Андреа Рэй - Взрыв. Прошлое. Настоящее. Будущее. Страница 9

Между криками я осыпаю их обоих проклятьями, а вскоре и вовсе перестаю подниматься, просто не вижу смысла и, бросив взгляд на часы, вижу, что прошло полтора часа. Я и правда крепкий орешек.

Через некоторое время из носа течет кровь, и я сплевываю ее Монике на ботинки, но она никак не реагирует. Мне самой противно от того, что я корчусь на полу у ее ног, но я выдохлась. В другое время я размазала бы ее по стенке, но сейчас это явно выше моих сил, а помощи ждать неоткуда. Вскоре до меня доходит, что она специально увеличивает интервалы между пытками: чтобы я не умерла и не потеряла сознание. Кому захочется играть с мертвой игрушкой?

Я больше не могу говорить, а они не требуют ответа, просто продолжают пытать. Я лежу на полу и не могу пошевелиться, а тело бьет крупная дрожь. Вижу дверь, но не запоминаю, как она открылась, зато запоминаю его лицо: бледная кожа, высокие скулы, темные спутанные волосы, открывающие лоб. И холодные голубые глаза с густыми темными ресницами.

Он смотрит сначала на них, потом его взгляд останавливаются на мне, мелькает изумление, а затем я понимаю, что он зол. И не просто зол, он в ярости.

– Что вы делаете? – спрашивает он холодным, как сталь, голосом:

– Пытаемся узнать, где остров. – отвечает Уильям, откровенно гордый собой, а я продолжаю смотреть на вошедшего, потому что не могу ни повернуть голову, ни закрыть глаза.

– С чего вы взяли, что для этого нужно ее пытать? – его вопрос остается без ответа, а сам он походит ко мне и поднимает на руки. – Кто вам позволил так с ней обращаться?

Когда я в его руках, а моя голова лежит у него на груди, мне кажется, что я в безопасности. Глупо, больше нигде не безопасно, но мое израненное тело этого не понимает, а его руки держат меня нежно и крепко, да и мозг слишком перегружен, чтобы искать подвох. Меня даже не волнует, кто он и как его зовут, и я, наконец-то, теряю сознание.

Открыть глаза оказывается труднее, чем я ожидаю, а яркий свет словно выжигает мои веки изнутри. Я вспоминаю, что случилось накануне и понимаю, что нужно как можно скорее выбраться отсюда, и мне, наконец, удается открыть глаза и сфокусировать взгляд.

Я лежу на огромной кровати в большой, невероятно роскошной комнате. Темные деревянные панели на стенах, бархатные шторы зеленого цвета, теплого, словно лестной мох, открыты настежь, а солнце настолько яркое и далекое, что кажется ненастоящим.

Я с трудом сажусь на постели и оглядываюсь. Огромное зеркало в бронзовой раме, еще более огромный шкаф, небольшая софа того же оттенка, что и шторы. Провожу ладонями по бархатному покрывалу, оно на пару тонов темнее, чем софа и шторы, а потом меня осеняет: голые плечи, тонкие бретельки. Я одета в бледно-зеленую атласную ночную рубашку. Что за чертовщина?

Я окидываю взглядом комнату, но из моей одежды осталась только кожаная куртка, висящая на стуле возле окна. Провожу рукой по волосам, рассыпанным у меня по плечам, и понимаю, кто-то вымыл и распустил их, ведь мой шампунь так не пахнет. Меня передергивает. Кто-то раздел меня, помыл, заново одел и уложил в постель. Это кошмарно и абсолютно отвратительно. Я вполне в состоянии сделать все это сама, правда, не на тот момент, но все же.

Если верить солнцу, уже за полдень, и я проспала больше двенадцати часов, потому что энергия волн бьет во мне ключом, а после подобной пытки быстрее я бы не восстановилась. Нужно отсюда выбираться. Копье, надеюсь, до сих в куртке, но не могу же я бежать в ночной рубашке, тем более, без обуви. Пока я лихорадочно пытаюсь хоть что-нибудь придумать, открывается дверь и входит парень, на руках у которого я вчера выключилась.

Рывком натянув одеяло до подбородка, я смотрю, как следом за них заходит девушка с короткой стрижкой, в сером платье и подносом в руках. Опустив голову, она ставит поднос на прикроватную тумбочку и выходит, тихо прикрыв дверь, а я перевожу взгляд на парня. От его пронзительного взгляда у меня по коже бегут мурашки, но его лицо ровным счетом ничего не выражает, словно не лицо, а маска.

Кажется, я знаю, что сейчас будет, пока с пытками покончено. Сейчас он будет изображать из себя добренького и утверждать, что их так называемое руководство понятия не имело, что происходило.

– Ну, вот ты и проснулась.

