Евгений Гуляковский - Последний мираж (сборник) Страница 9

Дома я долго не могу заснуть. Как только закрою глаза, вижу фигуру серебряных дел мастера, склонившуюся над рабочим столом. Он что-то делает. Что-то такое, что должно остаться людям, над чем не властно время. Какую-то вещь, след которой не исчезнет, останется, и его найдут… Светильник на рабочем столе Мансура горит тускло, и я не могу рассмотреть лица мастера, но вот он повернулся — и я узнаю его бородку клинышком, только черную и густую, без проседи, как у Дамира…

— Ты хочешь знать, каким был Мансур? — Дамир смотрит на нас с минуту, потом наклоняется к костру, находит небольшой уголек и раскуривает свою старую, потертую трубку. — Время многое стирает в памяти людей. А лица… лица в первую очередь. Зато имена великих батыров не забывает народ. И не забывает их дела.

Мансур был сухим и жилистым, как ствол саксаула. Может быть, поэтому, когда он поднимал лук и натягивал тетиву, казалось, что это ветер раскачивает и приподнимает над землей ствол тонкого дерева. Стрела с пронзительным визгом уносилась в сумерки вечера и сразу же пропадала из глаз. Не видно было тех, в кого он стрелял. Сильно пахло овечьим пометом, цветами и сухой травой. Казалось, в этот тихий вечер не может быть стрельбы и яростных криков внизу холма.

Сотник Никол велел своим людям оцепить холм, но не разрешил брать с собой оружия. Даже когда случайная стрела попала в его любимого коня, он лишь скрипнул зубами, не смея нарушить приказ самого Патрокла. Этого нечестивца, этого грязного плебея, местного мастеришку из города приходилось брать живьем, рискуя жизнью прославленных воинов.

— Доставишь во дворец в целости, — сказал Патрокл. — Запомни, я сказал, — в целости.

К приказам Патрокла надлежало относиться внимательно, он никогда не прощал ошибок. Люди Никола короткими перебежками и ползком постепенно стягивали цепь, а наверху раз за разом звенела тетива, свистели стрелы и вот уже кто-то вскрикнул от боли. Вот на глазах у Никола зашатался и рухнул на землю, выронив щит, еще один гетайр.

Никол выругался, отшвырнул копье и выкрикнул команду. Гетайры поднялись во весь рост и с яростным коротким криком бегом бросились к вершине сразу со всех сторон. Послышался шум борьбы, звуки глухих ударов, как будто били кулаком по кулю с мукой, потом с холма вниз побежали гетайры. Было хорошо видно, как они бросают на землю пустые ножны, чтобы удобнее было бежать. А сверху вслед за ними не спеша шел худой человек, опиравшийся на длинный охотничий лук, как на посох. Было очень странно видеть, как десяток сильных, тренированных воинов бегут прочь от одного человека, который не преследовал их и, в сущности, был безоружен. В первые секунды Никол ничего не понял, подумал только, что у Мансура, должно быть, кончились стрелы, и тут же, осознав происшедшее, потерял способность рассуждать от ярости и гнева. Он что-то дико крикнул, хлестнул коня и понесся вверх по холму, на ходу выхватывая меч. Он закрутил его в воздухе так, что обозначился сверкающий круг, и мысленно уже видел то место, куда должно было опуститься лезвие в конце последнего круга. О приказе Патрокла он даже не вспомнил в эту минуту. Меч взвизгнул в воздухе. Никол привстал в седле, чтобы удар был сильнее, и послал меч вниз на вытянутой руке, как на ученьях. Удар вышиб его из седла. Падая, он успел услышать звон расколотой таирской стали и увидеть, как в облаке пыли переворачивается его жеребец, словно налетевший на скалу. Последнее, что он видел, была спина медленно спускавшегося по холму человека, который не повернул головы в его сторону, не поднял даже руки, чтобы защититься от верной смерти. Он шел вниз своей дорогой, так, как шел секунду назад, не обращая внимания на всадника, словно ветер гнал ему навстречу всего лишь облачко пыли. Пыль теперь осела, и путь был свободен.

Паника охватила дворец Патрокла снизу. Вспыхнув у ворот дворца, она вихрем промчалась через внутренний двор и портик, разметала по дворцовым лестницам щиты и копья стражников, ворвалась во внутренние покои, погнала пеструю толпу поваров и слуг в подвалы, очистила лестницы, переходы и анфилады от людей быстрее, чем это мог бы сделать ураганный ветер с кучей опавших листьев. И только личная стража Патрокла, его самые надежные и храбрые воины, осталась на своих местах у входа в посольский зал. Они остались там и тогда, когда в глубине коридора появилась напряженная фигура Мансура. Слух о разгроме отряда гетайров достиг дворца задолго до прихода самого Мансура. И все же воины остались на своих местах. А когда Мансур приблизился, скрестили перед ним копья. Мансур развел копья у себя над головой и вошел в зал. Стражники не двинулись с места. Сила подчинялась еще большей силе. Что они могли сделать с человеком, который не боится ни меча, ни копья? Да полно, человек ли это? Может быть, сам Геракл в шкуре Немейского льва? Вот только посеревшее, усталое лицо Мансура не похоже на лицо легендарного героя. Герои не ходят сгорбившись, шаркая ногами об пол.

Странную картину довелось увидеть финикийскому послу Ретию. Непонятные вещи творились в этой далекой, забытой богами Бактрии!

В посольский зал, к самому сатрапу, без разрешения вошел какой-то грязный, оборванный человек, а Патрокл, завидев его, не позвал стражу, а почему-то медленно сполз со своего высокого кресла.

Дальше началось уж совсем непонятное. Незнакомец опустился в кресло рядом с послом напротив сатрапа и секунду молча смотрел на побелевшее, покрытое каплями пота лицо Патрокла. Потом движением руки приказал ему подняться с пола, и Патрокл повиновался, как балаганная тряпичная кукла.

— Вот видишь… Выполнил я твою волю, приготовил напиток власти, и настал мой час. Где узники?

— Они… Они там… Живы… Я сохранил, — дрожа ответил Патрокл.

— Прикажи привести!

Дежурный сотник вошел в зал по зову Патрокла, словно ничего не случилось и повернувшись, четко как на параде, пошел выполнять распоряжение, а в зале повисло тяжелое грозное молчание.

— Любезный Патрокл, что все это значит? Кто этот человек, отдающий приказы в твоем дворце? — Финикийский посол привстал в своем кресле, ожидая ответа, но никто не удостоил его даже взглядом, слишком заняты были друг другом эти двое непохожих людей.

— Пощади… Возьми золото, у меня его много возьми все… Только жизнь… Жизнь оставь… — Патрокл хватал воздух широко раскрытым ртом, и темные полосы пота проступили на его шелковых одеждах.

— Прошлый раз ты был храбрее… Кому нужна твоя жалкая жизнь? Возьми ее с собой и убирайся. Скажи в своей Македонии, чтобы они оставили нас в покое. Это все, что нужно моей стране.

Утром следующего дня небольшой отряд македонских воинов во главе с Патроклом покинул пределы Бактрии. Казалось, впервые за много лет над страной Мансура взошло, наконец, солнце свободы и люди нашли свое счастье. Но так только казалось…