Роберт Рэнкин - Мир в табакерке, или чтиво с убийством Страница 8

И хотя оранжерея сама по себе была чудом, то, что в ней росло, удивляло еще больше. Мне уже доводилось видеть экзотические цветы в Кью. Но ничто из того, что я видел, не могло сравниться с этим. Здесь экзотика хлестала через край. Краски были слишком красочными, а понятие размера теряло значение.

Я, открыв рот, уставился на чудовищный цветок, который лениво зиял из огромного горшка. Таких цветов просто не бывает. Не может быть.

– Rafflesiaarnoldii, – сказал дядюшка. – Самый большой цветок во всем огромном мире. Привезли с Суматры, туземцы там верят, что его опыляют слоны.

Я наклонился к цветку, чтобы получше ощутить его аромат.

– Я бы этого не делал, – заметил дядюшка.

Поздно.

– Ффффууууууууууууууу! – вырвалось у меня, я отшатнулся назад, и схватился за нос свободной рукой.

– Пахнет в точности как гниющий труп, – сказал дядюшка Джон Перу Джонс. – Лучше не нюхай ничего, сначала не спросив меня.

Я сделал попытку восстановить самообладание и заявил, покривив душой:

– Не так плохо.

– Чарли сказал то же самое, – ухмыльнулся дядюшка. – А я-то думал, что у детей более тонкое обоняние.

Я помахал рукой перед носом и спросил, указывая на ближайшее растение:

– А это как называется? – Как будто мне было действительно интересно.

– А, это! – дядюшка довольно потер ручки, и любовно уставился на большие, жирные, белые цветы со множеством лепестков, словно бы в оборках. Они плавали в большой бочке на поверхности маслянистой воды. – Их называют «следы ангела».

Я вытер пот со лба. С меня уже всерьез текло. Жидкости, необходимые для жизнедеятельности моего юного организма, растрачивались попусту. Мне хотелось пить еще до того, как я сюда вошел, но сейчас я чувствовал опасную близость обезвоживания.

– Следы ангела, – повторил дядюшка. – Называются так потому, что, по преданию, ангелы, как Христос, могут ходить по воде. Но только при полной луне и только по лунной дорожке.

– А листья у них ядовитые, – сказал Т.С. Давстон.

– Исключительно ядовитые, – подтвердил дядюшка. – Попробуешь листочек – и ты среди ангелов. Только так.

– Мне кажется, я окажусь среди ангелов прямо сейчас, если не попью, – сказал я.

Дядюшка быстро оглядел меня. – Поставь ведро, – добродушно сказал он. – Вон там в углу есть кран и рядом с ним – кружка на цепочке. Ничего не трогай, и ничего не нюхай, ладно?

– Хорошо, сэр, – сказал я.

В детстве у меня был хороший запас жизненных сил, и к тому моменту мне уже удалось справиться с дифтерией, коклюшем, некрозом челюсти и бенгальской гнилью и я, разумеется, не мог допустить того, чтобы какое-то там обезвоживание вывело меня из себя. И вот, улучшив свое состояние кружкой-другой жидкости, служившей пивом праотцу Адаму, я снова почувствовал себя свежим, как огурчик. В оранжерее – самое подходящее сравнение.

– Теперь лучше? – спросил дядюшка.

– Да, спасибо, – ответил я.

– Тогда позволь показать тебе вот это.

И дядюшка указал на следующую кадку. Над темно-зелеными листьями, собранными в плоские розетки, тут и там виднелись фиолетовые цветы.

– Mandragora officinarum, – сказал он. – Легендарная мандрагора. Под землей ее корни растут в форме человеческого тела. Это та самаяведьмина трава. Использовалась во многих магических ритуалах. Говорят, что когда ее вырываешь из земли, она кричит, и если услышишь этот крик – сойдешь с ума. Как считаешь, стоит чуточку потянуть?

Я яростно закрутил головой.

