Кровавое Благодаренье (СИ) - Большаков Валерий Петрович Страница 9

Синти прерывисто вздохнула.

— Джек очень ценил вас, Рита… — в ее голосе дрожали слезы. — И был категорически против идиотских предложений коллег надавить через вас на Миху. Он мотивировал свой запрет воздействия тем, что вы очень благотворно влияете на Михаила, как «замедлитель в ядерном реакторе», что вы… как бы направляете его энергию в мирное русло… А если с возлюбленной что-нибудь случится, то Миха пойдет вразнос, и тогда многие узрят Азраила… Я знаю, что это Михаил заказал Бжезинского израильтянам, но не догадывалась, почему, какие мотивы им двигали? Но именно этот факт навел меня на мысль, что Миха подставил Джека из мести. Ох… Маргарита, ваш муж наверняка рассказывал вам, почему он так ненавидит мою страну и мой народ? Расскажите, мне важно это знать, я хочу лучшего будущего!

Рита помолчала, задумчиво водя пальцами по губам.

— Будущее… — медленно выговорила она. — Миша рассказал мне однажды, давно уже, что случится после мегатеракта… Не всё, а лишь один-единственный случай, когда предателей в Ливии поддержало НАТО, начало бомбить страну — и режим Каддафи, этого «Бешеного пса пустыни», пал. Стабильность и благополучие оказались вычеркнуты из жизни, страну ввергли в хаос; единая при полковнике Каддафи Ливия развалилась, начались остервенелые междоусобицы, но вся мерзость тех событий сфокусировалась для меня в смерти вождя… По дороге из Сирта натовцы расстреляли машину Каддафи, а самого Муамара, раненого, оттащили в пересохший арык. Там его и забили до смерти — ногами, палками, арматуринами… А Хиллари Клинтон, госсекретарь США, смотрела на видео, как мятежники убивают полуживого старика — и визжала от удовольствия, бурно хлопая в ладоши… Вот, скажите мне честно, Синти, как после этого относиться к вашей стране, к вашему народу?

Излагая Мишин рассказ о грядущем беспределе, Рита следила за реакцией Даунинг. Вдова, похоже, испытывала мучительный стыд и беспомощный гнев. Опустив глаза, Синти кусала губы.

— Простите… — забормотала она. — Я тут… наговорила лишнего о Михе и… Я… Я планировала через вас выйти на Михаила, но… Узнала всё, что хотела. Последний вопрос. Скажите, у вашего мужа не простой радиофон? — Рита покачала головой. — Ага, я так и думала… Тогда… Передайте ему мою маленькую просьбу. Пусть он позвонит мне, когда сможет. Ладно?

— Ладно, передам, — Рита утвердительно склонила голову. — Шифр вашего радиофона?

— Нуль-один-семь-два.

— Шифр Миши — три нуля-три.

— Спасибо за доверие… — прошелестела Синти, благодарно складывая ладони.

Глава 3

Воскресенье, 3 декабря. День

Щелково-40, улица Колмогорова

Откровенно говоря, я замаялся! Юля вдохновенно гремела посудой на кухне, сочиняя сборную солянку, а мне достался пылесос — и все ковры. Ладно, согласен — сам же подписался, но рука просто чесалась, прося обычный веник, чтобы хоть раз наподдать Коше. Нашел время линять!

Новая шерстка, густая, шелковистая, прямо лоснится, зато старая, тусклая и нездоровая, лезла со зверя неопрятными клочьями, хоть валенки валяй. Было у меня страстное желание выгнать этого мерзкого старикашку за дверь, пусть там с него сыпятся песок и шерсть, да куда там! Лея грудью встала на защиту чести и достоинства «котика»…

«Ладно, — смирился я, — тогда вот тебе гребешок — вычесывай своего любимчика!»

Худого слова не скажу — малышка взялась за порученное дело весьма рьяно, но кот все равно носился по всему дому. Именно носился — с гулким топотом и громким мявом, и вид у животного был малость ошалелый.

А ведь какую-то неделю назад еле таскался из гостиной на кухню и обратно, на диван не запрыгивал, как в разгульной молодости — с трудом влезал, только что не кряхтел с натуги!

Некие смутные подозрения зареяли у меня, когда Коша завел себе любовницу. Сперва зверюга отметелил соперника, толстого соседского Барсика, а затем долго гонял строптивую Мурку, пока не зажал кисулю под сосной…

Брезгливо кривясь, я поснимал со щетки пылесоса клочья пуха, и критически осмотрел ковровую дорожку. Вроде, чисто…

— Па-ап… — Юля поманила меня пальцем. — Пойдем, что-то покажу… Только — тс-с!

