Сергей Снегов - Галактическая одиссея Страница 9

- По корабельным законам ничегонеделание, равно как и непредусмотренный отдых во время поиска, - проступок. Выношу тебе за это одно выговор, - постановил я.

На корабль прибыл Нага. Он поздравил со спасением от смертельной опасности одного члена экипажа и попросил поскорей разобраться в происшествии. Волнение не утихает. Все работы прекращены, харены летят и бегут к "Икару", требуя наказания нового "государственного опасника". Объяснений нет, кроме яростного обвинения: "Опасник!"

- Голова кружится! - устало сказал Нага. - Так надеялся, что распутаете загадки, а взамен - чуть не восстание... Возьмите дневник событий, зарегистрированных на Станции. Точность - до одной минуты.

На обзорном экране было видно, что руководитель Станции Космопомощи отнюдь не сгущает тревогу: толпа у "Икара" все прибывала, все исступленней становились прыжки, полеты и беготня.

- Нага, передайте по своим каналам населению, что преступление срочно расследуется, а когда расследование закончится, преступника, или, по-местному, опасника, накажут по всей строгости наших межзвездных законов. К вечеру приговор огласим.

Не знаю, поверили ли Наге, но вскоре возбуждение у звездолета порядком утихло. Впрочем, толпа не поредела и работы не возобновились. Харены, осадив "Икар" лагерем, ожидали возвещенного приговора. Не было сомнений, что буйство вспыхнет вновь, если приговор сочтут слишком мягким.

- Итак, начинаем расследование и выносим приговор, - сказал я. Иван попытался было снова доказывать, что ничего предосудительного не делал, но я оборвал его: - Дело не в том, что ты сам считаешь предосудительным, а что нет. Нас интересует, какое злодеяние обнаружило местное население в твоем невинном ничегонеделании.

Гюнтер подал на экран запись действий и мыслей Ивана. Утро шло как утро, Иван ходил по стройплощадке, задавал харенам деловые вопросы, получал деловые ответы, оплошностей не было, открытий не совершилось, К полудню он взобрался на вершину холма и предался лицезрению окрестностей. Именно в это время автомат на Станции зафиксировал первые признаки беспокойства у харенов. Пейзаж был тускл и безрадостен, Иван стал мысленно его оживлять, фантазия постепенно разыгрывалась, он глядел на песчаную равнину с ее серыми холмами, воображение преобразило ее, она стала почти красивой: желтая звезда превратилась в белую, небо из светло-красноватого - в голубое, на холмах появилась зелень, яркие цветы, высокие деревья, аммиачный ручеек обернулся горной речкой, мы увидели блеск стремящейся вниз воды, шум ее волн... По небу проплывали белые облака - сроду их не бывало на Харене. И, погруженный в свои видения, Иван забыл и о харенах, и об "Икаре", лишь мой удар ногой мигом стер в его мозгу фантастические картины. Следующие записи мыслей - да и действия - полностью отвечали реальности.

- Я замечтался, ребята, - смущенно оправдывался Иван. Так, знаете, хотелось отвлечься!

- Надо было отключить предварительно дешифратор, - сказала Анна. - В этом вся твоя вина. Ты напрасно посвятил туземцев в свои мечтания.

Елена не преминула построить логическую цепочку:

- Возмущение харенов вызвали мысли Ивана, в действиях не было криминала. Но в мыслях были только мечтательные картинки. Стало быть, они и есть причина волнений. Иначе говоря, на Харене мечтать опасно. Отныне надо остерегаться делать туземцев созрителями своих фантазий.

Все это было убедительно уже потому, что других объяснений не возникало. Я попросил Хаяси высказаться. Если есть возможность найти изъян в построениях Елены, Мишель такой возможности не пропустит. Но он согласился с ней. Суть происшествия в том, что мышление харенов совершается одинаково и одновременно у всех. На Харене нет интеллектуального индивида, есть один мыслительный процесс в миллионах копий. Это не может не обеднять постижение мира. У людей общественное сознание существует наряду с индивидуальным и обслуживает общие потребности, отнюдь не вторгаясь в частные. На Харене частное и общее - тождество. Но при бездне индивидуумов мыслить в каждом за каждого возможно, лишь сосредоточиваясь на общем для всех. Выход за эту межу непосилен. Самосохранение принуждает отвергать любые интеллектуальные излишества. Мышление харенов предельно утилитарно. У них и понятия нет об искусстве, например. Поэтические картины Ивана были для них опаснейшей интеллектуальной роскошью. Мышление человека, наоборот, непрерывно ищет выхода за межу грубой утилитарности, оно жаждет интеллектуального богатства, даже неандерталец предавался мечтам, фантазировал, творил примитивные картины, мастерил безделушки. Фантазия, поэтичность, преодоление узкоутилитарного - не здесь ли мощь человеческого мышления? Но для современных харенов такие умственные полеты - гибель.

