Алексей Жарков - Жуть. Роман-концерт в трёх частях Страница 9

– Желаю здравствовать, – обратился к нему Николай.

– С места не двинусь, – неожиданно ответил старик. – Сам заварил кашу, сам её и расхлёбывай.

Николай не сразу понял, что старец говорит именно с ним. Он даже обернулся, проверить – нет ли кого за спиной.

– С тобой говорю, с кем ещё, – старик бросил на Полесова косой взгляд и поставил под удар очередную чурку.

– Батюшка…

– Не батюшка я тебе, – оборвал его Ветхой и ударил топором так, что Николай даже вздрогнул.

– Горе у нас…

– И поделом! – Старец подтянул выбившуюся бороду. – Чай не святых казнит демон? Хоть и бесовский выродок, но за грехи. Да и город антихристом на костях выстроен, уж потоп в страстях.

Николай опешил, он был уверен, что старик не откажет.

– Что же ты сам не прогонишь демона? Давай, нарядись нынче патриархом и задай бесу порку. Вот потеха будет – два нехристя сошлись, кто кого дюже.

Лицо деда покрывала густая борода – виднелись только глазки и кривой нос. Только по ним Николай едва ли мог определить смеётся стрик или говорит серьёзно. Он всматривался, но разобрать мешали сумерки.

– Я слов нужных не разумею. Обрядов и молитв не ведаю, – осторожно пожаловался Николай.

– Обрядов не ведаешь? А пошто тебе обряды, пошто молитвы?

– Так…

– Думаешь, обряды демону страшны, али слов он каких-то убоится? – Дед снова ударил топором. – Аль будет смотреть он, сколь ты перстов в крестном знамении складываешь? Сколь раз аллилуйю поёшь и как имя господа произносишь?

Старик взял новую чурку.

– Вера важна. Без веры ты хоть всё писание вызубри, хоть в какие рясы нарядись, хоть в какой скит заройся, не услышит тебя господь и не поможет.

Николай не нашёлся, что ответить. Вместо этого он сделал ещё одну попытку уговорить старика, но в замешательстве начал совсем не с того.

– Аз рядился, чтобы мздомцев да казнокрадов обличать. На путь честный направить, людям помочь…

– Мздоимцев? – переспросил Ветхой и ехидно прищурился, – Тех, кому мошну на стол суют?

Николаю сделалось окончательно не по себе. Казалось, он говорит не с дедом, а со своей въедливой совестью.

– Не поеду никуда, вертайся за ворота к своему другу и скажи, чтобы сюда шёл. Поздно уж, у нас заночуете. А утром, чтобы духу вашего здесь не было!

Ещё удар – и щепки бабочками разлетелись вокруг старика.

* * *

За ночь лужи покрылись хрупким льдом. Между стеной и огромной, низкой тучей во всё небо, возникла огненная брешь и осветила нежным утренним светом потрёпанные стены Мартириевой пустыни. Полесов молча подошёл к Макару и стал смотреть на то, как мужик запрягает лошадь.

– А, ну и ладно! – встрепенулся Макар. – Так смердит от того старца, что упаси бог с ним три дня в одной телеге трястись.

Николай угрюмо посмотрел на бородатого мужика.

– Да уж лучше в хлеву, с курями да хряками! – принялся развивать тему мужик.

– Неужто? – раздался строгий голос за спиной Николая, тот быстро обернулся и увидел Ветхоя. Старик был в тяжёлом сером кафтане с сумой через плечо. В нос ударил характерный запах, Макар сморщился:

– Помилуй, господи, мя грешного, дай мне силы вынести… – начал Макар.

– Не поможет, – ехидно отозвался старец, – персты не так складываешь.

– А как надо?! – встревожился мужик, увидев ухмылку своего барина.

– Никак не надо, – ответил Ветхой, чем ввёл Макара в совершенное замешательство. – Видение мне было, поеду с вами.

6.

Необычный туман стоял над Невой. Густой и приземистый. Он заполнил Петербург сизой мглой, превратив улицы в бездонные каналы, кишащие призраками. Тишину предрассветного сумрака нарушали только псы, но лай их не гулял по переулкам и не отражался эхом от стен, а был заперт ближайшим изгибом улицы.

Стены Петропавловской крепости уже второй десяток лет перекладывали: почерневшее дерево меняли на камень. Огромные круглые брёвна, вынутые из старых стен, отлично подходили для расправы с многочисленными грешниками. Миних, прежде занятый только реконструкцией крепости, неожиданно обернулся лютым извергом и устроил в городе беспощадное судилище. Улицы, каналы, площади и набережные наполнились страданиями и ужасом.

