Герман Чижевский - В мареве атолла Страница 9

Уэнделл давно искал способа завладеть ими, воспользоваться интереснейшими данными и выводами. Теперь его тайные помыслы загадочным образом осуществились... Он только что видел сон, прелюбопытный сон, в котором являлся участником удивительных событий и весьма энергично действовал...

Оставалось загадкой, кто принес эти бумаги и запихнул их во внутренние карманы его пиджака. Ведь бумаги лежали на его столе наяву, а наяву кто бы мог отважиться похитить их. То, что он видел и где весьма странно вел себя, был только сон...

Полный сомнений, ученый еще раз недоверчиво посмотрел на измятые листы. Голова шла кругом. Странная трансформация его тайных мыслей не поддавалась объяснению...

Взор его рассеянно блуждал по комнате, пока не остановился на пороге. Испытывая легкое головокружение, он встряхнул головой и с усилием глотнул слюну. Глаза его округлились, через плечо он продолжал глядеть на порог комнаты.

В щели под дверью беззвучно появился белый уголок бумажного листа. Потом с едва слышным шорохом медленно вполз в комнату весь лист. На нем было что-то написано чернилами.

Уэнделл смотрел на происходящее, словно знакомясь с миром иррациональных явлений. Чуть слышно шелестя, бумага ползла по полу. Арчибальд Уэнделл, конечно, не боялся обыкновенного писчего листа стандартного формата и не думал о нем ничего плохого, он также не наделял его свойствами живого существа: во всем был виноват лишь сквозняк, но подойти и поднять с полу бумагу ему почему-то не хотелось, и он продолжал молча сидеть, с неприятным чувством следя глазами за медленно ползущим листом.

Ему припомнился аналогичный случай. Однажды, когда его друзья собрались у него вечером за чашкой чаю, какая-то шальная газета внезапно появилась на виду у всех из-под двери. Спор об открытиях в телепатии сразу смолк. Сохраняя на лицах невозмутимость и вежливый интерес к неожиданно остывшему разговору, гости стали напряженно следить за газетой. Беззвучно она скользнула по паркету и, проделав замысловатую петлю, как бы исследуя комнату, неотвратимо стала приближаться к ним. Две дамы, забывшись на минуту, подняли ноги, почти прижав колени к подбородку, а мужчины просунули башмаки под стулья. Наконец, к всеобщему облегчению, вечерний выпуск "Трибюн" замер, приткнувшись к ножке кресла в дюйме от ноги Уэнделла.

И вот сейчас бумажный лист сильнее затрепетал, подпрыгнул несколько раз над полом, и, вдруг вспорхнув на его ночные туфли, подрожал немного и затих. Уэнделл выждал несколько мгновений и взял бумагу. Это была оброненная кем-то в коридоре страница из материала, разбросанного на его столе. "Каприз случая помог странице присоединиться к остальным, чтобы в них не было пробела",- не переставал изумляться Уэнделл.

"Каприз ли случая все это..." - продолжал размышлять Уэнделл. "Я вижу в этом какую-то закономерность: сначала рукопись, "чудесным" образом попавшая ко мне на стол. Потом отсутствующая страница словно бы для полноты и завершения картины..." И тут Уэнделл привстал от удивления: "Кузен Бенедикт?!. Что, если в самом деле это его проделки... Никто не знает, какими невероятными способностями может быть наделен их пленник. Что известно об обитателях мрачной бездны? Очень и очень мало". Уэнделл продолжал размышлять в этом плане и вдруг испытал неодолимое желание увидеть кальмара. Сейчас, немедленно! Он кинулся к аквариуму. Когда возбужденный Уэнделл наклонился над ним, там ничто не шевельнулось. На дне комком, вобрав щупальца, неподвижно лежал непривычного малинового цвета кальмар. "Новая странность",- решил Уэнделл. "Может быть, он спит?.." Постояв с минуту, Уэнделл собрался с духом и, держа карандаш в вытянутой руке, опустил ее в воду. Секунду он колебался, потом осторожно острием графита тронул кальмара. Затем, осмелев, кольнул вторично и сильнее. Эффекта не было. Он бесцеремонно пошевелил карандашом обмякшее щупальце.

И только сейчас заметил, какими тускло-мертвыми, безжизненными стали глаза головоногого. Уэнделл напряженно вглядывался в малиновый комок. Кальмар был мертв. Постояв немного, разочарованный Уэнделл медленно поднялся к себе.

Телефонный звонок заставил его сильно вздрогнуть. Он бросил испуганный взгляд на дверь и кинулся к столу. В мгновение ока он сгреб бумаги. Потом сообразил, что звонит телефон, и с бьющимся сердцем снял трубку.

Он не сразу узнал голос Кэйла, потому что тому была свойственна деловая манера говорить, а теперь тот начал с ничего не значащих слов. Он был явно чем-то расстроен, хотя сказал самые пустые слова.

- Ну, как поживаете, коллега? Что поделываете? - услышал он сдавленный голос.- Что-нибудь новенькое в молодой жизни?!

- Мистер Кэйл?.. Не узнал вас. Добрый вечер... Уж будто бы вы не знаете... Все так же. Как всегда. Какие у нас, у островных узников, перемены? Никаких. Все по-прежнему. Как обычно...- Он с трудом восстановил ритм дыхания.

- А вот у моего юнца, у Хьюберта Рутта, перемены есть. Перемен, что называется, полон рот... Только что звонил ему, ну и потеха!.. Пока он спал в послеобеденное время, кто-то ему вышиб зубы! Так шепелявит, что двух слов не разберешь. Мне показалось, что трубку снял не он, а кто-то другой...

У Арчибальда Уэнделла вдруг все поплыло перед глазами.

Он кашлянул и схватился рукой за стол. Кэйл в это время продолжал:

- Всегда знал его как исполнительного парня и не слышал, чтобы он был любителем потасовок.

- Он вроде бы не буян,- вставил Уэнделл.

- Возможно, в душе он и скандалист... Словом, кто-то крепко подшутил над беднягой...

- Какой позор! - еле слышно прошептал Уэнделл.

- Вы правы, это не делает нам чести,- со смешком отозвался Кэйл.

- Что за странности,- заговорил снова Уэнделл,- как к ним следует отнестись? Вы пойдете в лабораторию? - немного погодя спросил он.

- Нет. Надо срочно позвонить мистеру Лэрою.

Лесли Лэрой в этот момент был занят тем, что перочинным ножом соскребал шоколад с кремовой нейлоновой сорочки. Он не мог припомнить, когда его угораздило так перепачкаться, и время от времени принимался обсасывать места, особенно обильно пропитанные затвердевшей коричневой массой. Временами он подходил к столу и с явным удовольствием откусывал кусок шоколада от плиток, горкой, возвышавшихся на углу. "Нагрею-ка я воды,размышлял Лэрой вслух,- опущу в таз рубашку, шоколад растает и отмоется". Набросив ее на спинку стула, отправился на кухню, чтобы согреть воды. Включил электрическую плиту и, открыв дверцы посудного шкафа, начал высматривать миску или таз. Со звоном извлек желтую глубокую посудину, наполнив ее водой, поставил на плиту и зашлепал в комнату.

Персонал лаборатории обычно обедал в столовой при станции, но по утрам и вечерами часто собирались компанией: многие любили испытывать свои кулинарные способности на гостях.