Лестер Дель Рей - Звезда по имени Нора. Заповедная зона Страница 8

— Ладно, значит, отбываем. До скорого, обезьяна.

Тощий подобрал медную проволоку, подал Лъину и проводил его к люку. Лунный житель вышел из корабля, поднял голову к закрывающемуся люку и старательно улыбнулся на земной манер.

— Я открою створы и выпущу вас. И я вам заплатил, и все справедливо, так? Тогда — до скорого, Тощий. Да полюбят тебя Великие за то, что ты вернул мне мой народ.

— Прощай, — отозвался Тощий и помахал рукой. — Может, мы еще когда-нибудь тебя навестим, посмотрим, как ты тут процветаешь.

Люк закрылся.

И вот Лъин снова у себя в пещере, нежно гладит медную проволоку и ждет грома ракетных двигателей; ему и радостно, и тревожно. Медь — это счастье, но мысли, которые он прочел у Толстяка, сильно его смущают. Что ж, меди хватит для многих поколений, а что будет дальше с его народом — это во власти Великих.

Он вышел за дверь и смотрел, как уносится вверх теперь уже немигающий, уверенный огонек и уносит с собою судьбу его племени. Если эти двое расскажут на Земле о радиоактивных камнях, впереди рабство и гибель. Если промолчат, быть может, его племя возродится к прежнему величию и вновь отправится на другие планеты; когда-то, еще в пору своего расцвета, лунный народ от этих попыток отказался, но ведь теперь на других мирах его встретят не дикие джунгли, а жизнь и разум. Быть может, когда-нибудь, владея древним знанием и покупая на других планетах вещества, которых нет на Луне, потомки даже найдут способ вернуть родному миру былое великолепие — не об этом ли мечтали предки, пока ими не овладела безнадежность и не простерлись над его народом крылья ночи…

Лъин смотрел вверх; ракета поднималась над ним по спирали, то заслоняя, то вновь открывая просвет в вышине, равномерная смена тени и света — будто мерные взмахи крыльев в незапамятной дали времен, когда воздух над Луной был еще полон летучих существ. Наконец черные крылья достигли свода, Лъин открыл шлюз, они скользнули наружу, и стало совсем светло… Быть может, это предзнаменование? Но как знать, доброе или дурное?

Он понес медную проволоку в детскую.

А на корабле Тощий Лейн смеющимися глазами следил за Толстяком Уэлшем — тому явно было не по себе, он пытался собраться с мыслями.

— Ну? — сказал Тощий. — Каков наш приятель? Пожалуй, не хуже людей, а?

— Угу. Пускай даже лучше. Я на все согласен. Он не хуже меня… а может, и получше. Хватит с тебя?

— Нет. — Тощий ковал железо, пока горячо. — Как насчет радиоактивных материалов?

Толстяк подбавил двигателям мощности и ахнул: ракета рванулась вперед с небывалой силой, его вдавило в кресло. Он осторожно перевел дух, немного посидел, глядя в одну точку. Наконец пожал плечами и обернулся к Тощему.

— Ладно, твоя взяла. Обезьяну никто не тронет, я буду держать язык за зубами. Теперь ты доволен?

— Ага.

Тощий Лейн был не просто доволен. Он тоже в случившемся видел предзнаменование, и значит, идеалы не такая уж глупость. Быть может, когда-нибудь черные крылья предрассудков и чванливого презрения ко всем иным племенам и расам перестанут заслонять небо Земной империи, как перестали они застилать глаза Толстяку. Вероятно, ему, Лейну, до этого не дожить, но в конце концов так будет. И править миром станет не одна какая-либо раса, но разум.

— Да, Толстяк, я очень доволен. И не горюй, ты не так уж много потерял. На этой Линовой схеме сцепления мы с тобой разбогатеем; я уже придумал, новый способ пригодится по крайней мере для десяти разных механизмов. Что ты станешь делать со своей долей?

Толстяк расплылся в улыбке.

— Начну валять дурака. Помогу тебе снова здорово взяться за твою пропаганду, будем вместе летать по свету и целоваться с марсияшками да с обезьянами. Любопытно, про что сейчас думает наша обезьянка.

А Лъин в эти минуты ни о чем не думал: он уже решил для себя загадку противоречивых сил, действующих в уме Толстяка, и знал, какое тот примет решение. Теперь он готовил медный купорос и уже провидел рассвет, идущий на смену ночи. Рассвет всегда прекрасен, а этот — просто чудо.

Роджер Желязны

Одержимость коллекционера

— Что ты здесь делаешь, человек?

— Это длинная история.

— Прекрасно, я люблю длинные истории. Садись и рассказывай. Нет, только не на меня!

— Извини. Так вот, я здесь из-за моего дядюшки, он сказочно богатый…

— Подожди. Что значит «богатый»?

— Ну, очень состоятельный.

— А что такое «состоятельный»?

— Хм. У него куча денег.

— Что такое «деньги»?

— Ты, кажется, хотел услышать мою историю?

— Да, но я хотел бы понимать, что ты говоришь.

— Извини, Булыжник, но я и сам тут не все понимаю.

— Меня зовут Камень.

— Ладно, пускай Камень. Предполагалось, что дядюшка, человек с весом, пошлет меня учиться в Космическую Академию, но он этого не сделал. Ему больше по вкусу гуманитарное образование. И он отправил меня в университет, в эту допотопную скукотищу, изучать негуманоидные цивилизации. Улавливаешь мою мысль?

— Не совсем, но чтобы оценить, не обязательно понимать.

— Вот и я то же говорю. Мне вовек не понять дядю Сиднея, но я вполне оценил его возмутительные вкусы, сорочьи наклонности и страсть вечно путаться в чужие дела. До того оценил, что даже тошнит. А больше мне ничего не остается. Дядюшка — плотоядный идол всего нашего семейства и обожает ставить на своем. К несчастью, он у нас еще и единственный денежный мешок, а отсюда следует так же неукоснительно, как ИКССТ за ЗЗЕНТОМ, что он ставит на своем всегда, во всех случаях без исключения.

— Эти ваши деньги, как видно, очень важное вещество.

— Настолько важное, что загнало меня за десять тысяч световых лет на безымянную планету… кстати, я как раз подобрал для нее имя: Сквернида.

— ДЗАТТ невысокого полета — из жадин жадина, потому у него и полет невысок.

— Да, я заметил. Хотя ведь ДЗАТТ — это мох, так?

— Так.

— Отлично, значит, с упаковкой будет проще.

— Что такое «упаковка»?

— Это когда кладут что-нибудь в ящик, чтобы переправить куда-нибудь в другое место.

— То есть передвинуть?

— Примерно.

— А что ты собираешься упаковать?

— Тебя, Камень.

— Но я не из тех, которые скользят…

— Послушай, мой дядюшка коллекционирует камни, понял? А вы тут — разумные минералы, единственные на всю галактику. И притом ты самый большой, другого такого крупного я еще не встречал. Улавливаешь мою мысль?

— Да, но я никуда не хочу двигаться.

— А почему? Ты будешь самый главный во всей дядюшкиной коллекции. Вроде как в стране слепых и кривой — король, да простится мне такое вольное сравнение.