Филип Фармер - Река вечности (Часть 1) Страница 9

— Ну, общественный пляж все-таки не место для сантиментов, — ответил Блэк. — Я поцеловал тебя потому, что мне так захотелось, а в Телеме все делают что хотят. Главное — не терять чувство меры.

— Бога ради, Дик, я же не прошу тебя переспать со мной на пляже! — рассмеялась Филлис.

Подобрав свои граали, они пошли к Замку.

— Я не считаю себя сногсшибательной красоткой, — снова заговорила Филлис, — поэтому скажи мне честно, Дик: как мне удалось тебя удержать? Ты человек знаменитый и удивительный. Ты мог бы найти на берегах Реки Клеопатру, Лукрецию Борджиа, Марию Стюарт, Риту Хейуорт, Сафо, Аспазию, Смуглую Леди сонетов или любую другую, не менее прославленную и прекрасную женщину. Это было бы вполне в твоем духе. Ты величайший исследователь своей эпохи; ты никогда не задерживался надолго на одном месте, и жена тебя явно видела редко. Однако со мной ты живешь вот уже двенадцать лет, и так верен мне, словно мы обвенчаны в церкви. Даже более верен, если вспомнить похождения моих земных мужей и мои собственные.

Я ужасно счастлива в этой преисподней. Мне… — она засмеялась, — …мне здесь просто чертовски хорошо! И я тоже храню тебе верность. Другие мужчины не выдерживают сравнения с тобой. Но все-таки, Дик, объясни, почему ты выбрал меня?

— Наверное, потому, что ты мне очень понравилась, а потом я тебя полюбил. Я уважаю твой ум и образованность, и мне очень скоро стало ясно, что ты многому можешь меня научить. Хотя и помучила ты меня будь здоров — помнишь, как ты пыталась меня переделать? Поборола мои расовые предрассудки, вернее, переубедила меня с помощью неопровержимых фактов, и я изменил свои воззрения. Хотя многие мои суеверия проистекали исключительно из невежества и заблуждений викторианской эпохи.

— Ты до сих пор никому не говоришь «прощай», — заметила Филлис. — Это табу тебе преодолеть не удалось.

— Слишком глубоко оно въелось в кости, — откликнулся Блэк. — Но это безобидное суеверие. И вообще, мы говорили о том, почему я тебя выбрал. Во-первых, все те женщины, которых ты упоминала, безусловно красивы, но вряд ли намного красивее тебя. А во-вторых, боюсь, что жить с ними было бы довольно нелегко.

Первые восемь лет я скитался, как Лазарь, по берегам Реки и пытался понять, что приключилось со мной и со всем человечеством. И — что было для меня не менее важно — занимался поисками Изабель. Этого я от тебя никогда не скрывал. Искал я долго и усердно, пока не понял тщету своих усилий. Даже если моя жена — вернее, бывшая жена, поскольку в этом раю или аду нет ни браков, ни разводов, — даже если моя бывшая жена поселилась в районе долины, облюбованной англичанами викторианского периода, шанс отыскать ее был не больше одного из сотни миллионов. За эти восемь лет я повидал несколько миллионов человек — и, несмотря на свою былую известность на Земле, где у меня была куча знакомых, встретил всего тринадцать человек, которых знал в прежней жизни. Ты только подумай! Тринадцать!

— Мистер Блэк! — извиняющимся тоном, хотя и довольно бесцеремонно, прервал его тонкий пронзительный голос. — Одну минуточку вашего бесценного времени!

— В чем дело, Борбич? — нахмурился Блэк.

Федору Борбичу, низкорослому и тщедушному человеку с огромной головой, было, как и всем остальным, физически двадцать пять лет, однако выглядел он гораздо старше. Бурные и постоянные всплески эмоций избороздили его лицо, сделав его похожим на изрытую ветрами и песками маску сфинкса.

У него были массивный, выпуклый лоб и оттопыренные уши с тяжелыми и толстыми мочками. Над глубоко посаженными блекло-голубыми глазами нависали надбровные дуги. Нос был как у крестьянина, грубоватый и расплывчатой формы, губы — чувственные и в то же время скорбно поджатые. Резкие скулы, выступающие над провалами щек, наводили на мысль о душевном разладе.

Самое удивительное, что лицо это в состоянии покоя было совершенно невыразительным — типичное лицо сотен миллионов славян, некогда пахавших землю в восточной Европе. Но когда оно оживлялось, как сейчас, то властно приковывало к себе взор, и вы не в силах были его отвести. Лицо его выглядело так, словно этот человек всю жизнь живет в аду.

Перемещение с Земли в долину было для Борбича все равно что переезд из Минска в Пинск.

Услыхав раздраженный голос Блэка, Борбич дернулся как ужаленный, покаянно всплеснув руками:

— Я знаю, что сейчас слишком рано, мистер Блэк. Вы еще не завтракали и поэтому имеете право — вот именно, полное право — сердиться на меня. Но поверьте, мистер Блэк: я просто обязан это сказать, а вы должны меня выслушать в любое время дня и ночи. Ведь речь идет о вашей безопасности — о безопасности всего нашего сообщества и даже всей долины в целом. Я не имею в виду только лишь физическую, или материальную, безопасность. Нет, я имею в виде нечто гораздо большее — безопасность абсолютную. Причину, из-за которой все мы — и я, и вы, и Филлис очутились в этой долине.

— Ближе к делу, приятель, — резко бросил Блэк.

— Да, конечно! Терпение, мистер Блэк, терпение. В конце концов, в нашем распоряжении целая вечность — вы же не можете этого отрицать!

— Тогда к чему такая спешка? — возразил Блэк. — Выскажи все, что желаешь, на собрании Общего совета.

Борбич улыбнулся печальной и в то же время глубоко циничной улыбкой. Его маленькие бледные глазки превратились в узкие щелочки.

— Всем известно: хочешь что-то сделать в Телеме — заручись сначала согласием короля Ричарда. Тогда без труда протолкнешь любую идею как на Общем, так и на Особом совете.

Блэк остановился так внезапно, что Филлис наткнулась на него, и замахнулся кулаком.

Борбич с тревогой воззрился на кулак и попятился, протестующе воздев руки. Но полные губы его по-прежнему кривились в циничной усмешке.

— Нет, нет, мистер Блэк, вы меня не поняли! Я не хотел вас обидеть, я просто не подумал. Вернее, повторил то, что говорят ваши же друзья. У меня не было оскорбительных намерений, поверьте! Pas du tout![3] Pas du tout! Однако же вспомните главный принцип, на котором вы сами основали Телемскую обитель, мистер Блэк. «Делай что хочешь». И второй ее закон: «Говори правду, хотя за правду бьют». Впрочем, на практике эти принципы оказались невыполнимы, так ведь, мистер Блэк? Но я не о том, не о том. Нижайше прошу простить меня за эту оговорку, случайно слетевшую с языка.

— Намерения у тебя вполне понятные. — Темное лицо Блэка потемнело еще сильнее. — И не надо вкручивать мне мозги. Знаю я твои «случайные оговорки»!

Он пошел на обидчика, потрясая железной тростью прямо у него перед носом. Черты Ричарда Блэка исказились бешеной яростью, отчасти вызванной намеренно, чтобы запугать противника. Придать им такое выражение было нетрудно, ибо даже в спокойном состоянии лицо Блэка вызывало невольное уважение окружающих.