– Нет, – кивнул дядюшка. – Лучше не надо, так ведь? На самом деле ее корни содержат алкалоид тропан, который, будучи принят в малых дозах, может вызывать галлюцинации и видения рая. В больших дозах, однако, она вызывает…

– Смерть, – сказал Т.С. Давстон.

– Смерть, – сказал дядюшка. – Излюбленное средство Лукреции Борджиа. Но триста лет тому назад персы использовали ее как обезболивающее при операциях.

– Они высушивали корни, – сказал Т.С. Давстон, – размалывали их и смешивали с камфарой, а потом бросали в кипящую воду. Пар надо было вдыхать. В Англию ее завезли римляне.

– Твой братец знает, о чем говорит, – заметил дядя, погладив вундеркинда по голове и затем осмотрев руку на предмет вшей.

Дядюшка Джон Перу Джонс устроил для меня настоящую экскурсию. Мне были с гордостью продемонстрированы маки. («Из которых делают опиум».) И Cannabissativa. («Конопля, прославленная битниками».) И Menispermaceae.(«Представители южноамериканского семейства логаниевых, из которого получается яд для отравления стрел, кураре».) И Lophoporawilliamsii.(«Мескаль. О дивный мескаль!»).

Я познакомился с аконитом и пустырником, беленой и чемерицей, красавкой и ложечницей, льнянкой и сон-травой. Но ничего не трогал и не нюхал.

Мне становилось ясно, что коллекция дядюшки полностью состоит из растений, которые или возносят тебя на небеса, или укладывают в гроб. Или могут сделать и то, и другое, в зависимости от дозы.

В очередной раз посмотрев на этого безумноглазого бедолагу, я попытался представить себе, сколько наркотиков из собственной коллекции он попробовал лично.

– Ну вот и все, – наконец сказал он. – Если не считать красавцев, посмотреть на которых вы, собственно, и пришли, и я покажу их вам прямо сейчас.

Я встревоженно подтянул шорты. Мои трусы, заскорузлые, как всегда, пропитались потом и, казалось, вот-вот с меня свалятся. – Все это просто невероятно, сэр, – сказал я. – Но можно вас кое о чем спросить?

Дядюшка Джон Перу Джонс кивнул головой, похожей на голубиное яйцо.

– Почему вы решили выращивать именно эти конкретные виды растений?

– Во имя Великой Цели, – сказал Т.С. Давстон.

– Во имя Великой Цели, – согласился дядюшка.

Я постарался изобразить лицом немой вопрос.

Дядюшка почесал тонкий нос длинным тонким пальцем.

– Пошли, – сказал он, – познакомишься с моими красавцами, и я все тебе расскажу.

Угол оранжереи был отгорожен грязной узорчатой скатертью. Дядюшка подошел к ней, и отбросил ее в сторону театральным жестом.

– Вуал-ля! – вскричал он.

– Чтоб меня, – сказал я, подражая известному комику Тони Хэнкоку.

На кованом железном помосте стоял старинный аквариум, а в нем – самые причудливые растения, какие мне когда-либо приходилось видеть.

Сначала я вообще не поверил, что это растения. В них было очень много от ящериц и что-то от рыб. Они были чешуйчатые, блестящие и настолько зловещие на вид, что я чуть не потерял самообладание.

Как и у всех нормальных детей, глубоко в душе у меня гнездился страх перед овощами. Я нервничал при виде капусты, и едва не писался в штаны, подумав о брюссельской ее разновидности. Заверения родителей, что в ней много железа, уже были проверены с помощью магнита и признаны враньем. Почему родители так настаивали на том, чтобы на тарелках у их детей все время горой лежали овощи, мне объяснил Билли. Овощи дешевле мяса, сказал он, а времена, как всегда, тяжелые. Когда позже жизнь у меня сложилась так, что некоторое время я водил компанию с представителями кругов, более высоких по социальному положению, я был поражен, обнаружив, что есть взрослые, которые питаются исключительно овощами. Этих типов, как я узнал, называют вегетарианцами, и, хотя у них хватает денег на то, чтобы купить мясо, они сознательноне делают этого.