Скорость тьмы - Элизабет Мун Страница 9

«Хотя бы» означает «не меньше чем с двумя».

– Хорошо, – говорю я.

У нас по два длинных клинка: шпага и рапира. Поначалу, когда я дрался с двумя клинками, они бились друг о друга. Потом я попытался держать их параллельно. Таким образом они не перекрещивались, но Том легко отводил их в сторону. Сейчас я научился держать клинки под разным углом и на разном уровне.

Мы кружим сначала в одном направлении, потом в другом. Я стараюсь помнить все, чему учил Том: как ставить ноги, как держать клинки, как отражать разные удары. Он делает выпад, я поднимаю оружие в левой руке, чтобы парировать удар, одновременно нападаю сам, Том защищается. Совсем как танец. Шаг-шаг-выпад-блок-шаг. Том говорит, что нужно менять тактику, быть непредсказуемым, но последний раз, когда я наблюдал за ним со стороны, я заметил, что перемены в его тактике тоже цикличны. Если продержусь достаточно долго, он вернется к началу.

Я вдруг слышу величественную музыку – танец из «Ромео и Джульетты» Прокофьева. Музыка звучит в голове, и я двигаюсь в ее ритме, замедляя движения. Том замедляется вслед за мной. Теперь мне ясна закономерность – последовательность длинная, но ходы Тома не спонтанны. Я иду по его цепочке под свою музыку, следую за ним, парирую удары, ищу слабые места в защите. В какой-то момент я знаю, что он будет делать дальше, моя рука сама собой замахивается, и я колю в голову сбоку. Касание отдается в кисти и руке.

– Попал! – говорит Том. Музыка прекращается. – Ничего себе! – восклицает Том, тряся головой.

– Я слишком сильно ударил, извини! – говорю я.

– Нет-нет, нормально. Хороший, чистый удар, ловко обошел защиту! Я даже близко не смог бы отразить твою атаку!

Том широко улыбается под маской.

– Я же говорил – ты растешь! Давай еще разок!

Я не хочу делать людям больно. Меня долго не могли заставить дотронуться до человека достаточно сильно, чтобы тот почувствовал. Мне до сих пор это не нравится. Не нравится разгадывать чужую схему и вносить изменения, становясь ее частью.

Том торжествующе поднимает оба клинка, они вспыхивают на солнце. Я ослеплен яркостью и скоростью света.

Отблеск гаснет. Какова все же скорость тьмы? Тень не быстрее предмета, который ее отбрасывает. Ведь так? На этот раз я не слышу музыки, я вижу повторяющийся узор света и тени – он движется, кружится, световые дуги и спирали на темном фоне.

Я танцую на кромке света и за его пределами и вдруг ощущаю давление и вибрацию в руке. Одновременно с этим чувствую сильный толчок в грудь – Том уколол меня острием.

– Туше! – говорю я тоже, и мы оба отступаем, признавая обоюдное поражение.

– Ай-ай-ай!

Отвожу взгляд от Тома и вижу, как Дон согнулся, схватившись за спину. Он ковыляет к стульям, однако Люсия, опередив его, вновь садится рядом с Марджори. Почему я все это замечаю? Почему мне важно? Дон останавливается, все еще согнувшись. Свободных стульев больше нет, потому что подошли другие фехтовальщики. Дон опускается на каменные плиты, кряхтя и постанывая.

– Надо завязывать! Я слишком стар, – говорит он.

– Ты не стар, – возражает Люсия, – ты просто лентяй.

Не понимаю, почему Люсия так неприветлива с Доном. Они ведь друзья; друзей нельзя обзывать, только если в шутку. Дон не любит разминаться и много жалуется, но ведь он все равно остается другом.

– Эй, Лу! – говорит Том. – Ты убил меня, потом мы убили друг друга, теперь я хочу отыграться!

Пусть слова и сердитые, но голос добрый, и Том улыбается. Я вновь вскидываю клинки.

На этот раз Том делает то, чего никогда не делал раньше, – резко атакует. Я не успеваю вспомнить, как он учил реагировать на резкие атаки, отступаю, и поворачиваюсь вокруг своей оси, отталкивая его клинок своим, и стараюсь уколоть его в голову рапирой. Однако он двигается слишком быстро, я промахиваюсь, он в свою очередь взмахивает рапирой над головой и бьет меня по макушке.

– Попался! – говорит он.

– Это ты как сделал? – спрашиваю я и быстро поправляю себя: – Как ты это сделал?

– Коронный прием для турниров! – отвечает Том, сдвигая на затылок маску. – Один противник проделал его со мной двенадцать лет назад, я пошел домой и тренировался, пока не освоил его на болванке… Вообще-то, он для соревнований, но ты вполне готов. Есть один секрет…

Том улыбается, по его лицу стекает пот.

– Эй! – кричит Дон с другого конца двора. – Я не рассмотрел! Повтори-ка!

– В чем секрет? – спрашиваю я.

– Ты должен сам понять. Можешь пользоваться моей болванкой, но я тебе больше ничего не покажу. Скажу лишь, что, если ошибешься, а противник не потеряет голову, ты труп! Ты видел, как легко отразить удар левого клинка!

– Том, ты мне этого не показывал – повтори! – настаивает Дон.

– Ты не готов, – отвечает Том. – Еще не заслужил.

Тон у него сердитый, совсем как у Люсии. Чем Дон их рассердил? Не размялся сегодня и быстро устает – разве это повод? Сейчас нельзя спрашивать, спрошу позже.

Снимаю маску и подхожу к Марджори, встаю рядом. Сверху видно, как блестят на солнце ее черные волосы. Если двигаться вперед-назад, свет пробегает по волосам туда-сюда, как по лезвию клинка Тома. Интересно, каковы на ощупь ее волосы.

– Садись на мое место! – говорит Люсия, поднимаясь. – Я еще пофехтую!

Я сажусь, всем телом ощущая, что Марджори сидит рядом.

– Будешь сегодня фехтовать? – спрашиваю я.

– Нет, мне нужно уйти пораньше. Прилетает моя подруга Карен, и я обещала встретить ее в аэропорту. Я заехала просто повидать… вас всех.

Я хочу сказать, что рад, что она заехала, но слова застревают во рту. Я чувствую себя неуклюжим.

– Откуда прилетает Карен? – наконец спрашиваю я.

– Из Чикаго. Она навещала родителей. – Марджори вытягивает ноги. – Она собиралась оставить машину в аэропорту, но проколола шину по дороге. Поэтому мне нужно ее встретить.

Она поворачивается ко мне, я смотрю на нее, и мне жарко от ее взгляда.

– А ты надолго сегодня?

– Не очень, – говорю я.

Если Марджори уезжает, а Дон остается, я поеду домой.

– Хочешь прокатиться со мной в аэропорт? Потом привезу тебя сюда – к твоей машине. Правда, ты вернешься позже, чем обычно: самолет приземлится не раньше десяти пятнадцати.

Прокатиться с Марджори? Я настолько удивлен и счастлив, что долго не могу пошевелиться.

– Да, – говорю я. – Да.

Лицо горит.

По пути в аэропорт смотрю в окно. Я легкий, кажется, вот-вот воспарю.

– От счастья становишься легче, – говорю я.

Ощущаю