Мы подкрались к дверям детской, и заглянули внутрь. Коша лежал пластом на кроватке Леи, жмурясь и мурча, а девочка гладила его… Э, нет, это вовсе не ласки!

— Спокойно! — шепнул я Юлиусу, и храбро зашел в гости. — Привет, Лея! Лечишь, как доктор Айболит?

— Ага! — мажорно заулыбалась дочечка. — Котику больно было — вот тут, под спинкой! Там такие две дольки, как в мандаринке, а внутри у них камешки…

«Мочекаменная болезнь! — дошло до меня. — Старые коты часто от нее страдают. Мог бы и сам догадаться!»

— А что ты сделала с камешками? — я сел рядом с Кошей. Тот и вовсе замлел — в две руки гладят, мур-мур-мур…

— А я их растерла! — с милой улыбкой сообщила Лея.

— Молодчинка! — похвалил я. — Вон, как забегал, старый хрыч!

— Котик уже не такой старенький, папочка!

— И доктора своего любит сильно-пресильно, — бархатисто сказала Юля, изгибая бедро и плечом упираясь в притолоку. — Бегает везде за тобой, как цыпленок за курицей!

— Ага! — радостно согласилась Лея. — И спит у меня под кроватью! Мне теперь ночью не так страшно…

— Ты боялась спать одна? — огорчился я.

— Нет-нет, папочка! — девочка подползла ко мне на коленках, и обняла со спины. — Я же знаю, что бабаек не бывает…

— Ладно, бабайки, — мягко улыбнулась старшенькая, будя первые материнские позывы, — пойдемте кушать!

— А котик тоже с нами будет? — поинтересовалась младшенькая.

— А как же! Выделим этому обжоре целую сарделину!

Лея заливисто рассмеялась, соскочила с кровати и затопала в коридор, весело крича:

— Кошечка, пошли обедать!

Кот выбежал следом, задирая хвост — дескать, всегда готов. Юля проводила парочку взглядом, и сказала громким шепотом:

— Пусть бабу Лиду омолодит!

— А вдруг линять начнет?

Хихикая, мы зашагали к кухне, откуда доносилось требовательное мяуканье и строгий голос Леи, увещевавшей Кошу:

— Ты же хоро-оший котик? Чего ж ты такой прогло-отик?

— Па-ап… — негромко вытолкнула Юля, тискаясь ко мне. — Хорошо, правда?

— Очень! — чистосердечно признался я.

Понедельник, 4 декабря. Утро

Москва, Старая площадь

Наспех разобравшись с делами в институте, я помчался на Старую площадь. Терпеть не могу суеты — она родительница неразберихи, но прогуливать полдня мне тоже не было позволено. Пока.

Марчук, секретарь ЦК КПСС, у которого я в замах, деликатно намекнул: «Вы, Михаил Петрович, можете и вовсе не являться в отдел — сам, знаете, мечусь между Институтом вычислительной математики и ЦК! Просто работа должна быть сделана. Вы только обождите немного, месяцок или два, обвыкните, станьте своим…»

И я торжественно обещал Гурию Ивановичу не наглеть. По крайней мере, первые месяцы…

…Скользнув глазами по бронзовым буквам «Центральный Комитет КПСС», тускло блестевшим над массивными дверями, я зашагал дальше. Парадный вход только для секретарей ЦК, а простым членам положено топать к другому подъезду.

Впрочем, и там за порогом меня встречали два вежливых охранника из «девятки». Внимательно изучив мое удостоверение, они молча кивнули, причем, в унисон. Наверное, их специально учат быть, как все. Зря, что ли, похожи, как клоны?

Я непринужденно пересек гулкий холл, нашаривая в кармане маленький ключик — лифты в ЦК с подвохом… Можешь до посинения давить кнопку вызова — бесполезно. Зато…

Я вставил ключ в щелочку и повернул. Лифт то ли спустился с верхних этажей, то ли поднялся с подземных, сугубо засекреченных, и — вуаля. Вам на третий? Извольте!

Покинув кабину, я зашагал по тихому коридору, бесшумно уминая красную ковровую дорожку-«кремлевку» (и вспоминая Кошу). Мой статус заместителя секретаря ЦК КПСС и заведующего сектором отдела науки и учебных заведений был по доходу и почету близок к рангу министра, но этаж-то всего лишь третий…