Владимир Венгловский - Хоккей с мечом (сборник) Страница 8

В гробовой тишине прозвучал отливающий металлом басок Ильи:

– Ты, ушастый, неправ! – и добавил гоблину: – А ты переведи: грубить у нас не полагается. А руки распускать – тем более!

Богатырь отвернулся от поверженного капитана и не увидел, как тот буравит его спину налившимися кровью глазами. Затем эльф перевел взгляд в сторону своих запасных игроков и выразительно провел ребром ладони по шее.

Команды разошлись на свои позиции.

Соловей не переставал хвастаться друзьям, как втихаря набросил аркан засмотревшемуся на мавок гному:

– Я сразу заметил, что он с них глаз не сводит. Будет знать, как на чужих девок пялиться!

Игра не успела возобновиться, а Кощей уже с удивлением отметил, что у нее появилось музыкальное сопровождение: эльфы из числа запасных достали откуда-то флейты и воздух наполнился тягучей, заунывной мелодией. От такой музыки опускались веки, наливались свинцовой тяжестью ноги, хотелось сеть посреди поля и забыть обо всем на свете…

В трех шагах от Кощея гарцевал на своем тролле капитан противников.

– Это ведь… магия… – прошептал Бессмертный, но эльф его услышал.

Он со злобной, уродливой от недокомплекта зубов улыбкой громко произнес на довольно правильном русском:

– Да, магия! Но ведь ее творят не на поле. Так можно! А ты не знал? – и ринулся на соперника.

Кирьяну лишь ценой неимоверных усилий удалось спасти своего «всадника» от шквала обрушившихся ударов.

Сам Кощей понимал: поединок на равных превратился в безнаказанное избиение. Игроки его команды напоминали осенних мух. Сквозь кровавый туман в глазах Бессмертный видел, как вылетели по очереди из насестов крайние черти, как над полем полыхнули огненные полосы и две чаши превратились в факелы.

Как Соловей выронил палку, обнял за шею Дементия и тщетно пытался свистеть.

Как у последней, пока сбереженной, чаши сбили с ног чугайстера и тот лишь навалился всем телом на Варвару, изо всех сил пытаясь уберечь ее от чудовищных ног троллей…

– Затопчут, гады! Илю-ю-ю-юша! – раненой птицей билась мысль в мозгу Кощея.

Илья Муромец стоял как истукан в центре поля, уставясь в одну точку пустыми, ничего не выражающими глазами.

А вот у Горыныча в глазах застыла тоска и немой вопрос: «Что делать?» Затем Змей в который раз скользнул взглядом по жестоко избиваемому Янко, растерянному Кощею, лежащему без признаков жизни Соловью – и его сомнения сменились дикой необузданной яростью.

Огненный шквал Горыныча на этот раз предназначался не чашам. Он буквально смел эльфов-музыкантов, мгновенно оборвав плавные переливы магической мелодии.

И над полем раздался долгожданный, наполненный невероятной усталостью, но всё же достаточно громкий выкрик очнувшегося Муромца:

– Отды-ы-ы-х!

– Я сразу понял – хана! Спасло то, что у меня головы по очереди от ихней симфонии чумели – хоть одна да соображала. Всё равно не придумал ничего получше, как этих музыкантов чуток поджарить.

– Ты, Змеюшка, молодец, всё правильно сделал. Вне поля магия, видите ли, разрешена! Значит, и огнем вне поля можно баловаться. Ты хоть все дудки сжег?

– Кажись, нет. Те, у кого адский инструмент остался, теперича за чаши попрятались. Думают, там их не достану. Ничего, наши чертяки метнулись за балалайками. Еще увидим, под чью музыку плясать будем…

Кощей со Змеем умолкли. Каждый понимал: игроки их команды находятся на грани физического истощения. Это в лучшем случае. Янко вообще еле двигался, возле него хлопотали Варвара с Василисой. Соловей очухался довольно быстро и теперь расхаживал, заложив руки за спину и бормоча что-то себе под нос.

Мавки сновали между домовыми и лешими, предлагая испить холодной водицы. Одна девушка робко подошла к яге и молча протянула мягкую ткань для перевязки. Когда скандальная Варвара ответила: «Спасибо, милая!» – Кощей понял: дело-то совсем плохо…

– Да, с таким настроением проиграем… Точнее, уже проиграли, – в отчаянии Бессмертный сжал виски и начал медленно их массировать.

Неожиданно для всех Добрыня, подперев кулаком подбородок, начал тихонько напевать спокойную, тихую песню, от которой сразу повеяло чем-то древним и одновременно знакомым, родным. Сначала слов почти не было слышно, затем они вплелись в мелодию, вызывая яркие, до боли знакомые образы: вот навис утес над речной гладью, вот покачивается на ветру одинокая березка. Застыл, прислушиваясь к своей тишине, темный сосновый лес. Подставляет первым лучам солнца налитые тугим зерном колосья пшеничное поле…

– Ух ты, он еще и поёт! – восхитился Горыныч, но Варвара лишь прижала палец к губам: тихо, мол!

Песню подхватили другие богатыри – они явно знали слова этого напева, сочиненного в глубокой древности, когда люди и духи природы жили бок о бок, вместе делили радости и невзгоды.

Вскоре к богатырям присоединились все присутствующие. Домовые гудели, как шмели, придавая мелодии оттенок таинственности и загадки. Закружились в танце мавки и лешие. Чугайстер поднялся на ноги, закрыл глаза и, казалось, впитывал мелодию каждой клеточкой своего громадного волосатого тела. Поразительно, но чудодейственная песня помогала ему быстрее, чем использованная для врачевания живая вода. Еще миг – и Янко присоединился к танцу, добавив к переливам голосов выразительный шепот родного горного леса.

Лишь Горыныч молчал. Он плавно покачивал головами в разные стороны, как громадная кобра, завороженная музыкой восточного факира.

Добрыня перестал петь и поднялся во весь рост. Но песнь, начатая им, не оборвалась и лишь оттеняла речь богатыря:

– Помните, я вам сказывал про силу земли-матушки? Вы ведь у себя дома! Даже мы, люди, – ее дети. А вы-то и подавно! Неужели заморские дудки сломят дух нашего древнего края?!

– Нет! – дружно гаркнули домовые.

– Мы идем за победой?

– Да! – прошелестели лешие.

– Сделаем супостатов! – яга сверкнула азартно горящими глазами, подмигнула обнявшему ее за плечи чугайстеру и грохнула древком метлы о землю.

Кощей с восхищением смотрел на свое воинство, и Горыныч, склонивший к нему одну из своих голов, готов был поклясться, что в глазах старого закоренелого злодея блеснула скупая мужская слеза.

– Ну что, вперед? – тихо шепнул Змей.

Кощей лишь кивнул в ответ.

Трехглавый взмахнул перепончатыми крыльями, и окрестности огласил его победный громоподобный рев.

Пир закатили на всю округу.

Огорченные поражением гости остаться не пожелали, загрузились на драконов и отбыли в свое иноземье.

Мёд и другие яства текли рекой. Кощеево царство ликовало.

Лишь сам царь, невзирая на веселый щебет сидящей рядом Василисы, имел озабоченный вид.