Аспен Матис - Самый безумный из маршрутов Страница 9

«Полагаю, тот, что подальше», – сказала я.

Она сказала: «Отлично! Очень хорошо. Хорошо». Затем она повесила трубку.

Таким образом, Джуниор остался в кампусе, в здании, где жила я. Я затолкала все свои платья в плотные мешки для мусора, засунула их туда, как будто это был хлам, вместе с вешалками и всем остальным. Меня быстро переселили в гостиницу колледжа Колорадо. Это было место за пределами колледжа для студентов, которые при размещении вытянули несчастливый билет, или для ребят, которым не то чтобы не повезло, они просто хотели жить одни. Студенты называли ее Дворец из шлакобетонных блоков. Я сама перенесла по одному свои мусорные мешки в новую комнату. На третьем мешке, на полпути между двумя комнатами, руки мои задрожали. Я волочила его еще минуту, затем остановилась, присела на широкий тротуар с этим своим растянувшимся мусорным мешком. На мне были спортивные брюки, которые я не стирала несколько месяцев, запятнанная желтая фуфайка с выцветшей надписью «Colonials» – названием прежней бейсбольной команды моего брата, написанным курсивом.

Когда я перетаскивала свои вещи в новое место, я увидела нескольких человек в зале, но ни одной девушки. Мальчики – там и здесь. Как оказалось, почти все комнаты в этом здании были заняты молодыми парнями. Моим соседом оказался тощий отшельник, который измазал искусственной кровью окно своей комнаты, выходящее в зал. Я надеялась, что больше его не увижу.

Моя новая комната стала моей пещерой среди пещер странных незнакомых студентов: везде было темно и сыро, как в мотеле, скрывающемся в темноте. Белая краска отслаивалась от деревянной крышки унитаза, обнажая выцветшую голую древесину; оставшаяся краска, еще державшаяся на крышке, потрескалась. Она отслаивалась от деревянной поверхности, вздымалась и имела желчно-желтый цвет по краям трещин. Я почувствовала себя такой же грязной, как и это чертовски унылое место.

В спальной комнате лежал ковер с коротким серо-голубым ворсом грубого плетения, частично из искусственного материала, уплотненный у шлакобетонных стен резиновыми накладками черного как смоль цвета. Я лежала на спине на узкой кровати и часами глядела на голый потолок и побеленные шлакобетонные стены. Я размышляла, почему я здесь оказалась, почему я переехала в гостиницу колледжа Колорадо. Я чувствовала себя брошенной, наказанной за то, что я совершила. Меня обманули – это страшное место на самом деле было недалеко от моего прежнего общежития. Оно было за дорогой, за бензозаправочной станцией «Коноко», и всегда скрыто в тени. Здесь не было безопаснее. Я совсем не чувствовала себя безопаснее.

Я лежала там, сердитая и напуганная, понимая наконец, что колледж мне не поможет. Консультант по изнасилованиям не помогла. Родители не могли помочь. Я должна помочь себе сама. Я должна покинуть это место.

Больше всего я думала о матери. Я чувствовала, что она бросила меня.

В своей темной комнате я набрала номер горячей линии Национальной сети по случаям изнасилования, жестокости и инцеста. Раздались гудки, и сразу ответила женщина, не назвавшая своего имени. Горячая линия была анонимной; голос мог принадлежать любой женщине из любого места. Я тоже могла быть никем. Она не будет знать. Поэтому я рассказала ей о травке, моем мимолетном влечении к Джуниору, о его толстых розовых пальцах, о трахании в грудь – обо всем. Я призналась в том, что до изнасилования он мне нравился.

Когда я это говорила, сердце мое колотилось. Поведение мое, должно быть, было ужасным, так могла подумать она. Мама была права – я не умела себя правильно вести. Я сказала ему, что он может трахнуть меня в грудь; все, что было выше моих шортов, я позволила ему целовать. Как я могла хотеть этого? Как я могла довериться насильнику? Как-то смогла. Я воспринимала женщину на горячей линии как священника.

Она несколько часов оставалась на линии, пока я говорила. Она слушала и, пока я плакала, шептала: «Я здесь». Ее незримое присутствие ослабило сильную боль, сковавшую мой желудок. Она сказала мне, что я не виновата в изнасиловании, что я не должна стыдиться и что – это прозвучало очень просто – причина крылась не во мне. Виновными в изнасиловании могут быть только насильники. Виновными в изнасиловании могут быть только насильники. Виновными в изнасиловании могут быть только насильники. Это было правдой. Но мне это было неочевидно. А услышать это от кого-то еще, от профессионала, того, кто может это знать, помогло мне поверить в то, что скоро и я сама поверю в это.

