Владимир Михайлов - Восточный конвой [ Ночь черного хрусталя. Восточный конвой] Страница 9

— Понятно, — сказал Милов, хотя рассуждения Граве его совсем не убедили. Впрочем, чего не случается на свете… — Значит, поселок они разгромили? — Он встал, с удовольствием потянулся. — Ну, кажется, мы достаточно отдохнули… Глядите-ка, а ведь там уже не так темно, как было только что!

И в самом деле, облака над местом, где находился поселок, словно бы посветлели.

— Ну, слава Богу, — сказала Ева. — Значит, все кончилось, люди вернулись. Может быть, и мне?.. — подумала она вслух. Милов смотрел на облака, они становились все ярче. «Нет, — сказал он, — думаю, это не обычное освещение. Может быть, это и не поселок вовсе?» «Но там именно Сайенс-виллидж, — сказала Ева, — ничего другого там нет.» Зарево разгоралось неровно, как бы играя — но упорно. «Если это поселок, то он горит, — сказал Милов, — другого объяснения не вижу». После этих слов они смотрели молча. Потом Граве сказал: «Да, это, несомненно, пожар. Колоссальный. Какой смысл был исправлять компьютер, который все равно сгорит — даже и то, чего они не успели разбить?» «Господи, — пробормотала Ева, — почему, почему? За то, что мы не купили у них сколько-то тонн капусты или томатов? Это же немыслимо и бессмысленно, это невозможно понять!» «Ну, — сказал Граве, —  люди бежали в спешке, кто-нибудь забыл выключить нагревательный прибор, а от этого до пожара — один шаг». «Пожалуй, нет, — сказал Милов, — очень уж бойко горит. Случайный пожар не распространяется так быстро: ветра почти нет. Тут скорее поджог, с разных сторон одновременно. Очень благородно с их стороны, что хоть людей выгнали из домов». Ева усмехнулась, сказала: «Ну, меня вот не» очень выгоняли — наоборот, несколько молодых людей хотели задержаться со мной в доме. Юнцы, физиономии в прыщах, решили, видимо, познакомиться вплотную. Да, вот еще что: на груди у каждого из них был пришпилен дубовый лист — по-моему, не настоящий, а то ли пластиковый, то ли матерчатый… Отличительный знак, так сказать. «Нет, — сказал Граве уверенно, — наши фермеры так не стали бы». «Как же вам удалось избавиться?» — поинтересовался Милов. «Помог хозяин дома, каратист, между прочим». «Понятно, — сказал Милов, — а почему он не убежал с вами?» Ева ответила не сразу: «Потому что я убежала сразу. Очень испугалась. Сейчас мне самой противно».

— Как бы там ни было, господа, — сказал Граве и тоже встал, — надо идти. Машины наши, вероятно, погибли, но моя застрахована, и ваша, доктор, тоже, я надеюсь? Воспользуемся ранним автобусом, только не пойдем на обзорный холм, а прямо к мосту, там он делает остановку. Да-да, я понимаю, очень прискорбно, но сейчас мы никому и ничем помочь не в состоянии — кроме наших семей, Вот и поспешим к ним. Или вы собираетесь оставаться здесь до скончания веков?

— Боюсь, — сказала Ева, — что скончание веков уже наступило.

Мужчины повернулись к ней. Она стояла, вся подавшись вперед, глядя туда, где за лесом, едва проступавшим на левом берегу, в отдалении (за эти годы лес медленно, но решительно отступил от реки, которая вместо жизни — или вперемешку с нею — несла все более концентрированную гибель; у деревьев, надо думать, есть какой-то свой инстинкт, и если каждое в отдельности уйти от опасности не может, то лес в целом такой способностью обладает, так же, как и противоположной: возвращаться, когда угроза миновала и враг леса — цивилизованный человек — оказался вынужден убраться прочь) стоял город, хотя отсюда не увидеть было и высочайшей из его кровель или башен, но и над ним должно было светить ночное зарево. Однако сейчас в той стороне было совершенно темно, и для всех, исключая Милова, в этом было нечто неестественное и страшное.

— Ни искорки, — сказала Ева почти жалобно. — Ни проблеска…

— Наверное, перебои с энергией, — успокоил Милов. — Это лучше, чем пожар.

И сделал было шаг, чтобы спуститься к реке. Однако оба его спутника по-прежнему стояли, словно в оцепенении: минувший день закончился неожиданно недобро, и от ночи следовало, наверное, ожидать каких-то новых и не менее угрожающих сюрпризов.

— Знаете, господа, — неожиданно откровенно сказал Граве, — мне страшно. Не напрасно ли мы успокаиваем себя?

Ева вцепилась пальцами в его плечо, тоже напуганная молчаливым мраком, которого даже горящий поселок не мог одолеть.

Милов остался как бы в одиночестве. Он был чужаком тут, и не его город это был, и дела у него были — свои, особенные, его спутников совершенно не касающиеся. Наверное, пора было прощаться с ними и следовать своим путем; город пока его не интересовал: его очередь, города, должна была наступить позже. Все было тихо, так что оба спутника Милова, у которых город создавал чувство общности и единой судьбы, наверняка смогут спокойно добраться до дома на своем автобусе. Надо было уходить, иначе он рисковал попасть в жестокий цейтнот. И все же что-то мешало вот так сразу повернуться и двинуться своим путем. Может быть, как раз потому, что был он здесь посторонним, он сохранил способность думать трезвее и, не имея пока никаких доказательств, как-то нутром, что ли, чувствовал: что-то не так, не в отказе покупать капусту было дело, а значит, инцидент мог оказаться не единственным, и опасность, какой бы она ни была, далеко еще не миновала — интуиция говорила так, а он привык доверять ей. Значит, рано еще было уходить? Он уже повернулся было, чтобы поторопить их, но тут горожане и сами вышли, наконец, из своей бездвижности.

— Я чувствую, как Лили зовет меня! — патетически сказал Граве. Дрожь его прошла, голос звучал едва ли не героически.

Ева же, напротив, попыталась погасить волнение насмешкой.

— Браво! — сказала она. — Вот заговорил мужчина. А вы, Дан, не спешите спасать свою благоверную? Туристы ведь ездят семьями. Где вы, кстати, ухитрились потерять ее? Или она предоставляет вам неограниченную свободу действий?

«Черт знает, что я говорю, — подумала она сама. — Зачем?»

— Я езжу один, — сказал Милов. — Догадался своевременно развестись — давным-давно.

— О, — сказала Ева, — куда только смотрят женщины? Какой шанс упускают! Ну, пора идти. Вы, надеюсь, с нами? — Это был даже не вопрос, но утверждение.

— С вами, — сказал Милов, прикинув еще, что до Центра добраться куда быстрее можно будет по шоссе, доехав на автобусе до перекрестка. — Во всяком случае, часть пути проделаем вместе, а уж там — помашу вам рукой на прощание.

— Значит, бросите нас на произвол судьбы, — сказала Ева.

Вместо ответа Милов протянул оба захваченных в пещере пистолета:

— Возьмите на всякий случай…

— Нет-нет, от этого избавьте, — сказал Граве и спрятал руки за спину. — У меня нет разрешения полиции на ношение оружия, и я не вправе…