Жюль Верн - Вверх дном Страница 9

Хотя самый полюс и не лежал на столе оценщика, зато на виду у всех заинтересованных висела большая карта, на которой очертания арктических областей были обведены яркой краской. По восемьдесят четвёртой параллели, на семнадцать градусов выше Полярного круга, шла отчётливая красная линия, ограничивающая ту часть земного шара, которая по предложению Арктической промышленной компании была пущена в продажу. Возможно, она представляла собой море, покрытое ледяной корой весьма значительной толщины. Но это уж дело покупателя. Во всяком случае, обмана тут быть не могло: всякий видел, что он покупает.

Ровно в двенадцать часов из маленькой резной двери в глубине зала вышел оценщик Эндрью Р. Джилмор и занял место у своего стола. Аукционист Флинт, известный своим громоподобным голосом, раскачиваясь, как медведь в клетке, тяжело прохаживался вдоль решётки, за которой была публика. Оба заранее предвкушали, какую огромную сумму положат они себе в карман в виде процента с продажи. Само собой разумеется, что покупка должна была производиться на наличные деньги, «cash», по выражению американцев. Как бы велика ни оказалась сумма, вырученная от продажи, она целиком передавалась в руки делегатов тех государств, которые не станут владельцами продаваемой области.

И вот в зале что было мочи зазвонил колокольчик и оповестил всех, собравшихся снаружи, так сказать urbi et orbi[21], что торги начались.

Какой торжественный момент! Во всём квартале, во всём городе дрогнули сердца. С Болтон-стрит и прилегающих улиц в зал донёсся отдалённый гул взволнованной толпы.

Эндрью Р. Джилмору пришлось подождать, пока волнение собравшихся уляжется, чтобы начать свою речь.

Наконец он встал и окинул собрание взглядом. Затем скинул пенсне и начал несколько взволнованным голосом:

– По предложению федерального правительства и с согласия государств как Нового, так и Старого Света назначается в продажу целым куском некая недвижимость, расположенная вокруг Северного полюса, ограниченная восемьдесят четвёртой параллелью и состоящая из материков, морей, проливов, островов, островков и ледяных торосов, со всем, что там есть твёрдого и жидкого.

Затем он указал на карту, висевшую на стене:

– Соблаговолите взглянуть на карту, составленную на основании самых последних данных. Как вы видите, общая площадь всего этого участка равняется, весьма приблизительно, четырёмстам семи тысячам квадратных миль. Для удобства продажи оценку решено производить из расчёта одной квадратной мили. Поэтому при надбавках один цент будет означать в круглых цифрах четыреста семь тысяч центов, а доллар – четыреста семь тысяч долларов. Пожалуйста, потише!

Эта просьба была не лишней, так как нетерпение публики выражалось громким шумом, который оценщику было трудно перекричать. Благодаря вмешательству аукциониста Флинта, голос которого звучал не слабее корабельной сирены во время тумана, спокойствие было отчасти восстановлено, и Эндрью Р. Джилмор получил возможность продолжать свою речь:

– Прежде чем приступить к торгам, я считаю своим долгом напомнить одно из условий продажи, а именно: полярная недвижимость поступает в полную собственность купившего и не может быть оспариваема продавшей стороной в пределах восемьдесят четвёртой параллели северной широты, независимо от каких-либо перемен в географическом или метеорологическом состоянии земного шара.

Опять эта имевшаяся в объявлении странная оговорка, которая, возбуждая шутки одних, у других будила подозрения!..

– Аукцион открыт! – прозвучал голос оценщика.

И, взмахнув молоточком слоновой кости, он по привычке прогнусавил обычное вступление к аукциону:

– Квадратная миля за десять центов!

Десять центов – то есть одна десятая часть доллара – это означало сумму в сорок тысяч семьсот долларов за всю арктическую недвижимость.

Однако оценка Эндрью Р. Джилмора была сразу же перекрыта Эриком Бальденаком, выступавшим от лица датского правительства.

– Двадцать центов! – сказал он.

– Тридцать центов! – сказал Якоб Янсен от лица Голландии.

– Тридцать пять! – сказал Ян Харальд от лица Скандинавии.

– Сорок, – сказал полковник Борис Карков от лица всей России.

Это уже составляло сумму в сто шестьдесят две тысячи восемьсот долларов, а между тем торги только начинались.

Надо заметить, что представитель Великобритании до сих пор ещё не сказал ни слова и даже не раскрыл плотно сжатого рта.

Уильям С. Форстер, владелец тресковых складов, тоже сохранял непроницаемое молчание. Он, видимо, был всецело погружён в чтение «Ньюфаундлендского Меркурия», где печатались сведения о товарах и о ценах на всех американских рынках.

– Сорок центов за квадратную милю! – соловьём заливался Флинт. – Сорок центов!

Четверо коллег майора Донеллана переглянулись. Неужели они исчерпали свои кредиты уже в самом начале борьбы? Неужели дальше им придётся молчать?

– Ну, ну, – снова заговорил Эндрью Р. Джилмор, – сорок центов! Кто больше? Сорок центов! А ведь этот полярный колпачок стоит подороже…

Казалось, он вот-вот добавит: «полярный колпачок из чистопробных вечных льдов».

Но тут датский представитель объявил:

– Пятьдесят центов!

А голландский делегат надбавил ещё десять.

– Квадратная миля идёт за шестьдесят центов! – выкрикнул Флинт. – Шестьдесят центов! Никто не надбавит?

Эти шестьдесят центов уже составляли почтенную сумму в двести сорок четыре тысячи двести долларов.

Собрание приветствовало надбавку Голландии одобрительными возгласами. Вот странное и вместе с тем частое явление: бывшие в зале бедняки с пустыми карманами, без гроша за душой, казалось, были больше всех увлечены этой схваткой долларов.

Между тем, как только выступил Якоб Янсен, майор Донеллан поднял голову и посмотрел на своего секретаря Дина Тудринка. Но тот сделал едва уловимый отрицательный знак, и майор так и не раскрыл рта.

Уильям С. Форстер не отводил глаз от своих рыночных отчётов и делал карандашом пометки на полях.

А Дж.Т.Мастон, в ответ на улыбку миссис Эвенджелины Скорбит, лишь кивнул головой.

– Ну, ну, нельзя ли поживее! Что мы так тянем? Слабо, слабо… – повторял Эндрью Р. Джилмор. – Ну-ка! Никто не даст больше? Можно кончать?

И его молоточек то поднимался, то опускался, как кропило причетника во время церковной службы.

– Семьдесят центов, – неуверенно сказал профессор Ян Харальд.

– Восемьдесят! – сразу же за ним объявил Борис Карков.

– Ну-ну! Восемьдесят центов? – выкрикнул Флинт, круглые серые глаза которого разгорались всё ярче с каждой надбавкой.