Елена Ворон - Без права на смерть Страница 88

Эстелла умолкла. Бедняги — они борются как могут, порой им удается ненадолго вырваться из плена ролей. Лоцман стиснул зубы. Он принес стилет и револьвер, он не задумываясь заколет или пристрелит своих актеров — но только если не останется иного выхода.

На рассвете он на Анниной машине въехал в растянувшийся на морском побережье город. Не имея никаких документов, Лоцман уповал лишь на то, что полиция не проявит интереса ни к нему, ни к автомобилю. Машина была крохотной, как игрушка, не в пример могучему «дракону», и охранитель мира чувствовал себя за рулем неуютно.

Вслушиваясь в информационное поле и тщательно соблюдая правила движения, он разыскал больницу, куда «скорая» привезла Марию. Поставил машину на парковочной площадке и долго сидел на каменном основании ограды, за которой зеленел большой парк.

Было еще слишком рано для впуска посетителей, когда Мария проснулась и откликнулась на зов, поэтому Лоцман попросту перемахнул через ограду и двинулся не к самому зданию больницы, а остановился на аллее, не дойдя до белого корпуса метров тридцать. Он огляделся, высмотрел скамью и объяснил Марии, куда приходить.

Она явилась через три минуты — оживленная, бодрая, не в больничном халате, а в Анниных джинсах, которые не доходили ей до щиколоток и были широки в поясе. Сегодня Богиня была без косметики, но понравилась Лоцману еще больше. Она весело приветствовала его издалека:

— С добрым утром! Видите? Я уже на ногах. Еще вчера домой, просилась, но врач уперся… Боже! — Мария заметила цветы на скамье. В тени деревьев они чуть приметно светились. — Какое чудо!

— Это вам. Простите, они запылились немного. — Лоцман пытался сдуть с цветов копоть и даже полоскал их в воде, однако черный порошок намертво прилип к лепесткам. А может, их всё же повредило огнем.

Мария зарылась носом в головку цветка, чихнула и подняла на Лоцмана удивленные глаза.

— Почему они пахнут горелым?

Он почувствовал себя кругом виноватым.

— Простите. Недоглядел. Они горели вместе с вашей машиной. И со мной.

— Вы шутите?

Лоцман рассказал о ночном приключении. Мария пришла в ужас:

— А что они сделают с вами дальше? Бомбу бросят?!

— Не успеют. Мне нужна ваша помощь, вы должны как можно скорее вернуться к себе. Где вы живете — в доме, в квартире?

— У нас с мужем дом, как у Анны. Но дальше от моря, там не слышно прибоя.

— А где ваш муж?

— В Германии, на конференции. Научной. Мне лезть с вами через ограду или дождаться, когда врач выпишет?

— Лучше полезем. — Лоцман повел свою Богиню через парк. — Мария, вы пишете сейчас что-нибудь?

— Нет.

Она ответила так резко, что он лишь после долгой паузы осторожно спросил:

— Почему?

Она провела пальцами по губам. Лоцман почувствовал, что невольно причинил ей боль.

— Я, что называется, вращаюсь в кругах, — заговорила Богиня отрывисто. — На короткой ноге с нашей писательской братией, дружу… дружила с Анной. Давала ей советы, редактировала. Поэтому тоже считаюсь за писательницу. Но… — Она передернула плечами. — У меня был сын. Сейчас был бы вам ровесник, чуть младше. Он утонул. В море. Это я была виновата — мое писательство. Он был совсем малютка. А я — на пляже — увлеклась, строчила страницу за страницей. Даже не слышала, как… И вдруг смотрю — его нет. Бегу — а из волн только ножки показываются. Чистенькие, загорелые.

Мария помолчала, опустив голову, обеими руками прижимая к груди закопченные цветы.

— И я сказала себе: раз писательство принесло такое несчастье, я больше за перо не возьмусь. Значит, не нужно это, не угодно… не знаю кому. Богу, каким-то высшим силам. Поэтому я преподаю стилистику. В колледже. — Она взяла Лоцмана под руку, сменила тему: — Я всё сделала, как вы просили: полночи думала о «Последнем дарханце».

— И продолжайте думать. Милтон, Стэнли, Ловец Таи, Кис — нам нужны эти четверо. Чтоб были живы-здоровы и чтобы мир у них не хирел, а расцветал с каждой минутой.

— Распустится во всей красе — это я вам обещаю… Но, знаете ли, я не понимаю механики ваших миров. Допустим, писатель сочиняет книгу. И как только он довольно напридумывал, в некоем затуманье оформляется параллельный мир. Так?

— Видимо, да.

— А зачем нужно кино? Какой процесс или явление нашего мира оно отражает?

— Я могу только предполагать. Параллельный мир шире и объемней того конкретного текста, который порождает автор. Этот мир живет своей жизнью, его обитатели в свободное от съемок время занимаются личными делами…

— Поняла! Кино прилетает отснять то, что написано от руки или нашлепано на клавиатуре, а всё прочее существует само по себе.

— Вероятно, да. Чем лучше книга, чем увесистей ее текст, тем больше приближена жизнь мира к событиям в книге. Скажем так: жизнь течет в русле текста, развивает его, но не отклоняется в сторону. Если же идет сплошная бестолковщина — как в Анниных «Пленниках Поющего Замка», — мир живет как может, мало оглядываясь на задумки своей Богини или Бога. Поэтому когда прилетает кино, оно оказывается лишним, чуждым. Неприятным и даже враждебным миру.

— Поразительно, — вздохнула Мария. — Так и не могу со всем этим свыкнуться…

Они подошли к ограде. Мария поглядела на нее с сомнением:

— Оно, конечно, вроде и не слишком высоко — так ведь и мне уже не семнадцать.

— Я вам помогу.

— Будете подталкивать сзади? — Богиня усмехнулась. — Лучше принимайте с той стороны. — Она просунула цветы сквозь решетку.

Лоцман легко перебрался, поставил ногу на каменное основание.

— Станете мне на колено, заберетесь наверх — а здесь я вас поймаю… Берегитесь! — вскрикнул он, хотя беречься было уже поздно: позади Марии вырос Рафаэль, а Лоцман ощутил за спиной присутствие Лусии.

Великий Змей, откуда они взялись?! Он же слушал — актеров только что не было.

Она побледнела.

— Три шага назад, — повторил Рафаэль, и она подчинилась, отступила от ограды.

— Что тебе нужно? — спросил Лоцман. Его револьвер лежал в заднем кармане штанов, под свитером, а стилет и наручники — те и вовсе остались в машине.

— Уходи из Большого мира. — Большие, прежде такие выразительные глаза виконта смотрели темно и нелепо. — Тебе здесь не место.

— Это всё?

— И поклянись, что не вернешься.

Лоцману между лопаток уперлось острие кинжала. Лусия шутки шутить не будет. Мария хотела закричать, однако голос ей изменил, и она беспомощно прошептала:

— Не смейте. Не трогайте его. — Она рванулась было с места, но Рафаэль остановил ее, обхватив рукой под грудью. Пальцы другой руки легли ей на горло, надавили.

— Оставь Марию, — сказал Лоцман. — Ты пришел разбираться со мной, а не с ней.