Александр Тебеньков - Ходовые испытания Страница 9

А второй раз я погиб на Венере. По собственной дурости. Едва-едва начал привыкать к своим новым возможностям и решил, что мне уже ничего не страшно и все дозволено. Захотелось мне – так, из пустого любопытства заглянуть в кратер действующего вулкана, и я самонадеянно решил пролететь прямо над ним. До той поры вулкан мирно дремал, истекая газами, никаких признаков близкой опасности я не видел. Но он как будто подкараулил и швырнул в меня серию своих вулканических бомб. Сбил меня влет, как вальдшнепа на вечерней зорьке. С высоты почти трех сотен метров я упал на внешний склон и катился по нему еще, наверное, столько же.

И опять Пришельцы воскресили меня. Нет, они не лечили, не истязали мое тело скальпелями, иглами и зондами, а воссоздали заново.

Пришельцы практически бессмертны. Их наука регенерации вот уже на протяжении многих десятков тысяч лет может воссоздавать точнейшие копии организмов буквально из ничего – достаточно, чтобы от него сохранилась мизерная часть, хоть небольшой кусочек органики. Но обязательно – мозг. Пусть поврежденный, но мозг. Иначе после регенерации получится просто взрослый младенец.

И вот, когда клетки старого тела изнашиваются, Пришельцы с легкостью, как мы шьем костюм в ателье, меняют его на новое, сохраняя, разумеется, полностью интеллект, память, все свои привычки и внешность – все свое «я». И вдобавок наделяют новые тела такими возможностями и способностями… Они могут летать без всяких аппаратов, правда, на короткие расстояния, не больше трехсот километров, прекрасно обходятся без воздуха, переносят громадный диапазон давления и температуры. Я, например, был на поверхности Венеры без скафандра…

В детстве, катаясь на коньках, я сломал ногу. Открытый перелом – неприятная штука, на всю жизнь у меня остался шрам на голени. И что интересно, мое новое тело украсилось таким же шрамом и на том же самом месте. Помню, меня больше всего поразило именно это, а не мысль, что я уже не человек. У нас, на Земле, таких существ, чисто умозрительно, конечно, называют киборгами…

– Значит, ты… – Валек смотрел на меня расширившимися от удивления глазами, словно человек, которому сказали, что красивенькая стекляшка у него в руках на самом деле уникальный бриллиант «Великий Могол» или, допустим, «Кох-и-Нор».

– Да, – я кивнул. – Но плата за это соответствующая. На Земле мне жить нельзя. Меня, как сам понимаешь, уже вычеркнули из всех списков. Только вот так, как сейчас, тайком и не очень долго, чтобы случайно себя не выдать. Я еще совсем неопытный конспиратор.

– Киборг, – он произнес это слово медленно, почти по слогам, вроде бы осматривая его со всех сторон, пробуя, прикладывая его ко мне. – Ты – кибернетический организм, – он покачал головой.

– К этому надо привыкнуть – вот и все. – Я – есть я, и чувствую себя самим собой. Ну, разве что могу несравнимо больше, чем… – я остановился, потому что увидел, что он не слушает меня.

– Черт возьми, ну и здорово же! – Он заговорил, мечтательно глядя куда-то вдаль, сквозь стены своей квартиры, и чувствовалось, что он видит сейчас простодушно и восторженно великолепнейшие картины братания двух миров, народные ликования с факельными шествиями, салют из ста двадцати восьми орудий и алую ковровую дорожку на серых бетонных плитах, ведущую к трибунам.

– Валек! – я потормошил его за плечо. – Валек, не увлекайся. Ничего этого не будет. Ура-романтизм хорош только в мечтах, на деле с ним можно наломать таких дров!.. Контакта, в том смысле, что ты понимаешь, не будет.

– Ты что? Ты… серьезно?! – Он даже привстал.

– Серьезней некуда. Они, Валек, уже без малого столетие как ходят по Земле. Наблюдают, анализируют…

– Чего они ждут? – перебил меня Валентин.

В возбуждении он сорвался с места и снова принялся мерить комнату из угла в угол. Размахивая руками, он не спрашивал, он требовал ответа:

– Как это понимать? Почему они не придут к нам прямо и открыто? Не скажут, что они здесь, среди нас?! Почему они не сделали это сразу? Или они боятся нас? Или мы их интересуем только как объект для наблюдений? Или… Да что же ты молчишь? Скажи, почему?

Он остановился передо мной, не в силах сдерживать негодование и обиду:

– Ну, скажи, объясни, в чем дело?

– Валентин! – как можно тверже сказал я и посмотрел ему прямо в глаза. Он, послушный моей воле, вдруг обмяк, сник, добрался, волоча ноги, до стула и сел, закрыв глаза. Потом поднял руки, словно загораживаясь от меня. Мысленно я снял с него напряжение. Он пришел в себя, опустил руки и криво улыбнулся, глядя куда-то в сторону полуоткрытыми глазами.

