Сергей Садов - Кристалл Альвандера Страница 9

– И почему ты не хочешь использовать для этой цели кристалл, – простонала Феола. – Мы бы с его помощью со всем этим справились за пять минут.

– Даже не подумаю, – фыркнул я. – Нам надо тренироваться. И если можно обойтись без кристалла, то мы обойдемся без него.

– Злодей, – буркнула сестра. – Тогда вставай и пойдем. Работа еще не закончена.

Я нехотя поднялся. А может правда использоваться кристалл? Ну нет. Никакой слабости. Не так уж нам надо спешить, чтобы использовать его.

В мастерской вдоль стен стояли высокие и узкие бочки ростом чуть выше меня каждая, заполненная специальным раствором. Мама уже опустила в них принесенные стебли и теперь сосредоточенно заставляла пропитываться их раствором. Конечно, можно и так оставить. Тогда бы все подготовилось бы к завтрашнему утру. Но маме, видно, не терпелось поскорее закончить этот скучный заказ и вернуться в свой сад.

– Присоединяйтесь, – пригласила она нас.

Делать нечего. Я сосредоточился на этих бочках. Проник в структуру стеблей папируса и заставил их активней впитывать раствор. Особенность этих стеблей заключалась в том, что волокна папируса росли не только в высь, но и в длину. От сердцевины стебля отходил вбок побег, который при росте, накручивался спиралью на него. И чем старше растение, тем толще у него стебель и тем оно выше. Сейчас, намокая, слои отслаивались друг от друга и еще укреплялись, становясь эластичными и прочными. Через два часа из бочек мы уже доставали почти готовые рулоны папируса. Мама расстелила на полу специально приготовленный холст, на который мы и развернули первый стебель. Теперь отрезать сердцевину и сверху постелить новый холст. Уже на нем развернуть следующий стебель и новый холст сверху. И так слой за слоем. Когда этот «пирог» оказался достаточно большим, мы рядом стали складывать новый. К нам заглянул отец и полюбовался работой.

– Великолепный папирус получится, – заметил он. Мама расцвела.

– Конечно великолепный. Я так трудилась над этим сортом. Он и впитывает раствор быстрее, эластичней и крепче обычных сортов.

– Конечно-конечно, – рассмеялся отец. – Я уже видел похвалу в твой адрес из-за этого нового сорта. Его готовят на замену старым.

– Правда? – изумилась мама? – Как замечательно!

– Очень замечательно, – согласился с ней папа, потом повернулся к дочери. – Феол, там к тебе Валентина с кроликом пришла. Говорит, что он заболел.

– Да, она обещалась прийти. – Феола выпрямилась и вытерла пот со лба. – Я, правда, думала, что она зайдет вечером.

Мама тоже встала и оглядела три полные стопки.

– Иди, дочка. Ладно. Тут уже мы без тебя справимся. Немного осталось.

Феола кивнула и убежала. Я же воспользовался этим перерывом, чтобы немного отдохнуть.

– Ну вот. – Мама гордо оглядела подготовленные стопки. – Теперь сушим. Ты готов? А может все-таки воспользуемся кристаллом? – спросила меня мама, заметив мой усталый вид. Я упрямо потряс головой. – Ну как знаешь, юный упрямец. – Последние слова вроде не похвала, но сказаны они были таким тоном, что я даже возгордился. Чувствовалось, что мама довольна моим упрямством в этом. – Давай!

Мы с мамой одновременно вскинули руки и направили их на стопки. Воздух вокруг наших ладоней стал нагреваться, а потом появилось марево. Стало жарко. Я поскорее направил ток воздуха от ладоней на сложенные на полу стопки. Стало легче, но ладони все равно нестерпимо жгло. Так, теперь не отвлекаться. Главное сосредоточенность. Ветер стал сильнее, гоня раскаленный воздух на папирус. Мама работала с другой стороны. Так с двух сторон мы по очереди и работали с каждой пачкой. Наконец мама по какой-то одной ей видимой примете остановилась. В тот же миг и мои руки бессильно упали вдоль тела. Я опустился на пол, отчаянно глотая воздух. А поскольку от нашей работы он основательно в помещении нагрелся, то глотал я словно угли раскаленные. Но у меня не было сил даже на то, чтобы выйти на улицу. Так опустошал я свои внутренние резервы только при работе с особо сложными кристаллами. Из помещения я выбрался только с помощью мамы. Да, если я в чем-то и завидовал взрослым, то только их, как я считал, неисчерпаемым внутренним резервам. Но я так же понимал, что все это результат многолетних тренировок. И очень может быть, что мои способности, когда я буду в возрасте мамы и папы, будут гораздо большими. Ведь каждое новое поколение Земли в работе с пси-силами талантливее предыдущего. И я знал, что мои дети будут талантливее меня. Прогресс остановить невозможно. Только вот пока существует Граница мы словно в тюрьме. Нам, как подачку, оставили четыре планеты из когда-то девяти. И нам некуда расти дальше. Пока существует Барьер, будущего у Земли нет – он висел над всей Солнечной словно дамоклов меч. Мы не могли выбраться за него и не знали, что происходит там. Но этой проблемой я собираюсь заняться сразу, как только мой Великий Кристалл обретет полную силу. Через полгода. И эти полгода надо посвятить подготовке к экспедиции. Причем так, чтобы об этом никто не узнал. Очень не хочется дарить ложную надежду. Многое я уже сделал, но еще многое предстоит…

– О чем задумался?

– А? – Я растерянно моргнул и приподнялся на руках. – Что мам?

– Ну я смотрю, ты о чем-то задумался. Хмуришься.

– Да пустяки. – Я пожевал травинку. – Я о Границе думаю.

– Ах вон оно что. – Мама сразу посмурнела. – Да. Граница. Сурово нас наказали.

Она вдруг отвернулась и скрылась в мастерской. Я задумчиво проводил ее взглядом.

Наказали? У любого наказания есть срок давности. А это длится уже пять тысяч лет. Пять тысяч лет Земля отрезана от галактики непреодолимым барьером, оставляющим человечеству всего лишь четыре планеты из девяти. Так наказание это или изощренное издевательство? А с другой стороны… ведь если бы не барьер, то человечество еще не скоро обратило бы внимание на внутренние ресурсы человека. Сколько процентов мозга использовал человек пять тысяч лет назад? А сейчас мое поколение использует уже почти тридцать шесть. И какая продолжительность жизни была у людей той эпохи? Сейчас же люди живут по тысяче лет и больше. Например, теперешнему координатору Солнечной недавно исполнилось тысяча сто двадцать три года.

Сложно все это. Я посмотрел на небо. Увы, но звезд, воспетых поэтами прошлого, с земли не видно даже ночью. Проклятый Барьер скрывал все.

Ладно, не время думать об этом. Дай бог, разберемся мы еще с этим барьером. Я поднялся и следом за мамой вошел в мастерскую. Та занималась тем, что укладывала уже высушенные листы папируса на ленту транспортера станка. Я подключился к работе. Станок у нас не очень мощный и мог за раз принять не больше трехсот листов папируса. Но больше нам и не требовалось. Уложив очередной лист, мама оценивающе посмотрела на лоток.