разница, чья купюра кладется на прилавок, главное, чтобы ее потом положили в кассу, и чтобы товар раскупался.

Избавившись еще несколько лет назад от привычки долго размышлять и будучи от природы человеком практичным – в институт он пошел по настоянию родителей – Стрелков решил сосредоточить свои усилия на поставленной задаче, с учетом, разумеется, своего нового качества. Деньги дать продавцу он не мог – это как дважды два, да продавец все равно бы их не увидел, потому что все, что было надето на Стрелкове, все что было в его карманах стало невидимым, как и он сам, так что оставалось одно – украсть бутылку. Нравственные сомнения не долго одолевали Сергея. Он был зол на тех людей, которые превратили его в невидимку, и перенес свою злость и отчаяние на весь мир. Сначала, конечно, он пару минут помялся. Все же он никогда не воровал, даже не знал как это делается. На работе он мог взять неисправный компрессор или испаритель, отремонтировать его, а потом поставить какому-нибудь лоху как новый, но это он не считал за воровство, а здесь… Даже будучи невидимым, Петрович ощущал некоторую неловкость что ли. Первая фаза колебаний была определена некоторыми моральными соображениями относительно неприглядности оного деяния, Сергей вспомнил библейское «не укради», саркастически пожалев, что в Библии ничего не говорится о человеке-невидимке. Вторая фаза бездействия имела своим источником некомпетентность Стрелкова в воровстве.

Он простоял несколько минут, глядя на прилавок, на котором то и дело мелькали стаканы и бутылки. Вслед за тремя мужиками, стоявшими в очереди, подошли еще несколько зачуханных любителей спиртного. Стрелков с тоской посмотрел на ловкого продавца, на непроницаемом лице которого нельзя было прочесть никаких эмоций. Протянувший ему деньги хлюпенький поистаскавшийся мужичонка пристраивал только что приобретенную бутылку водки местного розлива в пакет. Подождав, пока он отчалит, а продавец займется обслуживанием очередного покупателя, Стрелков шагнул за прилавок, благо, он был отделен от зала лишь узким проходом. В трех шагах от него продавец отмерял водку мерным стаканом. Чуть-чуть помедлив перед стеллажом с напитками, Петрович опустил взгляд и решил взять бутылку из ящика, стоявшего на полу, чтобы было не так заметно. Он наклонился, уцепил бутылку за горлышко и слегка приподнял. Даже самому Стрелкову, несмотря на то, что он знал о своем новом качестве, чувствовал прикосновение прохладного стекла к своей руке и тяжесть бутылки, было странно видеть, как она, как бы сама собой начала выползать из ящика и наконец повисла в нескольких сантиметрах над ним. Петрович опасливо оглянулся – не наблюдает ли кто за ним? Все было спокойно. И продавец, и покупатель были заняты своими делами: один старался недолить водки до мерной черты, другой – следил, чтобы вожделенного напитка оказалось столько, сколько он заказывал.