Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 7 Страница 9

— Не могу понять, однако, как может повлиять на его состояние мой дух. И не вижу средств, чтобы управлять моим эмоциональным состоянием. Я не ведаю, как изменить мои ответные чувства, реакции — здесь, внутри. Так долго я боялась реальности… В детстве это касалось моей сестры Эйлин. Она не была ТП, но я могла читать ее мысли обо мне.

Позднее — учителя. Потом — весь мир… Мир, спешащий прямо в ад, покачиваясь в ручной корзинке… Затем мой первый муж, Пол… Жизнь была для меня довольно-таки вшивым местечком, пока я не встретила Дика. Я мечтала о ком-то, похожем на него, — чтобы он был старше меня, сильней, чтобы знал, как добиться всего, что мне не давалось, чтобы делать все вместе с ним, делать надежно. И он хотел того же. Пока я не встретила его, постоянно казалось, будто мир на грани какого-то всеобщего и полного обвала. Но муж помог мне уйти прочь от этой мысли или держать ее в узде. И я догадалась: те же мысли преследовали и его. Но я чувствовала, что нет ничего, чего он не мог бы совершить, что вещи всегда будут к нему добры. Мир будет пробивать себе тот путь, которым уже шел мой муж. Одного я не хотела: испытывать боль. Затем… это случилось с Деннисом. И теперь я снова боюсь… Страх растет и растет, с тех пор как это случилось. Я слежу за новостями, но запоминаю только истории об авариях, бедствиях, преступлениях, загрязнении планеты. Я читаю, но получаю впечатления только от злой стороны жизни… Таков мир или такова я? Или, быть может, мы оба таковы? Сейчас Дик опять в отъезде… Я не знаю. Я в самом деле не знаю…

Лидия положила руку ей на плечо.

— Вы посмотрели и увидели, и вы боитесь. Страх часто бывает нам полезен. Отчаяние — нет. Страх может раскрыть ваше сознание, укрепить вашу волю для борьбы. Отчаяние тянет назад…

— Но что это значит — бороться? И борюсь ли я теперь?

— Бороться — значит, верить в Денниса. Без этой веры я не смогу верить в собственные силы. Как легко давалась мне работа над другими делами, в которых результаты были более заметны! На каком-то отрезке пути целитель развивает мысли о состоянии пациента, о его шансах на выздоровление. С Деннисом у меня уже пришло это чувство, эти мысли. Я знаю, все будет нелегко и нельзя рассчитывать, что уже вот-вот произойдет выздоровление. На достижение этой цели могут уйти годы, причем работа будет необычайно тяжелой. Но помните, я знаю его лучше, чем кто-нибудь иной, даже лучше, чем вы, и чувствую: вы есть все основания для надежды. Вы восприняли только краткий проблеск того, что бурлит внутри ребенка. Я видела больше. Его состояние связано, возможно, с другими вашими страхами. На каком-то уровне внутри вас самой это способно инициировать крушение его развивающейся личности, ведь он сталкивается с теми же проблемами, которые очень сильно волновали вас, пока вы не встретили Ричарда. Возможно, в представлении Денниса живет образ шизоидного мира. Нужно признать тот факт, что Ричард ничем не в состоянии ему помочь, чтобы мальчик сумел сочетать и другие переживания с теми, что возбуждены его тревогой. Можно заметить, как состояние Денниса начинает символически означать для вас дух времени. Деннис существует не сам по себе, к нему притрагивались части многих личностей. Их влившиеся в его сознание куски не соответствуют друг другу, не могут сосуществовать. Они конфликтуют. И сам он где-то там, среди них… С чем бороться? Как вам бороться? Живите надеждой, которую питать никто вам не запретит. Не давайте своему страху перерасти в отчаяние. Не отступайте назад. Скормите свой страх надежде. Преобразите его в терпеливое ожидание.

— Вы советуете мне идти трудным путем, Лидия…

— Я знаю. Но я также знаю, что у вас хватит сил.

