Стивен Кинг - Мышь на миле Страница 9

- Давай иди, чертов французский педик! - орал Перси, совсем не обращая внимания на Брута. Одной рукой он тащил человека ростом не больше кегли. В другой руке Перси держал дубинку. Лицо его было красным, зубы напряженно оскалены. Хотя выражение лица совсем не было несчастным. Делакруа пытался идти за ним, но цепи на ногах мешали, и как быстро он ни старался двигать ногами, Перси все равно толкал его быстрее. Я выскочил из камеры как раз вовремя и успел поймать его, пока он не упал.

Перси замахнулся на него дубинкой, но я удержал его рукой. Тут подбежал запыхавшийся Брут, такой же растерянный и недоумевающий, как и я.

- Не разрешайте ему больше меня бить, месье, - лепетал Делакруа. Силь ву пле, силь ву пле!

- Пустите меня к нему, пустите, - орал Перси, бросаясь вперед. Он стал колотить дубинкой по плечам Делакруа. Тот с криком поднял руки, а дубинка продолжала наносить удары по рукавам его синей тюремной рубашки. В тот вечер я увидел его без рубашки, и синяки у этого парня шли по всему телу. Видеть их было неприятно. Он был убийца и ничей не любимчик, но мы так не обращались с заключенными в блоке "Г". По крайней мере, до прихода Перси.

- Эй, эй! - заревел я. - А ну прекрати! Что это такое?

Я пытался встать между Перси и Делакруа, но это не очень помогло. Дубинка Перси продолжала мелькать то с одной стороны от меня, то с другой. Рано или поздно она зацепила бы и меня, и тогда бы прямо здесь в коридоре началась драка, независимо от того, какие у него родственники. И если бы я не смог за себя постоять, мне охотно помог бы Брут. В какой-то мере жаль, что мы этого не сделали. Может быть, тогда то, что произошло потом, сложилось бы иначе.

- Чертов педик! Я научу тебя, как распускать руки, вшивый гомосек!

Бамс! Бамс! Бамс! Кровь потекла из уха Делакруа, и он закричал. Я перестал его загораживать, схватил за одно плечо и втащил в камеру, где он упал, скорчившись, на койку. Перси обошел вокруг меня и дал ему пинок под зад - для скорости, можно сказать. Потом Брут его схватил я имею в виду Перси - за плечи и вытащил в коридор.

Я задвинул дверь камеры, потом повернулся к Перси, чувство недоумения и потрясения боролись во мне с настоящей яростью. К тому времени Перси уже работал здесь несколько месяцев - достаточно, чтобы мы все поняли, что он нам не нравится, но тогда я впервые осознал, насколько он неуправляем.

Он стоял и глядел на меня не без страха - я никогда не сомневался, что в душе он трус, - но все равно уверенный, что связи защитят его. В этом он был прав. Я подозревал, что найдутся люди, не понимающие, как это может быть, даже после всего, что я рассказал, но этим людям слова "Великая депрессия" знакомы только по учебнику истории. Если бы вы жили в то время, для вас эти слова значили гораздо больше: если вы имели постоянную работу, то сделали бы что угодно, лишь бы сохранить ее.

Краска слегка сошла уже с лица Перси, но щеки все еще пылали, а волосы, всегда зачесанные назад и лоснящиеся от бриолина, свесились в беспорядке на лоб.

- Что это такое, черт побери? - воскликнул я. - На моем блоке никогда - слышишь? - никогда не били заключенных!

- Этот ублюдок - педик, пытался полапать мой член, когда я вытаскивал его из фургона, - заявил Перси. - Он еще заплатит за это, я ему всыплю.

Я смотрел на него, не в состоянии найти слова от изумления. Я не мог себе представить самого хищного гомосексуала на Божьем свете, кто бы сделал то, что Перси только что описал. Подготовка к переселению в зарешеченную квартиру на Зеленой Миле, как правило, не приводит даже самых аморальных заключенных в сексуальное настроение.

Я оглянулся на Делакруа, все еще закрывающегося руками на койке, чтобы защитить лицо. На запястьях его были наручники, а между лодыжек проходила цепь. Потом повернулся к Перси.

- Иди отсюда, - сказал я. - Я поговорю с тобой позже.

- Это будет в твоем рапорте? - язвительно осведомился он. - Если нет, то ты знаешь, я напишу свой рапорт.

Я не собирался писать рапорт, я только хотел, чтобы он убрался с глаз. Что я ему и объявил.

- Вопрос закрыт, - закончил я. И увидел, что Брут смотрит неодобрительно, но не придал этому значения. - Давай иди отсюда. Иди в административный блок и скажи, что тебе надо прочитать письма и помочь с упаковкой.

- Хорошо. - К нему вернулось самообладание (или эта дурацкая надменность, служившая ему самооблада-нием). Он откинул волосы со лба руками - мягкими, белыми и маленькими, как у девушки-подростка, а потом подошел к камере. Делакруа увидел его и еще больше съежился на своей койке, бормоча на смешанном англо-французском.

- Я еще с тобой разберусь, - бросил Перси, потом вздрогнул, потому что почувствовал на плече тяжелую руку Брута.

- Нет, ты уже закончил, - сказал Брут. - А теперь иди на воздух. Освежись.

- Ты меня не запугаешь. Нисколько. - Глаза Пер-си остановились на мне. - И никто из вас. - Но, похоже, мы его напугали. Это было ясно, как день, видно по его глазам, и от этого он становился еще опаснее. Такой парень, как Перси, никогда не знает сам, что сделает в следующую минуту или даже секунду.

Но тогда он повернулся к нам спиной и пошел по коридору надменной походкой. Ей-Богу, он показал миру, что бывает, когда тощий плешивый французик пытается лапать его член, и теперь уходил с поля сражения победителем.

Я произнес заготовленную речь о том, как мы вклю-чаем радио ("Фантастический бал" и "Воскресенье нашей девушки"), о том, что мы будем обращаться с ним нор-мально, если он тоже будет вести себя нормально. Эта маленькая проповедь была не самой успешной. Он все время плакал, сидя скрючившись на своей койке, стараясь отодвинуться как можно дальше от меня и при этом не упасть в угол. Он съеживался при каждом моем движении и скорее всего слышал одно слово из шести. А может, и того меньше. Во всяком случае я не думаю, что именно эта проповедь имела вообще смысл.

Через пятнадцать минут я опять был у стола, где с потрясенным видом сидел Брутус Ховелл и слюнявил кончик карандаша из книги посетителей.

- Ради всего святого, перестань, пока не отравился, - одернул его я.

- Боже Всемогущий, - воскликнул он, опустив каран-даш. - Чтоб еще раз такой гвалт при поступлении за-ключенного на блок? Ни за что!

- Мой папа всегда говорил, что беда не приходит одна и Бог любит троицу.

- Надеюсь, твой папочка сильно ошибался по этому поводу, - сказал Брут, но, увы, - это не так. Когда поступил Джон Коффи, была ругань, и полнейшая буря, когда пришел Буйный Билл, - смешно, но, похоже, беды действительно являлись по три сразу. Рассказ о том, как мы познакомились с Буйным Биллом, как он, входя на Милю, пытался совершить убийство, еще предстоит. И довольно скоро.

- Что это еще за история с попыткой Делакруа полапать его член? поинтересовался я. Брут фыркнул.