Яцек Дукай - Собор (сборник) Страница 9

— Именно потому…

— Кто? Вы? Ну, кто же конкретно? Несколько ученых?

— Потому что мы уверовали, Лавон.

— Во что, в Вату?

Мозговик ничего не ответил, зато отозвалась Кляйнерт.

— Он сильно принял все это к сердцу. — Она меланхолично улыбнулась. — Жаль мне его. Бедняжка уже видел свое имя в энциклопедиях.

Я передаю эту беседу столь подробно, поскольку предполагаю, что Телесфер был здесь совершенно откровенен, во всяком случае, настолько, насколько это вообще возможно. Если бы я мог тогда видеть его лицо, то понял бы все. Мне так кажется.

Видна Мадлен. И даже из внутренности Собора, изнутри его биостаза — в средину проникают лучи сочного пурпура. Я уже полчаса ждал Газму. Снял скафандр и положил его на первой скамье, рядом со шлемом. Помолился, Газмы все еще не было. Я непроизвольно поднял голову и стал присматриваться к спутавшимся внутренностям Собора. Чувство не было столь сильным, как рассказывал об этом Миртон, но и я чуть ли не каждую десятую мысль направлял к лабиринтам высоких теней с уверенностью в том, будто бы кто-то, Газма, присматривается ко мне оттуда. Я подошел к самой границе биосферы, чтобы приглядеться к живокристному камню поближе. Резьба была чрезвычайно сложной, один узор переходил в другой, геометрия сопряженных фигур уводила жадный взгляд куда-то за круг света. Конечно, это не была резьба, как таковая, никто ведь не отесывал и не обрабатывал камни Рога. Зачатая из первых зерен форма разгрызла холодный грунт астероида и начала развиваться далее волной нано-преобразований, пока, частица за частицей, тут не был возведен памятник благодарности Угерцы. Но сколько может быть заключено в первоначальных алгоритмах зерен, в архитектурных кодах живокриста? Это лицо — а это было лицо, никаких сомнений — это лицо, и этот вот силуэт, и вон тот каменный мениск, и навес пустоглазых черепов, и вон тот хоровод на кишке выше, на протянутой наискось через внутренности собора струне мрака, хоровод худых фигур, dansemacabre[10] нечеловеческих скелетов, ведь все это никак не могло очутиться в коде инициирующих зерен; в точной мере их емкость мне не известна, только кажется неправдоподобным, чтобы проектировщики вписали в них будущее положение каждой пылинки измираидских минералов; эргодическая живопластика заключается вовсе не в этом, широкое поле деятельности необходимо оставить и хаосу. Выходит, если это не рука проектировщиков, не их артистизм — чей тогда? Кто выполнял резьбу? Кто придал изящество хрупким ангелам, кровожадность — башкам сталагмитовых демонов, иллюзию текучести волнообразным заломам внутренней кожи Собора. Кто осуществил произведение искусства? Нужно будет побольше почитать о нанородящих технологиях.

Я вскарабкался на спинку скамьи, с нее — на костяной выступ одного из кривых ребер Собора. Здесь, посреди главного нефа, из-под поверхности камня, словно через толстую, искажающую черты пленку, выглядывают, пробиваются — натуральных размеров головы. Тени мягко стекают по лбам и щекам; я провел ладонью, кончиками пальцев; холодные, очень холодные, кожа трескается. Я отдернул руку, опасаясь, что еще примерзнет — вот скандал был бы. Слишком резко, слишком! — это же Измираиды, притяжение минимальное, легенький толчок выбрасывает вверх на несколько метров. Я полетел по плоской дуге, грохнулся спиной в защитный барьер биосферы, чуточку амортизировало; теперь меня снова отбросило к могиле Измира. Я еще успел схватиться за одну из скамей, меня развернуло в воздухе, теперь я врезался в пол левым плечом, голова стукнула о камень; сейчас об этом говорится легко, но тогда я был уверен, самое малое, в сотрясении мозга. Не то, чтобы отняло зрение, но боль доминировала над всеми чувствами, заслонила весь свет. Мигая, я ощупал голову. Липко. Только через какое-то время увидел, что пальцы покрыты красным. Волосы клеились кровью. Пошатываясь, я потащился в сторону скафандра. Натянул его, надел шлем, уселся и включил диагностический блок. Микро зонды вошли в меня. Кость не треснула, но кожа рассечена. Крупные кровеносные сосуды не повреждены, так что потеря крови небольшая. Я ждал, пока не пройдет головокружение. От Газмы, до сих пор, ни слуха, ни духа. И черт с ним, ведь это же явный безумец, как я мог предполагать, что он придет вовремя, что вообще придет. Уух, запекло, когда скафандр склеивал рану. Успокаивающие средства начали действовать. Я вернулся в гостиницу Хонцля.

Запишу, как звучали их сообщения.

Вазойфемгус, который сидел в погрузочном модуле рядом со мной, говорит, что я с самого начала потел, нервничал и хотел выйти назад. Когда объявили старт, я, якобы, бегом бросился к шлюзу.

Кретчер, который вел мониторинг, утверждает, будто бы я не был способен надеть шлем. Должны прислать мне файл с этим отрывком.

В свою очередь, люди из обслуги заявляют, что им пришлось меня схватить и оттащить силой, чтобы я не убился, когда мчался вслепую по поверхности Рога.

Два врача, МакВайн и Безузадус, проанализировав результаты исследований, отметили совершенное физическое и психическое состояние, во всяком случае, вмещающееся во все нормы.

Я ничего не помню. Почему убегал, не знаю.

Миртон улетает завтра. Он пришел ко мне в номер и высказал вслух мои собственные страхи.

— Похоже, что это casus Газмы. Симптомы соответствуют. И что говорят?

Я сказал ему, что говорят. Он вздохнул — как будто бы уже жалел. Я выругался.

— Но ведь должен же я как-то улететь отсюда!

— Попробуй завтра со мной, — предложил он.

— А как пробовали с ним, с Газмой?

Он отвернулся от окна и глянул на меня с какой-то болезненной смесью увлеченности и отвращения, робости и наглости.

— Как это случилось? Что ты сделал?

— Ничего!

Он не верит, подозревает Бог знает что. С Газмой же было так: его усыпили и в бессознательном состоянии загрузили в грузовой модуль. Тот стартовал, и тогда сердце Газмы перестало биться. Косвенный массаж, стимуляторы, адреналин. Только кто-то из врачей, оставшихся под куполом, о чем-то догадался и приказал им возвращаться (ясное дело, это был мозговик; потом он никак не мог пояснить собственную интуицию). Корабль заново сел, Газму с огромным трудом реанимировали. Собственно говоря, бедняга пережил клиническую смерть.

Не уверен, хочу ли я идти на подобные эксперименты. Но ведь как-то на Лизонне вернуться я должен — Мадлен выбросит Измираиды во внесистемный вакуум, абсолютная темнота. Окно закрывается быстро.

Пришел и Телесфер. То есть — пришла Кляйнерт. Телесфер хотел знать то же самое, что и Миртон: чего такого я сделал. А ничего! Этот же мозговик не был способен произнести предложения, не украсив его потоком инсинуаций. Что же, их умы функционируют именно таким образом.