Михаил Савеличев - Фирмамент Страница 8

Ад уплотнялся и ревел. Хотелось зажать уши, зажмурить глаза, но, видимо, в самом деле нечто сдвинулось в ней вдаль от малых и мелких сил, так как казалось, что в подобной трусоватости присутствует фальшивая драматичность, она лишь вцепилась ангелу в плечо, на мгновение почувствовав как там, где-то под плащом, ходят, перекатываются некие металлические части. Ангел в ответ успокаивающе побарабанил пальцами по ее спине. И, наконец, их все же окатило, облило чем-то вонючим, сладким и горячим, вонзилось в голую кожу миллионом иголок, сбило с ног, закрутило, поволокло, разметало. В какую-то ясную секунду Одри нашла себя стоящей на четвереньках, упрямо упирающейся в плотный ветер взрыва, но затем мгновение разлохматилось, пошло швами и зацепками, расплавилось, вот только ей все еще не было жарко. Потом буря миновала, но это помогло мало, так как аварийный свет неуверенно мигал, вдоль стен изгибались страшные пятна копоти, а где-то вдали нечто рушилось и разбивалось вдребезги. Абсолютно нехорошие звуки в гигантской реанимационной палате на несколько тысяч человек. Искусственное дыхание, искусственная кардиостимуляция, искусственная система выделения, искусственная жизнь, в конце концов. Тем не менее, гравиконцентрат еще работал, а воздух пока не приобрел характерного привкуса отключенной вентиляции.

- Леди, - похлопали ее по щеке, - леди, с вами все в порядке?

Твою бабушку... Моноглаз даже с какой-то жалостью пялился на нее, а горящие внутри огоньки можно было принять за слезы. Что это было? Одри показалось, что вопрос произнесен ею вслух, но услужливый ангел на него никак не отреагировал.

- Что это было? - вопросы задавать оказалось не слишком сложным искусством, хотя требовалось контролировать интонацию и не оставлять в конце предложения многоточие, как того требовал от женщин строгий этикет великих. К черту этикет.

- Не беспокойтесь, леди. Все находится под контролем. Сила взрыва была тщательно рассчитана. Нет причин для паники.

Ага. Фигура ангела удалилась в бесконечность, куда-то под черный потолок, там он осмотрелся, нашел, исчез с поля зрения, вновь возник с нечто вроде савана в руках. Плащ. Дело совсем плохо, решила Одри. Ее поставили на ноги и помогли облачиться. Плащ был просторен, она поплотнее обхватила себя руками, чтобы гладкая, ласкающая внутренняя подкладка прижалась наконец к голой коже, отвыкшей от того, что одежда может быть удобной, а не только грубой и раздражающей, мокрой и вонючей, как давешний мешок.

Второй ангел был и вправду мертв. Его тело ненормально дымилось, словно внутри тлел огонь, блестящие детали, усеивающие грудь, поблекли, закоптились, маска покорежилась, а из разорванного хобота вытекало нечто тягучее и отвратное. Спасибо за плащ.

Пока Одри осматривалась, ее сопровождающий вытащил из своих карманов очередные приспособления, разложил перед собой в замысловатом порядке и принялся их свинчивать, прищелкивать и закручивать. Одри напрасно осматривалась - никаких камер здесь не было, обычный проходной коридор из одной жилой секции в другую, с полуотвалившимися панелями, за которыми проглядывали обгорелые провода. Иногда там шипело, и проскакивала искра. Освещение постепенно оправлялось от шока, в глубине трубок синева напивалась яркостью, стараясь разогнать полумрак подземелья. Пугающие звуки разрушения стихли, лишь успокаивающе гудела вентиляция и навешанная над отверстиями бахрома медитативно шевелила бумажными пальцами.

Последним движением ангел вытянул из кармана шнур и прицепил карабинами к громоздкой штуковине, получившейся из его конструктора. Смахивало на оружие, так как он запустил куда-то в недра механизма руку, другой перехватил под нечто покрытое изморозью и ощетинившееся колючками, поворочал агрегат из стороны в сторону и кивнул Одри:

- Леди, мы можем идти.

- Куда? - капризно набралась решимости спросить леди.

Ангел ткнул автоматом в коридор:

- Леди, туда. Все эвакуируются.

- Почему?

- Приказ руководства, - в голосе ангела прорезалось нечто металлическое, он даже забыл или сознательно проигнорировал вежливую форму обращения к высшим дамам. С руководством по части авторитета тягаться не стоило.

Одри оторвалась от стены и побрела вслед. Местность вокруг была совсем незнакомая. Коридоры периодически распухали в переходные камеры, откуда вели по несколько сумрачных отверстий с распахнутыми люками и развороченными панелями герметизации, но ангел не сомневаясь нырял в очередной переход, лишь изредка поворачивая голову, убеждаясь, что не потерял свою спутницу. Кое-где разруха сменялась разрушением от непонятных боев, и им приходилось перелезать через невысокие преграды из подручного хлама - столов, стульев, медицинских лежанок, скрученных кабелями и веревками. В редких просветах между бронированных плит на сером камне виднелись выбоины от пуль. Кое-где шла вязь непонятного языка или узора.

Потом они миновали нечто вроде жилого сектора, основанного и покинутого в незапамятные времена, судя по сохранившимся репродукциям земных видов (преимущественно голубого неба и облаков) и фотографиям семейных пар. По сторонам возвышались изъеденные горшки с усохшими деревьями и окаменевшей почвой. Валялись резиновые фигурки зверей, жалобно пищавшие, когда ангел на них наступал, и Одри старательно через них перешагивала.

Прах и запустение.

Запустение и страх.

Как можно было жить под самой Крышкой? Жить с нехорошим и неудобным ощущением, что нечто наваливается на плечи, пустое, но одновременно непереносимое, сдавливающее, заставляющее искать на что бы сесть или прилечь, и на мгновение приглушить внезапные приступы клаустрофобии от замкнутости в узкой и холодной щели; когда каждую ночь просыпаешься с ясным и ужасным чувством, что кто-то положил тебе на грудь эфемерную, но при этом огромную, во всю вселенную, плиту, не дающую дышать, медленно, миллиметр за миллиметром отвоевывающую у легких пространство жизни... Синдром кота. Большой, мягкий, мурлычущий котина запрыгивает на колени, согревает теплом и уютным урчанием, обнимает вас пушистыми лапками со спрятанными коготками, забирая волю, дыхание и бьющееся сердце.

Люди живут в странных местах. Миллиарды душ - большой выбор для реализации того, что может быть реализовано, и того, что с нормальной точки зрения никакому воплощению не подлежит. Эпоха крайностей, где между предельными точками маятника извращений и насилия каждому найдется местечко по нему, для него. Утилитарная мораль большинства, диктатура величия и убожество малых.

- Да, леди, да. Вы совершенно правы, - бормотал шагающий впереди ангел, перекрывая спиной большую часть коридора. Впрочем, смотреть было не на что. Унылая череда сжатий и вздутий, как у мучающейся несварением змеи.