Евгений Филенко - Бумеранг на один бросок Страница 83

— Мы можем сколько угодно долго уклоняться от схватки, — сказал Оливер Т. — Прятаться от их штурмовиков, не реагировать на их угрозы, и при этом наши принципы не пострадают. Пострадают отдельные люди. Потому что эхайны не уважают и не понимают наших принципов. Эхайны уважают и понимают только силу. Они будут нападать и угрожать. И это не кончится никогда… если мы наконец не дадим сдачи. Третий закон Ньютона никто еще не отменял…

— Мы не станем давать сдачи. Поймите же наконец: мы не такие, как они. Мы другие. И мы никогда не опустимся до того, чтобы играть по их правилам.

— Все-таки игра, доктор… вы слишком много своего времени провели среди детей. Есть у меня опасение, что вы отвыкли воспринимать реальную жизнь иначе, чем игру, а взрослых считаете теми же детьми, только покрупнее да помохнатее. Хорошо, пускай это игра, но в ней мы изначально обречены на поражение. Потому что человечество играет в величественного исполина, изнывающего от собственного гуманизма, который не устает твердить, как заводной: жизнь бесценна… бесценна… и с высоты своей вселенской нравственности не замечает, как его пожирают мелкие злобные паразиты, для которых жизнь — ничто, и уж в особенности чужая.

— Мы заплатили дорогую цену за право называться разумными. И не станем отступать в неолит потому только, что не нравимся неандертальцам. Да, мы величественны и гуманны. И такими останемся несмотря ни на что. Разумеется, кому-то… да хотя бы и вам… может показаться, что мы беспомощны и не знаем, как поступить, когда на нас нападают. Но это этическая дилемма, которую никому еще не удалось разрешить. Опуститься до уровня примитивных варваров, взимать плату оком за око, рубить гордиевы узлы фотонным мечом. Или, с миссионерским риском для собственного благополучия, относиться к ним, как они того и заслуживают: как к варварам, которых следует терпеливо и бережно приобщать к высоким ценностям Галактического Братства. И убедить их, наконец, что жизнь бесценна, действительно бесценна, и это непреложный императив всякого разумного существа. Доброта, терпение и снисходительность. Я бы еще прибавил: любовь. Но сознаю, что пока не вправе ни от кого, даже от самого себя, ожидать этого высокого чувства к эхайнам. Я говорил уже: они до сих пор не дали нам ни единого шанса. — Авидон беспомощно развел руками. — Боже, но почему в первой половине двадцать третьего века от Рождества Христова я вынужден сызнова зачитывать прописные истины вам, моему брату по крови, который должен понимать это не хуже меня?!

— Но вы же хотели поговорить, — хмыкнул Оливер Т.

— Меня не оставляет ощущение, что разговор так и не сложился. Это нервирует меня столь же сильно, как тема нашего разговора и даже мой голос нервируют вас. Быть может, виной всему мое нынешнее косноязычие — за недостатком времени я не подготовился должным образом обсуждать с вами столь высокие материи… Что вы собирались сделать со своим «ламантином»?

— Добраться до пределов Эхайнора, — откровенно сообщил Оливер Т. — И, если повезет, атаковать их внешнее кольцо обитаемости.

— Полагаете, они настолько наивны, что не заметят чужой корабль в своих пределах?

— Можно было бы вынырнуть из экзометрии где-нибудь вблизи Деамлухса. Естественно, до самой планеты мне не добраться — перехватят и распылят. Но я и не стал бы соваться к планете. Есть более доступные цели — к примеру, исследовательская станция «Эмбарусса» или орбитальный космопорт Целлеск.

— Это гражданские объекты, — сказал Авидон, демонстрируя неожиданно глубокое знание предмета. — На «Эмбаруссе» постоянно живет и работает около трехсот эхайнов — ученые, техники, пилоты. А пропускная способность Целлеска — полторы тысячи пассажиров в пиковые периоды.

— Меня это устраивает.

Авидон раздраженно ударил шляпой о колено — во все стороны полетели брызги.

— Кому вы собирались мстить, сеньор Зорро? — спросил он. — Тихому астрофизику, жизнь свою посвятившему поискам закономерности в пульсациях гравитационного фона в окрестностях планеты-гиганта Хаммогайт? Каботажному драйверу, который только что доставил смену космических монтажников для ремонта обшивки станции и зашел в местный бар выпить прохладительного? Семье отпускников, прибывших с Юкзаана полюбоваться на живописные руины деамлухских крепостных сооружений эпохи Изначального Катарсиса и спокойно дожидающихся ближайшего челнока на смотровой палубе? Никто из них и слова такого никогда не слышал — «Равенна»… Я еще понимаю, если бы у нас в руках вдруг оказался регистр эскадры штурмовиков Светлой Руки, а еще лучше — список личного состава штаба штурмовых операций! Это была бы по крайней мере достойная тема для обсуждения в предлагаемом контексте…

— Не вижу разницы.

— Это эхайны — точнее будет сказать: некоторая часть эхайнов не видит разницы. А мы видим! Я вижу, он видит, все видят. Отчего же вы, друг мой, вдруг утратили способность различать белое и черное?!

— С некоторых пор, — раздельно произнес Оливер Т., — я вижу только замороженные глаза мертвых пассажиров «Равенны»… Скажите честно: у меня был шанс?

— Да, — с неохотой, после долгой паузы, ответил Авидон. — И я абсолютно счастлив, что вам не удалось его реализовать. Вы тоже должны быть счастливы, но, увы, отчего-то не желаете проникнуться этим светлым чувством. Иначе у эхайнов возникла бы вредная иллюзия, будто мы ничем не отличаемся от них. И тогда нас действительно можно объявить врагами и воевать с нами спокойно и серьезно.

— Но разве сейчас они поступают иначе?

— Да они в растерянности! — воскликнул Авидон. — Они не понимают, почему мы ведем себя так безучастно! Разумеется, они где-то слышали, что война давно уже нам неинтересна, но не верят, что такое возможно. Ведь мы так похожи на них! Но как воевать с тем, кто не замечает агрессии, и как называть врагом того, кто постоянно предлагает братскую дружбу?! Это раздражает эхайнов, это вносит неприятную раздвоенность в их мироощущение. И это, что ни говорите, связывает им руки.

— Не уверен, — сказал Оливер Т. — Не уверен. Думаю, просто они ищут способ обойти ваш «Белый щит». И в следующий раз они возьмут заложников.

— Вам не кажется, друг мой, — сказал Авидон с тяжким вздохом, — что мы пошли по второму кругу?

— Мне кажется другое, — сказал Оливер Т. — Вы так меня и не услышали. И никто меня услышал. Ничего нет приятного выслушивать мрачные предсказания. Не знаю уж, как мне вас убедить.

— Вы не правы. Я услышал вас. И я понял вас и ваши доводы. Но принять их я не смогу никогда.

— Тогда хотя бы не глядите на меня, как на сумасшедшего.