Лопатки у меня на спине распрямились. Я чувствовала, что была ночь, и я заблудилась, но в конце концов нашла дорогу из леса. И что скоро будет рассвет. Он всегда наступает.

Я была невиновной, я была невиновной, я была невиновной.

Начался летний семестр. Я записалась на новые курсы. Это был новый семестр, новый год. Скоро мне исполнится 19 лет. Я постараюсь это отпраздновать. Меня начнут замечать.

На занятиях я занималась теми предметами, которыми хотела. К счастью, они были интересными. Все было не так ужасно. Я сильно старалась быть благодарной и чувствовать облегчение. Я была счастлива. Я вновь была в школе, свободная. Со мной было все в порядке. Все хорошо.

Мои проблемы были решаемыми, незначительными: изучать интересные предметы с умными людьми, сдавать экзамены. Каждое утро чистить зубы и повторять это по вечерам. Не забывать поесть. Спать, когда хочется. Я приходила в класс каждое утро, точно вовремя, готовая к обсуждению. Я читала учебники, смотрела нужные фильмы. Все было регламентировано и понятно, легко.

Я звонила маме и рассказывала ей, как хорошо я училась, как контролировала себя и со всем управлялась.

Она, казалось, проявляла радость, но из-за ее расспросов я выходила из себя. Она объясняла, как мне следует распределять время, чтобы вовремя завершить работу.

Стало теплее, и блестящие от мороза стены оттаивали и становились темными от старой зимней грязи. Я старалась быть радостной. Только я чувствовала себя утомленной и замерзшей.

Весна заблестела буйством кинематографических красок, и я послушно изучала теорию кино, но потом возненавидела эти занятия. Фильмы и критические статьи не захватывали мое воображение. Больнично-белые стены моей спальни угнетали меня. Я могла просматривать фильмы в своей комнате на ноутбуке, но я не могла спрятаться за ними. Мне были нужны другие истории. Мне нужны были истории о побеге.

Я раскрыла перочинный нож. Отец отдал его мне, когда мне исполнилось десять лет. Тогда я была девочкой-скаутом. Лезвие было грязным, липким от серой грязи, хотя я им почти не пользовалась. Я опустилась на колени; стены комнаты сразу стали чисто-белыми и тусклыми. Я открыла ножом коробку с книгами, которые привезла из дома, подписанную «Книги Дебби – личные». Коробка была заполнена приключенческими книгами, которые моя мама мне когда-то читала. И тогда я увидела потертую коричневую обложку книги, засунутой в самый дальний уголок коробки. Это были «Путешествия по Аляске».

У меня перехватило дыхание, когда в темной комнате своей спальни я извлекла ее из той далекой жизни, которую я представляла себе, обнаружив эту книгу, и из той свободы, которую я почувствовала на тропе Мьюра всего лишь несколько месяцев тому назад. Я выглянула в окно и увидела бензозаправочную станцию «Коноко», закрывавшую вид на деревья. Вокруг меня не было признаков природы. Я приехала в этот колледж в надежде быть ближе к природе, рядом с моими любимыми местами для кемпинга, рядом с моими самыми счастливыми воспоминаниями, но ничего этого здесь не было.

Я снова раскрыла «Путешествия по Аляске».

Мне было хорошо, я с нетерпением вновь взяла эту книгу в руки и перечитывала ее всю ночь при свете прикроватного светильника. Мьюр писал: «Идите в лес, ибо там – отдохновение. Нигде нельзя так отдохнуть, как в густом зеленом лесу. Засыпайте, позабыв обо всем плохом».

Рассвело. В тот день я почувствовала себя лучше и в полной безопасности, у меня появилась надежда. Я вспомнила наши семейные походы через осиновые леса вдоль высоких скал, спуски к озерам в долине. Тропы были венами, горный пейзаж – телом, невероятно красивым и юным. Наша семья гармонично вписывалась в лес. Я хотела вернуться туда. К моему дикому племени.

В то утро, в приподнятом настроении, только что закончив перечитывать старый экземпляр «Путешествий по Аляске», я позвонила отцу. Я сказала ему, что у меня была эта книга. Я спросила его, откуда она появилась и что она значила для него и мамы. Может быть, много лет назад, когда они приобрели эту книгу, они бы поняли мое желание бродить среди дикой природы.

Он спросил: «Она у тебя?» Он переспросил: «Мьюр?» А потом сказал, что никогда ее не читал и не знал, что она у них была. Он даже никогда не слышал о ней.

Меня всегда, с самого детства, влекли путешествия, я словно слышала их зов. Я вновь вспомнила о летней радости от свободы – быть одной в горах.