– Черт, ну и денек!.. А с гипнозом у тебя здорово получается. Прямо мозги прочистил. – Он испытующе посмотрел на меня. – Это они тебя научили?

Ну что ж, пора, наверно, и показать кое-что.

Я сосредоточился.

«ЕСЛИ НЕ ВОЗРАЖАЕШЬ, Я ПОКАЖУ ТЕБЕ ЧТО-НИБУДЬ».

Глаза его, устремленные на меня, вдруг потухли, он как бы обратил их внутрь себя, где раздавался этот странный, лишенный интонации и тембра голос. Я помню, какое впечатление эта штука произвела на меня в первый раз.

– Что это? – прошептал он.

«ТЕЛЕПАТИЯ, ВАЛЕК».

– Правда?

«КАК СЛЫШИШЬ. ВПРОЧЕМ, НЕВЕРНО, ТЫ НЕ СЛЫШИШЬ, ТЫ ВОСПРИНИМАЕШЬ МОЮ ТЕЛЕПАТЕМУ».

– А что еще? Что еще ты можешь?

Изволь, я покажу тебе и нечто другое. Телепатия – детские игрушки, забавный пустячок, вызывающий у тебя жгучий интерес своей скандальной популярностью. А что ты скажешь сейчас?

Я огляделся, подошел к торшеру, выдернул вилку из розетки и, щелкнув выключателем, взялся двумя руками за ее контактные стерженьки…

Надо было видеть его лицо в тот момент, когда торшерная лампочка вдруг загорелась. Сначала вполнакала, потом все ярче и ярче, пока, наконец, не вспыхнула ярким, пронзительным светом и не перегорела, рассыпав спиральку искрами.

Но и это, мой друг, тоже всего лишь пустячки.

– Смотри!

Я подошел к окну. Мой палец легко прошел сквозь стекло, оставив аккуратное круглое отверстие.

– Смотри!!

Карандаш, взятый с письменного стола, воспламенился в моей руке. Пламя, бледное в свете дня, мгновенно охватило его целиком. Не осталось ничего, кроме пепла. Даже грифеля. Держа пепел на ладони, я посмотрел на Валентина.

Можно не продолжать, он уже все понял сам.

– Это ужасно! – Он содрогнулся. – Ужасно! Они правы, они тысячу раз правы! Ведь если это попадет к нам в руки…

– То-то и оно! – я стряхнул пепел в цветочный горшок и снова сел на диван. – Все, Валек, просто, как апельсин. Они высадились на Земле в девятьсот четвертом… Они видели первую и вторую мировую. Хлор и иприт, танки и дредноуты, автоматы и реактивная артиллерия, ковровые бомбежки и «оружие возмездия»… Как ты думаешь, этого достаточно, чтобы проникнуться уважением к нашей цивилизации? Так ведь нет, потом были напалм и «эйч-бамб», баллистические ракеты и нервно-паралитические ОВ. На пороге лазеры и лучевое оружие, в самой ближайшей перспективе – управляемые землетрясения и разверзнутые хляби небесные… Ничего себе букетик, приятно глянуть!.. Ты скажешь: мир разделен на две противоборствующие системы. Правильно, старое всегда враждебно к новому. Одни вооружаются – другие, чтобы защититься, вынуждены делать то же самое. А в итоге – разум треть своих усилий, а то и больше, я не знаю, тратит на уничтожение себе подобных. Хорошая рекомендация для Галактики, не правда ли, Валек?.. Вот и суди сам. Знания Пришельцев не принесут сейчас людям ничего, кроме несчастья. Всему свое время… Заметь, я не обладаю и десятой частью их чисто физических возможностей, да что там – сотой частью! – я еще учусь, но поверь, я один смог бы, наверное, превратить Землю в безжизненную пустыню.

Он судорожно сжал ладонями виски и несколько секунд сидел неподвижно. Потом поднял глаза и с надеждой посмотрел на меня:

– Но могут же они, не передавая ничего опасного для нас, просто объявиться?

– Зачем?

– Н-ну… хотя бы для одного того, чтобы показать нам, что мы не одиноки во Вселенной… И потом, почему обязательно оружие? Ведь можно найти какие-то нейтральные области: космогонию, астрофизику, биологию, наконец! Да то же самое бессмертие!

Я усмехнулся.

– Хорошо. Допустим, нашли мы эти нейтральные области. Если нашли… Потому что космогония и астрофизика сведутся к гравитационным бомбам, а земные биологи, кстати, и так уже поговаривают о генетическом оружии. А скажи мне, какое правительство откажется от бессмертных солдат, особенно, если учесть нынешнюю ситуацию на Земле?

– А если они, не открываясь, просто помогут нам?

– В чем? Как?

– Ведь мы и сами не сидим сложа руки! Так пусть помогут покончить со всем этим… со всеми нашими бедами, с войнами, голодом, болезнями, невежеством… – он вдруг осекся, взглянув на меня.