Ли Брэкетт - Исчезнувшая Луна Страница 9

Сиран принялся делать отчаянные знаки, однако человек не обращал на его жесты никакого внимания. Сиран вгляделся в его глаза и опустил руки.

— Он ничего не видит? — прошептала Маус. — Он слепой?

Человек снова вернулся к работе. Он искусно прилаживал мелкие детали к отверстиям основы. Такой работы Сиран нигде в своих странствиях не наблюдал.

— Нет. Он не видит только нас.

Охотник нервно облизал губы. Отшельник беззвучно засмеялся. Беглецы двинулись дальше.

На всем их пути вниз повторялось одно и то же: мужчины и женщины смотрели на них, но не видели. Вскоре им пришлось остановиться, чтобы дать отряду рабов уйти подальше. Неподалеку работала женщина. Она походила на изголодавшуюся кошку. Сквозь рваные лохмотья проглядывали тощие ребра, мучительная одышка искажала лицо, но глаза оставались пустыми.

Внезапно, не закончив движения, она съежилась, словно бурдюк, из которого вылилась вода, и упала в пропасть. Сиран понял, что она умерла до того, как соскользнула с балки.

Нечто подобное они увидели еще два раза.

Работавшие не обращали на смерть своих товарищей никакого внимания.

Маус смахнула капельки нота со лба и поглядела на Сирана.

— Хорошенькое местечко для медового месяца! Черт бы побрал тебя и твою злосчастную судьбу!

На этот раз у Сирана не возникло желания стукнуть Маус.

Последние ступени лестницы уходили под металлические навесы, в царство грохота и жары. Четверо соскользнули в густую тень между двумя навесами и скорчились за большой горой металлолома. Отсюда им было хорошо видно, что происходит с вновь прибывшим отрядом пленников.

Калды поставили рабов между массивными столбами из белого металла, на которых держалась вся уходящая ввысь башня. У подножия утеса лихорадочно метались огни. Загадочного вида светильник, укрепленный на брусьях, и разверстые пасти раскаленных печей заливали все окружающее жарким бело-голубым светом.

Никто из строителей не оглянулся на новую партию закованных в цепи рабов. Стражи здесь не было.

Конвоиры отошли в сторону и замерли в ожидании. Все они смотрели в одйу точку, выкатив красные глаза и оскалив серые зубы. Сиран проследил направление их взглядов и вдруг застыл.

Пот, струившийся по его телу, сразу стал холодным, как роса на жабьей спине.

Сначала ему показалось, что между столбами шел человек — высокий, стройный, плотно завернутый от макушки до пяток в белую металлическую сетку, сверкавшую, как речная гладь под солнцем.

Когда это существо подошло ближе, Сиран понял, что ошибался. Животный инстинкт почувствовал это раньше, чем мозг. Сирану хотелось зарычать, ощетиниться, поджать хвост и бежать.

Существо было бесполым. Темно-желтая кожа на его руках и лице казалась резиновой. Человеческое с виду лицо было слишком правильным, слишком совершенным, чтобы походить на живое. Бесцветные губы, отсутствие волос и ресниц лишь усиливали это впечатление.

Глаза его показались Сирану клубком холодных змей, взгляд их наполнял душу ужасом и отвращением. Эти глаза даже приблизительно не напоминали человеческие — черные, глубокие, непроницаемые, бессердечные, бездушные, ледяные.

Но мудрые. Такой мудрости людям никогда не достичь, никогда не исполниться такой холодной, всесокрушающей мощи. И старые. Собственно, обычных признаков возраста не существовало, но было нечто большее: безмолвное, таинственное дыхание древности.

Сиран понял, кто это. Он сочинял песни про это существо и пел их на переполненных народом рыночных площадях, в прокопченных дымом винных погребках. Он путал им детей и заставлял хохочущих взрослых вздрагивать.

Но сейчас он не пел и не смеялся. Он смотрел на одного из андроидов Баса Бессмертного, на таинственное порождение Камня, ни телом, ни душой не связанное с человечеством.

Тогда Сиран догадался, чей разум сотворил вздымающееся рядом сверкающее чудовище, и отчетливо понял, что монстр этот есть само зло.

Андроид поднялся на платформу против отряда рабов и остановился там, где все могли его видеть. В правой руке он держал жезл из белого металла с шариком на конце. В ослепительном свете и жезл, и металлическая сетка, сидевшая на андроиде подобно футляру, засияли еще ярче.

Скованные люди подняли головы. Сиран увидел испуганный блеск в их глазах, услышал их тяжелое дыхание и звон цепей.

Калды сделали предупредительный жест своими жезлами, но люди не сводили глаз с андроида.

Внезапно он поднял жезл над головой.

Круглый наконечник жезла скрылся за балкой. Свет потускнел, а затем и совсем погас.

На секунду все окутала тьма, лишь из печей и горнов струился слабый свет. Затем из-за балки, скрывшей верхнюю часть жезла, брызнули яркие матовые лучи. Они залили все пространство между гигантскими столбами, и в туманном воздухе всколыхнулись знамена ослепительного пламени.

Калды почтительно и благоговейно склонились, красные глаза их горели, как угли.

По толпе оборванных рабов пробежал трепет: так ветер волнует пшеничное поле. Раздались чьи-то истеричные вскрики, но вскоре все замолкло. Рабы, как завороженные, смотрели на жезл. Андроид не шевелился, не говорил, только стоял, вытянувшись, как серебряное копье.

Сиран встал. Он смутно сознавал, что Маус рядом с ним ловит воздух раскрытым ртом и не сводит глаз с молочных искр.

Рядом зашевелился еще кто-то, но Сиран не обратил на это внимания.

Ему хотелось подойти ближе к свету, он хотел видеть, откуда исходит этот свет. Кровь его заискрилась, забурлила.

Хотелось ему и убежать, но желание подойти пересиливало страх. Да и страх этот был почти приятным.

Он начал было перебираться через кучу металлолома, когда андроид вдруг заговорил — чистым, ясным, зовущим голосом, в котором не было ничего угрожающего. Однако что-то остановило Сирана, что-то толкало его прочь от этого дурманящего, влекущего сияния.

Он понимал звук, он понимал настроение, он был восприимчив к ним, словно к музыке кормившей его арфы. Он понял все, что сказал андроид, вернее, все, чего он не сказал, и, поняв это, остановился, не в силах сделать и шага вперед.

В этом зовущем голосе не было эмоций, которые существуют с тех пор, как человек познал слово. Этот бесстрастный голос мог принадлежать лишь холодному, рассудочному существу, столь же чуждому роду человеческому, сколь чужда тьма солнечным лучам. Можно было проникнуть в мир его мыслей, можно было даже понять, о чем он думает, но непреодолимый страх охватит всякого, кто столкнется с этим чудовищным интеллектом, как охватывает ужас животных, столкнувшихся со страшной тайной огня.