Его голос мягче, чем в прошлый раз, но это неудивительно, если учитывать, как он буквально клокотал от ярости, наверняка в прошлом стал бы хорошим актером. Я не отвечаю, потому что он и не ждет ответа. Вместо этого он подходит к окну, берет стул с висящей на нем курткой и садится у кровати. – Как тебя зовут?

Странно. Зачем ему это знать? Хотя, наверное, так тебя и заставляют поверить, что ты в безопасности. Парень хмурится и вглядывается в мое лицо.

– Ты меня слышишь? Моника сказала, ты в полном порядке. – я вздрагиваю от звука ее имени, а воспоминания оживают в памяти. Слишком яркие, слишком болезненные. Он поднимается со стула и говорит тихим, вкрадчивым голосом, как с душевнобольной. – Если ты меня слышишь, то не волнуйся, все хорошо, я просто выйду на минуту и приведу Монику, чтобы она все исправила.

– Нет! Стой! – уж если и есть кто-то в этом месте, кого я не хочу видеть больше, чем остальных, так это Монику, поэтому, как бы я не старалась, в голосе слышатся панические нотки. – Не приводи ее, не надо.

Он оценивающе смотрит на меня, словно пытаясь решить в уме какую-то сложную задачу, но садиться обратно.

– Говорить можешь, это хорошо. Как тебя зовут?

Я сглатываю и отвечаю:

– Изабель. – голос тише, и я замечаю, какой он грубый.

– Изабель? – удивленно спрашивает он, и я киваю, а он повторяет, кивая. – Изабель.

Потом бросает взгляд на тумбочку и извиняется, по его словам, он и думать забыл о том, что я голодна. Покосившись на тумбочку, я вижу поднос с завтраком, и чувствую, что и в самом деле проголодалась. Парень встает и направляется к двери, но останавливается, когда слышит мой голос.

– Могу я получить обратно мою одежду?

Он удивленно оборачивается и говорит:

– Не думаю, что это необходимо.

– Я не могу остаться в этом. – с отвращением говорю я, имея в виду дурацкую ночную рубашку.

– В шкафу полно одежды. Поговорим позже.

Он уходит, а я беру с подноса стакан с апельсиновым соком и быстро его выпиваю. Выбираюсь из кровати, но не чувствую никакой боли, что странно. Даже синяков на коленях нет, а я неоднократно падала. Наверняка, целительница. Только зачем тратить силы на какую-то пленницу? Как-то не вписывается в описание Сэма, да, заставить поверить, но лечить? Ничего не понимаю.

Подойдя к шкафу, я открываю его и присвистываю: никогда не видела столько платьев в одном месте. Сказать, что я не люблю платья, я не могу, возможно, в другой жизни, где нет нужды сражаться и убегать, спасая собственную жизнь, я бы их и носила. Но эта жизнь – все, что у меня есть, а в платье и на каблуках тут долго не протянешь, поэтому, следуя соображениям практичности, я нахожу джинсы, которые должны на меня налезть и черную футболку с длинными рукавами, что не так-то просто, потому что в основном одежда маленькая, как будто ее готовили для девочки лет четырнадцати. Впрочем, может так оно и есть.

Только натягивая футболку, я замечаю, что на мне нет медальона, и тихо выругиваюсь. Пару секунд я пытаюсь сообразить, куда он делся, но прихожу к выводу, что его просто забрали, а следом задаюсь вопросом, кому он мог понадобиться. Решив действовать по ситуации, я выдвигаю нижний ящик в поисках обуви, но вижу только босоножки и туфли на каблуках. Когда я уже отчаиваюсь хоть что-то найти, у дальней стенки мелькают высокие коричневые сапоги на плоской подошве со шнуровкой, и я только надеюсь, что они не окажутся малы.

Сев обратно на кровать, я смотрю на принесенный поднос с классическим завтраком: яичница с беконом, хлеб, масло и джем. Правда, о классических завтраках я знаю исключительно из книг, но привередничать не собираюсь. Съев все, жалею, что сразу выпила сок, потому что пить хочется еще больше, а потом вспоминаю про дверь, которую заметила раньше. Едва я захожу, как у меня буквально отваливается челюсть. Абсолютно белоснежная ванная, огромная, по моим меркам, с душевой кабиной из мутного стекла, унитазом, раковиной, полочкой с зеркалом над ней и кучей места на полу. Тут даже спать можно при желании.

Подхожу к раковине и, ни на что, особо, не надеясь, открываю кран, но вода из него течет прозрачная и чистая. Не теряя времени, ловлю струю губами, зажав волосы в кулаке, чтобы не намочить, и, напившись, закручиваю ручку крана и вытираю губы тыльной стороной ладони, но не успеваю ни о чем подумать, как слышу свое имя.

– Ты здесь. – слегка наклоняя голову, произносит парень.

– А у меня есть выбор? – саркастически интересуюсь я.

– Конечно.