Елена Асеева - Сквозь сон Страница 9

До этого прикрытая стеклянная дверь, ведущая внутрь жилища, внезапно и достаточно резко отворилась, пойдя на меня. И я тоже интуитивно шагнул назад, вновь выступив из дома через приоткрытый проем входной двери. Впрочем, немедля вернулся, так как в открывшемся проеме увидел собаку, радостно завилявшую длинным хвостом, опущенным вниз и там загнутом в кольцо. То была крупная собака, напоминающая персидскую борзую, имеющую еще название газелья собака или салюки. Считалось, что на Земле это одна из древнейших пород. Видимо, потому как ученые предполагали возникновение человека на континенте Африка и уже оттуда его распространение по всему миру. И чего его, древнего человека, понесло на север, в холода, так сказать, оставалось для меня не ясным.

Информацию по поводу салюки я знал лишь потому что у моего друга, того самого Влада, жила точно такая собака. Впрочем, эта псина, замершая на миг в проеме, помахивая довольно хвостом, отличалась от собаки Влада ростом (будучи более рослой) и костистостью, прямо-таки сухостью сложения. У нее были длинные, стройные ноги, а короткая, гладкая шерсть смотрелась тигровыми полосами. Вспять того уши (висячие, чуть вскинутые) поросли густой шерстью, а на самом переходе с головы в морду выглядели плотными очесами, будто тут ее забыли состричь.

Я вообще-то равнодушен к собакам, а в детстве их и вовсе панически боялся, будучи когда-то напуганным, но эта псина с удивительными такими голубыми глазами, столь радостно осклабилась мне. И я сам того не ожидая улыбнулся ей в ответ. Она также резво сошла с места и принялась вертеться рядом, обходя меня по кругу, однако, не собираясь выскочить на двор. И, чтобы у нее не возникло такого желания, я схватился за круглую скобу с внутренней стороны, и, дернув дверь на себя, закрыл проем. Псина между тем не просто вертелась подле, а настойчиво тыкалась мордой в ноги Виклины, порой облизывая кожу на них.

– Ну, хватит! Хватит! – несмотря на данное неприятство, довольно миролюбиво сказал я. Осознавая, что проявление таких чувств говорит о том, что и в ответ собака получает не меньшие.

На удивление псина тотчас прекратила свои хождения вокруг меня, и, направившись к проему, что вел из тамбура в комнаты, остановилась как раз на распутье, не прекратив, так-таки, вилять своим кольчатым хвостом на собственном кончике. Тем точно приглашая войти в дом на правах, как говорится его хозяина, точнее хозяйки.

Я, конечно, частенько (что касалось чистоты и порядка) выступал в роли свина, но тут решил не следовать своим привычкам, и, сняв с ножек Виклины кроссовки, поставил их на металлические полки обувницы, лишь затем, подпихнув собаку в зад, вошел внутрь дома.

Теперь оказавшись в небольшой комнате, определенно, исполняющей роль прихожей, впрочем, без как таковых стен и меблировки, где сразу по правую сторону, точно упираясь в стену, поместилась деревянная лестница, уводящая на второй этаж. А как раз напротив входа располагалась комната, прячущаяся за стеклянной, полупрозрачной дверью, за которой оказалась совмещенная ванна и туалет. Она хоть и была небольшой, но за счет минимума цветов, мебели: угловой ванны (довольно-таки просторной), унитаза и умывальника смотрелась вместительной. Блекло-сиреневый цвет стен в ней, казался, был выложен из тонких вертикальных полос кафельной плитки, а пол и потолок оставался деревянным.

Впрочем, я не старался слишком ее разглядывать, и торопливо закрыв дверь в ванную, озираясь, вступил в центральную комнату дома. Это было просторное помещение, где две трети площади приходилось, видимо, на гостиную или зал, а все остальное на кухню. Отгороженная стеной, по правую от входа сторону, кухня, однако, не имела двери, лишь проем, достаточно широкий. Через который на меня глянул деревянный, круглый стол и три стула с квадратной рамой сидения, высокими спинками и изогнутыми ножками. Эта мебель поразила меня своими старинными фасонами, и тут, словно указывающими на средние века. Мебель была массивной и смотрелась тяжелой, а червоточины и потертости ее поверхности с эффектом яркости и структурности красного дерева, однозначно, относили ее к антиквару. Такими же антикварными были стоящие в центре гостиной два плетеных из лозы кресла качалки и дубовый столик с откидными полами. На низких ножках этот столик был по поверхности расписан какими-то растительными и животными мотивами, а мощный подсвечник из бронзы, расположившийся в середине столешницы, удерживал на себе семь лампочек-свечей.