— Попытаюсь…

Холодный ветер с гор ворвался в открытую гостиную и взъерошил герани. Вики откинулась назад и почувствовала ветер лицом, глаза ее глядели за кирпичную стену, туда, где покрытая тенью гора казалась вдруг повисшей над миром.

— Он дитя особого времени, — сказала она чуть погодя. — Я буду учиться ждать его.

Лидия изучала ее профиль; но вот она кивнула и поднялась.

— Я хочу побыть с ним еще.

— Да. Конечно, идите.

Вики сидела, пока над ней не встала звездная ночь. Наконец она почувствовала, что холодно, и ушла в дом.

Осень, зима, весна…

Лето.

Прошлым вечером я немного выпил в баре старого отеля «Ла Фонда». Теперь я разглядывал фасад здания и ждал, посматривая иногда за низкую сетчатую ограду и направо, вверх по улице. Тоскливое зрелище. Отель «Ла Фонда» исключение: он сам по себе. Кирпичный, штукатуренный. Он разнообразит собой район бурых развалюх, противопоставляя себя местному кирпичу и черепице. Господи, какое солнце! Оно огнем опускалось на площадь, текло мне на спину. Если бы на мне была рубашка с длинными рукавами, я был бы просто подрумянен. Так же я скоро стану испепеленным солнцем трупом или обваренным раком. В зависимости от того, как пойдут дела… Жизнь, скорее всего, череда происходящих с вами происшествий, которые успевают стрястись, пока вы ждете чего-то главного, ибо сама по себе жизнь — коллекция главных событий.

Оружие лежало у моих ног. Винтовка была прикрыта темной курткой, которую я носил вчера вечером. С ней я провел день наверху, на холмах, я даже спал с ней ряд прошедших ночей. Вчера я разобрал ее, вычистил, смазал. Теперь винтовка заряжена, готова. Нет нужды возиться с ней снова, пока не пришло время использовать. Другой бы поднял ее, стал бы ей играть, положил бы на место… Пока пространство жизни ожидает меня, я всегда буду убежден в том, что каждый должен делать любое дело хорошо. Мир приходит к вам через чувства. Нет возможности предотвратить его целостность и краткость смерти, как бы я того ни желал. Мир внедряет модель самого себя поверх вашего внутреннего бытия. Таким образом, я чувствую его внутри, вот здесь. Его воля, значит, сильнее, чем моя собственная, и я лишь часть всего, что он мне показал. По правде сказать, высшая форма активности, в которой я могу проявить себя, это созерцание.

Итак, я ждал на крыше, ничего не имея против того, чтобы закурить, как я поступал когда-то давно, до того как понял механизм бытия. Другие Дети Земли скажут, что это вредно для здоровья и к тому же загрязняет воздух. На мой-то взгляд, воздух и так достаточно загрязнен. На самом деле даже слишком. Хотя мир по сравнению со мной огромен, я знаю, что он может испытывать боль. Я хочу удержаться и не причинять ему боли нигде — насколько это возможно. Даже если результаты моих усилий будут незначительны, я их увижу, войдя в свой внутренний образ мира с сознанием того, что я — представитель Детей Земли. Но это будет смущать меня во время ожидания и созерцания, — а больше и сказать-то нечего. Что касается вреда моему здоровью… Меня не больно-то заботит, что от моего организма исходит. Человек родится, живет, умирает. С точки зрения бесконечности, я буду оставаться умершим столь же долго, как любой другой. Если какая-то сила не отправит меня в новое воплощение… Но такие фокусы, понятно, случаются не с каждым. Все, что происходит в жизни большинства, это построение образа мира и наслаждение им, оберегая от беспокойства его равновесие, защищая от вреда… Или, как я собираюсь сделать сейчас, защита чего-то полезного или улучшение жизни. Вот это и есть добродетель, причем единственная добродетель, которую я в состоянии видеть. Если я умру, похороните вместе со мной добрые чувства, — и я уйду осуществившимся, воздавшим Земле, матери моей, некоторую плату за то, что она носила меня на себе, какой-то знак благодарности за время моего существования. Что же касается моих останков… Пусть напишут: «Родерик Лейшман. Ему было плевать на себя».