Алексей Калугин - Сережик Страница 9

Река пересекала проселок в километре от деревни. К тому времени, когда я вышел на него, обезумевшее солнце уже агонизировало, падая за частокол леса.

Дом, в котором поселилось семейство Трониных, стоял по левую сторону от дороги, если идти от реки, вторым с конца деревни. Проходя мимо него, я прибавил шагу, не имея ни малейшего желания встречаться с его новыми хозяевами. Однако копавшийся в машине Тронин, заметив меня, призывно замахал руками и даже затрусил мне навстречу, хотя, если судить по тому, как неловко он переваливался с ноги на ногу, можно было сделать вывод, что это было далеко не самым любимым из его занятий. Хотя бы просто из вежливости мне пришлось остановиться.

Жара, похоже, достала даже Тронина, если он решился-таки сменить кожаный пиджак на джинсовую куртку.

— Слыхали?!. Слыхали… что… с моей… собакой… сделали?!

Тронин выталкивал из себя слова, словно большие куски желе, сглатывая окончания. Пробежав всего каких-то тридцать метров, он сбил дыхание. Про себя я даже усмехнулся, бросив взгляд на его живот, господствующий над всеми остальными частями тела. Но, увидев глаза Тронина, — бесцветные, похожие на обсосанные прибоем голыши, — я не то чтобы понял, а каким-то неведомым, но в то же время хорошо знакомым каждому шестым чувством ощутил, что его душит вовсе не избыток жира под кожей, а безотчетная, не находящая выхода злоба, ставшая уже почти привычной, как не желающая сходить бородавка под коленкой.

— Убили собаку… Сволочи… Пополам разрубили… А потом на поле подбросили, вроде как сама под косилку попала…

Я попытался убедить его в том, что скорее всего просто произошел несчастный случай, но Тронин, похоже, даже не расслышал моих слов.

— Ничего… Закончу дом, забор поставлю, такого зверя на цепь посажу, что и мимо проходить будут бояться!

Мерно и нудно, как диктор, читающий сводку погоды, Тронин выдавал проклятие за проклятием в адрес безымянных злодеев и завистников, строил планы мести, один ужаснее другого, другой коварнее третьего…

Оказавшись невольно катализатором, вызвавшим этот нескончаемый поток, я вовсе не собирался становиться еще и сточной канавой для него. После изнурительно жаркого дня у меня не было ни сил, ни желания возводить плотину из собственных слов. Я рассматривал двор за спиной Тронина и никак не мог прийти к окончательному решению: развернуться и уйти молча или же все-таки высказать перед этим Тронину свое мнение о нем?

Должно быть, Тронин заметил мой взгляд. Внезапно умолкнув, он посмотрел через плечо.

Двор перед домом был превращен в подобие строительной площадки. Забор вдоль дороги повален, палисадник, в котором прежде росли цветы с желтыми соцветиями-шарами на тонких, высотой почти в человеческий рост стеблях, был раздавлен поддонами с кирпичом, кособокими стопками шиферных листов и огромным, неровно сложенным штабелем отесанных бревен, подпертым для устойчивости парой кольев. По всему двору были разбросаны полураскрученные рулоны рубероида, клочья стекловаты и какая-то железная арматура.

— Процесс пошел, — прокомментировал весь этот хаос Тронин. — Материал уже завезли. На днях мужички-строители подъедут.

Из дома вышел младший Тронин и сразу же начал карабкаться на бревна.

— А ну уйди оттуда! — прикрикнул на него отец. — А тебе чего здесь надо?

Вопрос относился к Сережику, чья голова показалась над соседским забором.

Не удостоив Тронина ответом, Сережик забрался на забор и уселся, как на насесте, на верхней его перекладине.

— Вот же гад! Даже внимания не обращает! — выплюнул вместе со слюной Тронин. — Все время крутится возле моего дома, придурок!

— Зачем вы так…

Слабенькая фраза, произнесенная не для того, чтобы одернуть зарвавшегося хама, а только ради сохранения лица хотя бы в собственных глазах.

А существует ли в природе средство, которым можно пронять рядящегося под порядочного гражданина мерзавца, если, конечно, исключить радикальное, но отнюдь не всеми приемлемое — непосредственное физическое воздействие?

— Артур! — взмахом руки подозвал сына Тронин. — Угости-ка гостя конфеткой, которую мы для него приготовили.

Заговорщицки подмигнув, он протянул сыну конфету в блестящей импортной обертке. Дебиловато гыкнув, Артур схватил конфету, подбежал к тому месту, где сидел на заборе Сережик, и молча протянул ему угощение, зажатое, как пинцетом, двумя пальцами.

Сережик, сбитый с толку таким поворотом, удивленно посмотрел на Тронина, затем на меня и снова на мальчишку, стоящего перед ним с протянутой рукой.

— Бери! Ешь! — нетерпеливо дернув головой, потребовал Артур.

Сережик неуверенно потянулся к конфете, опасаясь, что в последний момент рука, протягивающая ее, отдернется в сторону. Но Артур ткнул конфету ему в ладонь и со всех ног побежал к отцу.

На мгновение все словно бы замерло. Сережик с удивлением и некоторой долей опаски рассматривал лежавшую у него на ладони незнакомую конфету. Тронин и уцепившийся за его штанину Артур выжидающе смотрели на Сережика. Я стоял, стараясь собрать вместе разбегающиеся в сторону мысли.

Зачем Сережик пришел сюда?.. Тронин, кажется, сказал: «Все время вертится здесь» — или что-то вроде этого… Чего хочет Сережик? Быть может, извиниться за глиняную собаку, которую сломал? Такое вполне могло прийти в голову Сережику, вот только Тронин этого не поймет… А с чего он вдруг решил угостить Сережика?.. Называет гадом, а после дает конфету… «Угости конфеткой, которую мы для него приготовили»… И достал из кармана конфету… Приготовили ДЛЯ НЕГО!

Сережик достал зеленый, круглый, блестящий, как стеклянная бусина, леденец и кинул его в рот.

И в этот момент я заметил злорадный блеск в уголках глаз Тронина.

— Нет, Сережик! Не делай этого!

Мне показалось, что я услышал, как со скрипом и треском дробится стекло у Сережика на зубах.

Тронин восторженно хлопнул себя ладонью по бедру, при этом едва не заехав по уху сыну, и захохотал как ненормальный. Вторя ему, захихикал и Артур.

Сережик, склонив голову к коленям, отплевывался кровавой слюной. Выпрямившись, он широко раскрыл рот и стал пальцами очищать его от осколков, впившихся в десны, в язык и в нёбо. Увидев, что я бегу к нему, Сережик перепрыгнул через забор и скрылся в кустах.

К Тронину я возвращаться не стал — что я мог сказать ему об этой глупой и жестокой выходке? — а, обогнув штабель бревен, вышел на проселок.

Я чувствовал омерзение, так, словно неожиданно в темноте вляпался обеими руками во что-то мокрое, холодное и скользкое. Никаких мыслей, сознание сковано судорогой. Мне было страшно, хотя я и сам не мог объяснить почему. Было ясно одно — Тронин привез с собой в деревню то, от чего я искал здесь укрытия.