- Отлично, Мишель! - сказал я. - Подразумеваю твою блестящую речь, а не интеллект харенов. Мне особо нравится, что ты сказал: современные харены. Завтра, стало быть, могут измениться. Итак, преступление Ивана ясно. Наказание, надеюсь, удовлетворит интеллектуальную суровость харенов.

Я пригласил на "Икар" Нагу. Он явился со всей поспешностью: раздраженных долгим ожиданием жителей Харены снова стало охватывать возбуждение. Я изложил наши выводы:

- Вероятно, и тех двух бедняг, Баркая и Науманна, погубило какое-нибудь интеллектуальное излишество. Возможно, они читали стихи, или рисовали картины, или тоже мечтали. Вот что мы вам посоветуем, друг Нага. Снабдите каждый дешифратор фильтром, отсекающим все неделовое, всякие там фантазии, поэзию и прочее. Харены пока эти роскошества не приемлют. Ну а следующие поколения... Их хорошо бы капля по капле выводить за границы утилитарности - может, когда-нибудь станет потребностью то, что сегодня объявляется преступным излишеством.

- А что я скажу о друге Комнине? - с тревогой осведомился Нага. - Они ведь ждут сурового приговора,

- Приговор наисуровейший! Иван Комнин, астромедик и поэт, навеки изгоняется с Харены. Мы, остальные члены экипажа "Икара", проконвоируем его до Латоны, не выпуская наружу из корабля.

Рейс на Харену вышел кратковременным, и для меня это было только приятно. Харена-2 сохранилась в моей памяти весьма грустным местечком. Не я один вздохнул с облегчением, когда за кормой "Икара" стерлась желтая звездочка, именуемая Хареной, и даже в наши сильные телескопы не стала видна небольшая планетка, населенная народом, мыслящим лишь одной головой.

Зато Марек твердил, что мы совершили космический подвиг. Он причислял наш рейс к выдающимся успехам космонавигации. И он считал своим долгом информировать меня при каждом прилете на базу о делах на Харене-2. Так я узнал, что фильтры, поглощавшие все формы фантазии и поэзии, сконструированы и снабженные ими земляне чувствуют теперь себя в полной безопасности - жизнь на Харене-2 уже никому не кажется неприемлемой. И что Леонтий Нага, когда завершились оставшиеся полгода до конца его командировки, добровольно продлил пребывание на Харене-2 еще на три года. И что - очень осторожно и постепенно - стали приучать харенов к некоторым интеллектуальным "чрезмерностям", хотя фантазия, вроде той, что заполнила Ивана во время отдыха, и теперь небезопасны.

- Вы произвели подлинный переворот в бытии харенов! - с воодушевлением доказывал Марек. - Последствия вашего рейса скажутся по-настоящему лишь в будущем, но и сейчас из лексикона харенов исчез этот странный термин: "опасник". Не хотели бы в свободное время прогуляться на эту интереснейшую планетку и воочию убедиться, что вы для нее сделали?

Рассказы Марека нас радовали, но повторять рейс на Харену-2 никому не улыбалось.

Глава четвертая

СУЩЕСТВОВАНИЕ БЕЗ СУЩНОСТИ

Сверхплановых заданий Кнут Марек на этот раз нам не выдал, а плановое было одно: вести вольный поиск в галактическом регионе В-24, то есть, попросту говоря, разрывать аннигиляторами "Икара" пространство в этом расширяющемся конусе Галактики - в нем в общей сложности до миллиарда светил, не думайте, что это такое уж звездное захолустье.

И все-таки, положа руку на сердце, - наш регион был своеобразным захолустьем. Мы проносились сквозь неизведанные районы космоса, снова и снова вторгались в неведомые звездные системы, наносили светила на стереокарты Галактики, изучали планеты, если находили их. И хоть планет встречалось гораздо больше, чем доказывали на лекциях по астронавигации, только одна из тысячи звезд могла похвалиться планетной свитой, и только на одной из тысячи планет мы находили какую-либо форму жизни. "Удивительно безжизненный мир наша Галактика, в ней засилье мертвого вещества!" - уныло выразился Петр, когда писал с Еленой очередной доклад об очередном осмотре очередной планетной системы. После редактирования, проделанного опытной в таких делах Еленой, сентенция эта зазвучала несколько по-иному: "В обследованном по плану космического поиска звездном районе НК-17 галактического региона В-24 материя обнаружена лишь в грубо физической организации, нигде не развившейся до биологических или иных жизнеподобных структур".