По Неве, в синем молочном тумане, плыла небольшая шлюпка. В ней было двое: один с бородой, другой – в синем кафтане, расшитым золотом, в чёрной треуголке и с повязкой до глаз на лице.

– Силён демон, наперёд всё разумеет, – задумчиво сказал Ветхой, перебирая лестовку. – Делай всё, как я тебя научил. И не бойся. Ничего не бойся, что бы ни случилось.

Николай вздохнул и продолжил грести. Во мраке над туманом появился деревянный шпиль собора Петра и Павла, крепость была уже близко. Когда подошли к разобранной стене, лодка стукнулась и развернулась кормой. Человек в треуголке выбрался на землю, перекрестился и тяжело, но решительно, начал перебираться через камни и брёвна во двор крепости. Второй остался в лодке.

* * *

– Всё, как Миних говорил, ты погляди! – дивился солдат инвалидной команды. – Поди и прям ряженый! А ну пшёл, скотина, чай ждут тебя!

Солдат толкнул фальшивого Петра мушкетом в спину.

– И не думай, заряжено. Иди давай, императорское величество. Пшёл!

– Да как ты смеешь, собака?!

– Смею, смею, будьте покойны, величество, уж предупреждены про обман. Пальну и глазом не моргну. К коменданту тебя велено доставить.

Он ещё раз ткнул растерянного Петра, тот ссутулился, поник и повиновался. Они направились по тропинке к небольшому чёрно-белому домику на немецкий манер. Между тем туман начал светлеть. К горизонту с другой стороны уже приближалось солнце.

В это время к разобранной стене подошёл другой человек из шлюпки. Он был одет в плотный серый кафтан и имел бороду, заправленную за пояс и торчавшую колесом на груди. В несколько лёгких и резких прыжков он перебрался за крепостную стену и, разрывая белёсый туман, побежал в сторону соборного шпиля.

* * *

Солдат довёл пленника до нужного здания и крикнул:

– Отпирай, давай.

Охранник за дверью фахверкового домика не спал. Окошко открылось, закрылось, ключ скрипнул в двери, застонали ржавые петли.

– Гляди, кого изловил! Всё, как Миних сказал. «Лжепетра доставить, а старика убить немедля». Во как!

В ответ раздалось мычание и тихая ругань. Впереди была лестница. На десятой ступеньке Лжепётр вскрикнул, схватился за сердце и осел. Стражник растерянно ткнул его мушкетом, ругнулся, пнул пару раз и с удивлением посмотрел в открытые глаза. Треуголка слетела, обнажив белые волосы. Стражник подошёл ближе и сорвал повязку с лица.

– Господь всемогущий!

* * *

Тем временем серый кафтан достиг соборной площади, отобрал у спавшего часового мушкет и хотел было выстрелить в воздух, но оружие дало осечку. В густом тумане порох, забитый с вечера, отсырел. Часовой тем временем проснулся и принялся криками тормошить двор. Через пару минут площадь наполнилась солдатами гарнизона. В центре стоял высокий старец и держал в руках давший осечку мушкет. Его губы перекосило, руки дрожали, но в глазах было что-то горячее.

– Аз есмь царь! Пётр Алексеич Романов! Император всея Руси! – С каждым новым словом огонь в глазах набирал силу. – Псы паршивые, морды поганые заточили меня в монастыре супротив воли, сказавши всем, что я помер. Но вот закончилась невольность, освободился я и хочу порядок установить. Худо дело в государстве российском! Воины! Се пришёл час, который должен решить судьбу Отечества. Вы не должны помышлять, что бьётесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество, за православную нашу веру и церковь. Не должен вас также смущать неприятель, яко близкий, но под личиной человека, за град радеющего, град сей же убивающий своим ядом. Вы сами победами своими былыми неоднократно доказали свою доблесть и преданность. Имейте в сражении перед очами вашими правду и Бога, поборающего по вас; на того Единого, яко всесильного в бронях, уповайте, а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе для благосостояния вашего! Вперёд! За отчизну!

Солдаты слушали, разинув рты от удивления, не успев толком освободить глаза от сна, силясь понять, что происходит. Новоявленный Пётр с бородой ниже пояса двинулся между тем к немецкому домику Миниха. Толпа невольно, как под гипнозом, двинулась за ним.

* * *

Глядя на седую бороду и неморгающие глаза рухнувшего на лестнице пленника, стражник осенил себя крестом, достал нож, поднёс ему ко рту и подержал. Лезвие не запотело.

– Пресвятая богородица, помер!

Он скатился вниз по узкой лестнице, громко обругал охранника у двери, и они вместе убежали в туман. Наступившую тишину нарушил резкий вдох. Мёртвый ожил, поднялся, отряхнулся, поправил бороду, запер дверь изнутри и, сжав лестовку, направился в покои Миниха.