Николай Томан - Говорит космос!.. Страница 8

— Где — там? — будто ужаленный, вскакивает Басов. — Там, — тычет он пальцем в потолок, — со мной по-человечески разговаривали, хотя надо было бы гнать меня к чертовой матери! Они ведь не знают еще всего… А этот маньяк Климов!..

Он вдруг сжимает кулаки и грозит кому-то за окном. Потом поворачивается к Пархомчуку и просит неожиданно вежливо:

— Убедительнейше тебя прошу, Остап Андреевич, оставь ты нас одних. И не подпускай, пожалуйста, никого к моему дому.

— Слушаюсь, — щелкает каблуками Пархомчук и, повернувшись через левое плечо, строевым шагом выходит из комнаты.

— Садись, пожалуйста, — устало кивает Басов на диван. Очень нужно поговорить с тобой. Сам хотел к тебе зайти. Подожди только минуточку…

Он выходит в туалетную. Слышно, как отфыркивается там, видимо, сунул голову под кран. Возвращается с мокрыми волосами. Струйки воды текут по лицу за ворот рубашки.

— Чтобы тебе сразу стало все ясно, — говорит он теперь уже совсем трезвым голосом, — знай: у Климова ни черта не получилось. А я-то, кретин, ни минуты не сомневался в нем! И в институте всех заверил, что мы на верном пути, что успех почти гарантирован. И вот он меня обрадовал… Только что… — Басов закрывает лицо руками и всхлипывает.

Кострову становится жаль его:

— Ну что ты, Михаил… Успокойся, пожалуйста.

Басов лезет в карман, достает носовой платок и долго сморкается. Костров наливает ему воды из графина. Михаил молча кивает в знак благодарности.

— Теперь вся надежда только на тебя, — жалко улыбаясь, произносит он, отпив несколько глотков. — Не подведешь, а?

— Но ведь ты же не веришь в моего Фоциса. Он не перспективный, — пытается пошутить Костров. Басов нетерпеливо отмахивается.

— Я верю тебе во всем, — возбужденно, как в лихорадочном бреду, шепчет он. — Занимайся любой звездой, работай на любом телескопе, привлекай любых астрофизиков — все будет в твоем распоряжении. Мое спасение теперь в твоих руках.

«Только о себе и заботишься, — уже с неприязнью думает Костров. — А престиж нашей науки, которую ты же скомпрометировал своим легкомыслием?..»

— Я знаю, я плохой ученый, у меня нет таланта исследователя, — все еще бичует себя Басов, доставая из шкафа бутылку и разливая остатки коньяка в две рюмки. — Но я хороший администратор. У меня верный нюх на талантливых людей. Я сразу почувствовал, чего ты стоишь. Даже Климов, который так подвел меня, тоже ведь талантлив. А Фогельсон?.. И не только ученые. Пархомчук разве плох? Чудаковат — это верно, но комендант незаменимый. Давай же выпьем, Алексей, за твои успехи и за мое спасение!

Костров качает головой и отодвигает от себя рюмку:

— Нет, Михаил, я пить не буду и тебе не советую. Ты и так достаточно выпил.

— Ладно, не пей. Я не настаиваю. А за меня не беспокойся, я привык. Пью тайком каждую ночь… и все из-за нее… — Он кивает на портрет Галины, стоящий у него на столе. — Ты можешь презирать меня за это…

Костров поднимается, чтобы уйти, но Басов, торопливо выпив обе рюмки, останавливает его:

— Погоди, еще что-то скажу…

Он ищет, чем бы закусить, но, не найдя ничего, дрожащей рукой сует в рот давно потухшую папиросу.

— По-моему, — шепчет он, — она к тебе неравнодушна…

— Ну, знаешь ли!.. — возмущенно прерывает его Костров и, хлопнув дверью, почти выбегает из дома Басова.

.. Он долго не может заснуть в эту ночь. «Завтра же попрошусь у Петра Петровича в другую обсерваторию. В конце концов, вести наблюдение за Фоцисом можно не только здесь. Почему я должен торчать именно тут, ставя в неловкое положение и Галину и себя?..»

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Утром, едва Костров успевает принять душ и одеться, к нему вбегает запыхавшаяся Галина.

— Алексей Дмитриевич! — с трудом переводя дух, радостно кричит она. — Рогов принял излучение Фоциса на новой волне!..

Не расспрашивая ее ни о чем, Костров выбегает из дома. Галина едва поспевает за ним. Их встречает улыбающийся Рогов.

— Ну что? — отрывисто спрашивает Костров.

— Излучение с абсолютно тем же профилем принимается теперь на волне не двадцать один, а двадцать сантиметров, Алексей Дмитриевич!

— Ну-ка, дайте я сам посмотрю.

Он торопливо входит в аппаратную и склоняется над экраном осциллографа. Потом внимательно просматривает длинные ленты осциллограмм. Галина стоит сзади него и, затаив дыхание, следит за каждым его движением.

— Да, действительно, — задумчиво говорит Костров, — похоже, что профиль тот же. Однако надо еще многое уточнить…

В тот же день в обсерваторию приезжает заместитель директора Астрофизического института Петр Петрович Зорин. В сопровождении Басова и Пархомчука он обходит аппаратные и лаборатории, подолгу беседует с радиооптиками и астрофизиками. Возле антенны Кострова он оборачивается к сопровождающим:

— Спасибо вам, товарищи. Можете быть свободны. Занимайтесь своими делами.

С Костровым и его помощником Роговым он здоровается особенно приветливо. Тепло пожимает руку Галины.

— Ну-с, каковы у нас успехи?

— Кое-что намечается, — сдержанно отвечает Костров и коротко докладывает, в чем видит он наметившийся успех.

— Значит, вы полагаете, что принимаемое вами излучение искусственного происхождения?

— Есть основание так думать, Петр Петрович. Видите, каков его профиль? Разве можно сравнить его с профилем естественных излучений космического пространства?

— Да, пожалуй, — соглашается Петр Петрович. — Однако это излучение все еще не несет пока никакой информации.

— А изменение длины волны на один сантиметр? — спрашивает Галина. — Информацию можно ведь передать не только модулируя волну, но и изменяя ее частоту.

Заместитель директора вопросительно смотрит на Кострова. Алексей вполне разделяет мысль Галины.

— Это действительно может быть именно так. Амплитудная модуляция волн космических радиоизлучений подвержена большим искажениям, тогда как длина их регистрируется нами с значительной точностью.

— Ну что же, будем полагать в таком случае, что вы на верном пути, и запасемся терпением. А пока примите мои поздравления с первыми успехами.

Он вновь пожимает всем руки. Галина, поняв, что ему нужно остаться наедине с Костровым, делает знак Рогову, и они незаметно выходят из аппаратной.

— Толковая у вас помощница, — замечает Петр Петрович.

— Да, очень. Но она ведь не только мне помогает.

— Сейчас важно, чтобы она и вообще весь коллектив обсерватории помогали в основном вам, Алексей Дмитриевич. Надеюсь, вы понимаете сложившуюся ситуацию и ту ответственность, которая ложится на вашу группу и на вас лично?