Ник Горькавый - Теория катастрофы Страница 89

— Почему такая разница из-за изменения процента углекислого газа? — удивился кто-то.

— Я тоже поразился, полез разбираться... Оказывается — когда я выбирал из таблицы Менделеева химические элементы, то перепутал строчку и нажал на другой период — нечаянно задал атмосферу не из це-о-два, а из силициум-о-два.

— Атмосфера не из углекислого газа, а из газообразного кварца?!

— Точно!

— Славные зверушки смогли вырасти в раскалённой атмосфере из горного хрусталя...

Мишвер-Сова рассказывал:

— У родителей есть приятель-охотник, который страшно любит приврать и поспорить. Пришёл в гости и стал рассказывать, что как-то на Аляске он развёл большой костёр, а из горящих поленьев полезли красные шестиногие ящерицы... Рассказал и ждёт, что мы будем нервничать и опровергать. Я вспоминаю книгу Эксмина, советы из главы «Как спорить с врунами», и пожимаю плечами: мол, ничего особенного, в нашем колледжском лесу водятся олени с кремниевыми рогами, и когда им становится холодно, то они высекают огонь с помощью взаимного сшибания лбов и потом греются у костра всю ночь.

— Вот что генетика животворящая делает!

— Переплюнул его историю и испортил творческое настроение!

Дмитрий таинственным полуголосом говорил Жюльену и Смиту:

— Поехал летом в гости к приятелю-французу. Шагаю по Круазетт в Ницце. Впереди идёт молодая женщина с сумкой на длинном ремне. Сумка зацепила юбку и высоко обнажила красивую, стройную ногу. Зрелище! Иду и наслаждаюсь. Потом присмотрелся — это не случайность, а такой специальный покрой юбки — расчётливый и коварный! Я сразу расстроился...

— Почему? Нога ведь не стала кривее... — удивился Смит.

— Ну, я счёл себя удачливым человеком, а оказалось...

Жюльен авторитетно кивнул:

— Психология! Ценится лишь личный выигрыш. Коллективная раздача не греет.

Дзинтара села за пианино и стала наигрывать задумчивую мелодию. Никки подошла, потрогала лежащую рядом гитару принцессы — та нежно зазвенела, — в открытой папке присмотрелась к желтоватому листку с нотами.

— Интересная музыка, но слова сложноваты, — прокомментировал Робби.

— Робби, ты читаешь ноты? — спросила Никки.

— Ха! Глупый вопрос.

— Никки, сыграй нам на гитаре! — вдруг крикнул кто-то из Оленей.

— Я не умею! — рассмеялась Никки.

— Неправильный ответ, мы с тобой владеем почти всеми музыкальными инструментами, — неожиданно вмешался Робби.

— Ты играешь на гитаре? — удивилась девушка.

— Если ты споёшь, то — да, только оранжировку этой древней музыки стоит освежить.

— Я? Спеть? У тебя завихрения электронов?

— Ты же поёшь, принимая душ! — заявил нахальный Робби.

В зале захихикали.

— Ну... да, но там же меня никто не слышит... — пожала плечами Никки, — понравится ли другим, как я пою в ванной комнате?

— Давай рискнём, у тебя неплохой голос, а я помогу с музыкой, — вкрадчиво сказал Робби. — Что, чувство авантюризма совсем исчезло?

— Давай, Никки, попробуй! — так дружно закричали кругом, что Никки лишь беспомощно поморщилась:

— Вы сами не понимаете, о чём просите.

Но на неё так дружно навалились, что уломали. Вернее, Никки поняла, что легче спеть, чем отвязаться. Она села в уголок и стала под руководством Робби готовиться к сольному выступлению.

Остальные участники с энтузиазмом принялись готовить место для королевского выступления: стаскивать столы вместе, сгребать недопитое и несъеденное, наводить свет всех имеющихся светильников. Считанные минуты — и воздвигнута отличная сцена!

Наконец, Никки собралась с духом и уселась в подаренное Дзинтарой тёмно-красное с золотом бархатное кресло. Четверо мускулистых Леопардов во главе с Джигичем немедленно подняли кресло вместе с королевой и поставили его на импровизированную сцену.

Тонкая фигурка в чёрном платье устроилась поудобнее на королевском троне европейских кровей. Голова с хрустальными волосами склонилась над полированной звонкой поверхностью. Драгоценная деревянная гитара Дзинтары недовольно поёжилась в неумелых руках, но потом пригрелась и присмирела. Никки вплела тонкие пальцы в ещё более тонкие струны и запела тихим голосом:

Уронит ли ветер в ладони серёжку ольховую...

В шумном зале разлилась и воцарилась тишина. Странные слова старинной песни, пронизанные грустью прошлых веков, были неуместны в огромном зале, полном веселящихся людей, прилетевших сюда на космолётах.

Серёжка ольховая выше любого пророчества.Тот станет другим, кто тихонько её разломил.Пусть нам не дано изменить всё немедля, как хочется.Когда изменяемся мы — изменяется мир.

Песня не знала своей неуместности и несовременности, она добиралась до каждого и заставляла его замирать, будто вслушиваясь в голос судьбы.

Прости и пойми, если даже разлюбит любимая,Серёжкой ольховой с ладони её отпусти.

Музыка — тихая и прозрачная, как холодная весенняя капель, заставляла стискивать зубы и затрудняла дыхание.

Серёжка ольховая лёгкая, будто пуховая.Но сдунешь её — всё окажется в мире не так,И, видимо, жизнь не такая уж вещь пустяковая,Когда в ней ничто не похоже на просто пустяк.

Никки закончила петь, но зал безмолвствовал. Она подняла сосредоточенные глаза от гитары, осмотрелась и растерянно сказала:

— Ой!

На глазах у многих слушателей были слёзы.

Две девушки в углу откровенно плакали, и даже Дзинтара вытирала глаза красивым старомодным платком. Джерри тоже стоял в оцепенении, и в его голове навязчивым рефреном звучало: «Прости и пойми, если даже разлюбит любимая...»

Никки оценила ситуацию и неслышно скомандовала Робби. В зале загремела современная бодрая мелодия. Все стали приходить в себя и украдкой отряхивать мокрые ресницы, со смущёнными смешками посматривая друга на друга. Вспыхнули запоздалые аплодисменты, заглушённые ритмическими повизгиванием динамиков.

— Что за оранжировку ты подобрал?! — исподтишка рявкнула Никки на Робби.

— Не кричи на меня, — растерянно буркнул тот, — я сам перепугался... Какие вы, биосистемы, нежные...

Подошла Изабелла с влажными глазами:

— Ты должна быть не королевой, а певицей! И будить в сердцах светлую грусть.

Дзинтара ничего не сказала, просто расцеловала Никки в обе щеки.

Никки, поражённая реакцией слушателей, категорически покачала головой:

— Я никогда больше не буду петь... не хочу дёргать души за ниточки бессознательного... Люди не должны плакать!