Я же лишь мельком глянул на кухню, отметив в ней средневековую мебель, а после сосредоточился на гостиной, где сразу за столиком и креслами-качалками в стене поместился камин. Это был дровяной камин, потому как рядом лежали в округлой невысокой корзине топливные брикеты (из спрессованных дровяных отходов), в виде вытянутых кирпичиков, с отверстиями внутри и две кочерги.

Камин имел П-образую форму с открытой топкой, будучи не очень глубоким, и расширяясь ограждениями, самим топливником в сторону комнаты. Декорированный темно-желтым гранитом или мрамором, дверцей из кованого металла, он весьма гармонировал с самими (как оказалось и внутри дома) бело-желтыми стенами, сложенными из каменных блоков, деревянным полом и потолком да двумя двухметровыми напольными часами, стоящими по обеим сторонам от топливника. Часы, верно, были механическими, так как на то указывали позолоченные гири и покачивающиеся маятники. Из красного дерева их корпуса украшали арочные, резные фронтоны, а на дисках циферблатов поблескивали тончайшие узоры трав, ветвей и листочков, как и сами римские цифры, двигающиеся часовые, минутные, секундные стрелки, показывающие девять часов пять минут, были золоченными. Впрочем, глянув на камин, занимающий центральную стену в комнате, я подумал, что он не такой уж и большой. И, походу, не столько отапливает жилище, сколько просто создает в нем комфорт, красоту.

Следуя взглядом по этой стене влево, я, миновав часы, остановился на черном пианино с деревянным корпусом расположившемся почти в углу комнаты, а потом исследовал и соседние стены. Не только ту, на которой поместились три стрельчатых окна (не прикрытых и даже малой занавеской) и находящихся между ними настенных полок в виде узкого деревянного кронштейна с закрепленными концами и перемычками, где сами книги располагались не вертикально, а горизонтально, но и на угловую. И вовсе на которой во всю длину, ширину и высоту располагалось нагромождение из маленьких полочек, забитых книгами.

Я еще чуть-чуть медлил, удивляясь такой приверженности книгочтению (оно как сам этим не страдал), а после направился к пианино и книжными полкам, как и понятно, сопровождаемый помахивающей хвостом собакой. Она весь тот срок, что я осматривался, не прекращала тыкаться мне головой в ногу, выражая чувство удовлетворения моему приходу, точнее приходу Виклины. Очевидно, даже не ощутив подмены.

Сдержав шаг возле пианино, напротив полок с книгами, я протянул руку и снял одну из них. Притом приметив, что на самих корешках, как принято в нашей стране, не были помещены данные автора и названия книги. Впрочем, этого не наблюдалось и на обложке, не спереди, не сзади, наверно, потому как переплет книги был изготовлен из натуральной кожи. Книга, не только та, что я держал в руках, но и другие, стоящие на полках, выглядели дорогими, как для самих владельцев, так и по цене. Оно как их обложки смотрелись цельнокроеными, сделанными из одного куска темно-коричневой кожи, хотя местами несколько потертые, будто их читали до дыр, как говорится.

В комнате, доме было очень тихо, несмотря на все еще суетившегося возле меня пса, и чуть ощутимо пахло горьковатым дымом и ароматом ванили, словно на кухни поспел вкусный пирог. Потому, когда я неторопливо открыл находящуюся в моих руках книгу, она слышимо зашуршала сначала кожаным переплетом, затем листами. Книга зашелестела (как опадающая осенью листва), а я в унисон ей оторопел. Так как и на первом листе (более тяжелом, чем те, которые я листал раньше) и на все последующих, увидел непонятные значки, изображающие какие-то прямоугольники, квадраты, кресты, волнистые линии, порой недописанные буквы русского алфавита. Этими символами были исписаны сверху донизу и все остальные листы так, что я понял передо мной книга, написанная на каком-то другом языке. Заинтригованный данным обстоятельств, я торопливо вернул книгу на полку, и снял другу, а потом посмотрел третью, четвертую. И все они, к моему изумлению, были также исписаны этими странными значками. Потому я подумал, что это может и вовсе какие-то дорогие книги, рукописи там…

Ну, к примеру, древнерусские или старославянские летописи.

Хотя, гладкость листьев в книги, их лощенность, белый цвет несколько опровергали мое предположение.