Альфред Ван Вогт - ФАТА-МОРГАНА 2 (Фантастические рассказы и повести) Страница 84

— Бежим! — заорал человек из Ассошиэйтед Пресс, и они стали выбираться из комнаты, с грохотом хлопая дверями. Пальто доктора было прожжено в двух или трех местах. Репортеры сорвали с него пальто и швырнули обратно в комнату, в коридоре доктора вырвало.

Репортер ЮПИ, страшно ругаясь, убирал с тыльной стороны руки шипящий кусочек фосфора. И, закончив работу, обливаясь потом, упал. Корреспондент Ай-Эн-Си дал ему фляжку, и тот вылакал полпинты ликера.

— Кто же сможет разбить эту стену? — слабо спросил он.

— Никто, — мрачно ответил репортер Ассошиэйтед Пресс. К черту! Ничего из этого не выйдет. И претенденту Гафту не посчастливилось в…03 году, и мятеж в Пентагоне не удался в…67.

— В шестьдесят восьмом, — тихо поправил ЮПИ. — Это было в шестьдесят восьмом, а не в шестьдесят седьмом.

Корреспондент Ассошиэйтед Пресс ударил кулаком по ладони и выругался.

— Господи, — сказал он. — Когда-нибудь я бы хотел…

Он резко оборвал себя.

Журналист Юнайтед Пресс, выбитый из колеи шоком и алкоголем, продолжал лепетать:

— Я тоже. Люблю рассказывать истории. Может быть, это действительно был шестьдесят седьмой, а не шестьдесят восьмой. Я уже не уверен. Не успеваешь все вовремя записать, детали забываются, а потом кажется, что этого вовсе и не было. Революция — это было бы прекрасно. Но чтобы совершить революцию, нужны люди. Люди, умеющие видеть и слышать. И обладающие памятью. Мы же производим на свет слепых и глухих.

Внезапно репортер начал тяжело опускаться по стене коридора, бережно поддерживая обожженную руку. Остальные испуганно за ним наблюдали.

В этот момент корреспондент Ассошиэйтед Пресс увидел шагающего по коридору в сопровождении агентов Секретной службы министра обороны.

— Мистер Стейнер! — окликнул он. — Каково положение? Стейнер остановился и сказал, тяжело дыша:

— Слокум забаррикадировался в Овальном кабинете. Не хотелось бы вламываться туда. Похоже, что он единственный левый. Их всего человек пятьдесят или около того. Действующий Президент взял на себя командование у Овального кабинета. Хотите посмотреть?

Конечно, они хотели. Все немедленно отправились туда и даже потащили за собой репортера ЮПИ.

У действующего Президента, который должен был стать Президентом Фолсомом XXV, как только соберется Коллегия выборщиков, были отцовские черты — недовольные губы и слабоочерченный подбородок на еще молоденьком лице. У него был автомат, и он был готов палить, не целясь. Здесь же находилось большинство членов Кабинета. Когда вошел министр обороны, Фолсом повернулся к нему:

— Стейнер, — злобно бросил он, — можете вы объяснить, почему в вашем департаменте мятеж против Республики?

— Мистер Президент, — ответил Стейнер, — по моей рекомендации Слокум был отправлен в отставку два года назад. Мне кажется, здесь моя ответственность закончилась, дальше об этом заботилась Секретная служба.

Президент убрал палец со спускового крючка автомата и слегка выпятил нижнюю губу.

— Хорошо, — отрывисто сказал он и повернулся к двери. Слокум! Выходи. Мы можем использовать газ, если понадобится.

Неожиданно дверь открылась, за ней стоял измученный человек с тремя звездами на каждом плече и непокрытой головой.

— Ладно, — мрачно произнес он. — Я был так глуп, считая, что с режимом можно что-то сделать. Но вы, толстомордые недоумки, вы и дальше будете…

Его перерезала автоматная очередь. Президент так сильно сжимал рукоять автомата, что костяшки пальцев у него стали белыми; пули решетили генеральское тело, пока не опустел магазин.

— Сжечь, — резко приказал Президент, поворачиваясь к нему спиной. — Доктор Барнс, подойдите. Я хочу услышать все о кончине отца.

Доктор, охрипший, с покрасневшими от фосфорного дыма глазами, стал рассказывать. Репортер Юнайтед Пресс неуклюже обмяк в кресле, но другие корреспонденты отметили, что доктор Барнс все время поглядывал на них в ходе тихой беседы.

— Спасибо, доктор, — сказал наконец решительно Президент. Он кивнул агентам Секретной службы:

— Взять этих предателей. Ошеломленных журналистов увели. Госсекретарь прочистил горло.

— Мистер Президент, — произнес он. — Я пользуюсь возможностью, чтоб представить вам, согласно обычаю, прошение об отставке своей и членов Кабинета.

— Ладно, — буркнул Президент. — Можете остаться. Но с делами я намерен управляться сам. Он поднял автомат.

— Вы, — бросил он министру общественного мнения, — для вас есть работа. Сотрите память о моем отце как можно скорее, но искусно. Я хочу, чтобы вся Республика встала в армейский строй. Да! Что еще?

— Мистер Президент, — заговорил дрожащий посланник, — я имею честь информировать вас, что Коллегия выборщиков избрала вас Президентом Республики. Единогласно.

Кадет Томас Грейсон лежал на койке и плакал от чувства одиночества. В руке он сжимал письмо от матери: «…твоим зачислением в Академию я горда больше, чем это могут выразить слова. Я плохо знала своего деда, но я знаю, ты будешь так же хорошо служить Республике. Ты должен быть смелым и сильным ради меня…»

Он бы все отдал, все, что имел или на что мог надеяться, лишь бы вернуться к ней и уехать от шпионящих и издевающихся кадетов корпуса. Он поцеловал письмо и торопливо спрятал его под матрас, услышав шаги.

Грейсон испуганно вытаращил глаза, но вошел его товарищ по комнате Фергюсон. Фергюсон был с Земли, и его огорчало легкое лунное притяжение, которое было для Грейсона наказанием из-за слабых мускулов, привыкших к притяжению Ио.

— Отдыхаешь, мистер, — усмехнулся Фергюсон.

— А я думал, это вечерний осмотр.

— Ну, это в любую минуту. Они внизу. Дай-ка я поправлю твою койку, а то у тебя будут неприятности.

Поправляя койку, Фергюсон вытащил письмо и захихикал:

— Ого! Кто она? — и открыл письмо.

Когда офицеры вошли в комнату, они увидели, что Фергюсон лежит на полу с уже почерневшим лицом, а худой маленький Грейсон душит его. Втроем они оттащили Тома. Фергюсона отправили в лазарет, а Грейсона — в кабинет к начальнику корпуса.

Начальник Академии изучающе посмотрел на кадета из-под своих бровей, самых пышных в армии.

— Кадет. Грейсон, объясните, что произошло, — приказал он.

— Сэр, кадет Фергюсон без разрешения стал читать письмо моей матери.

— Это не основание для нанесения ему увечий. Можете еще что нибудь сказать в свое оправдание?

— Сэр, я вышел из себя. Я решил, что этот акт неуважения по отношению к моей матери, корпусу и всей Республике. Кадет Фергюсон опозорил корпус…

«Чушь, — подумал начальник Корпуса. — Совсем зеленый». Он никогда раньше не видел такого напряжения сил у кадетов с Ио. А ведь это должно быть пыткой для слабых даже в лунной гравитации мускулов. Еще пять минут, и парня придется унести и приводить в чувство после проявленного упорства.